Бабушка говорит, в каждом есть сила, только не каждый умеет её показывать. Сложно ведь выразить что-то, если и сам не знаешь, какое оно? Как выглядит, тёплое или холодное, на что похоже на ощупь, чего хочет и что умеет… Чтобы знать, особый взгляд нужен, пронзающий. Ведьмин. У бабушки, конечно, есть такой: сидит себе в левом зрачке, а как глаз позеленеет, значит, это ведьма особым взглядом смотрит. Я тоже хочу так уметь, но пока вижу только ту силу, которая копится годами и не может выйти. У нашей литрички она очень заметная: голубой червистый ком в горле разрастается каждый раз, стоит ей разозлиться. Когда я пришла в пятый класс, ком ещё помещался в её шее, а через три года расползся на всю грудь и начал светиться. Неделю назад я ошиблась и теперь ледяные полосы расползлись от учительского подбородка до живота. Меня даже затошнило, когда я это увидела: столько силы и такая противная! А ведь началось всё из-за ерунды. Ну, написала я в сочинении, что добро и зло – это относительно (так моя бабушка говорит), а злая часть есть в каждом из нас… Ну, учительница прочитала этот отрывок вслух, поулыбалась, как хэллоуинская тыква, поставила тройку и испортила мне четвертную оценку. На следующий день я на доске нарисовала зубастого монстра с голубыми червями внутри и с такой же круглой улыбающейся мордочкой, как у неё. Она увидела, поцокала языком и с той же улыбочкой вызвала родителей в школу. Я сказала, что прийти может только моя бабушка-ведьма, но литричка мне не поверила. Посмеялась, поскалилась, прямо как мой рисунок, и говорит: “Приводи свою бабушку-ведьму, будем вместе с ней… колдовать”. После этого ком внутри у учительницы и стал таким большим. Бабушка сходила на встречу. Я ждала под дверью, пыталась подслушать, но ничего не поняла. По пути домой спросила, о чём они говорили, но бабушка только отмахнулась: “Объяснила ей, что этическое воспитание следует начинать с себя, на том и порешили”. Я решила не вникать и рассказала про разросшуюся силу, а бабушка говорит – “Вот тебе и клиент, почему нет? Избавишь? Для тренировки? ” Но я отказалась, потому что литричка злюка, с чего мне ей помогать? Бабушка посмеялась фирменным ведьминым смехом, от которого дрожат стёкла и напомнила: “А кто у нас написал в сочинении, что добро и зло – понятия относительные, и злая часть есть в каждом? ” *** День Лидии Михайловны не задался с утра. Сначала дурацкая карикатура на доске. Потом целый класс гиперактивных пятиклашек, ни один из которых не выучил стихотворение – весь план урока насмарку. Потом недоваренная гречка с переслащённым чаем. Потом сообщение от Паши: он хочет забрать холодильник немедленно. А как она без холодильника, он бы о ней хоть немного подумал, эгоист! Но ему она ничего такого не скажет, она же культурная девушка. Потом проверка домашних работ затянулась на лишний час, а всё из-за кривых почерков. И кто, спрашивается, учил этих оболтусов писать прописи? В первом классе надо было показывать, как выглядят буквы, – в первом! Ух, встретить бы их классную из началки, высказать бы ей… Впрочем, Лидия Михайловна каждый день встречала её за обедом и вряд ли высказала бы своей лучшей подруге Леночке всё, что думала. Вместо этого она вздыхала, закатывала глаза и уныло тянула, как трудно проверять домашние работы, когда дети так плохо пишут. Леночка тут же подключалась: “И не говори, Лидочка, со своими клавиатурами совсем разучились держать ручку! ” Лидия Михайловна кивала, ругала гаджеты, но внутри чувствовала холодное пятно чего-то непонятного и страшного. Это оно довольно урчало, когда она ставила двойки или ругала чужой почерк. Во время чтения последней работы в кабинет приползла бабушка Ворониной. Вместо согласия, что девочка ошиблась, чокнутая старуха прочитала нравоучение. “Начните с себя и обнаружите, сколько в вас как доброго, так и не очень”, да неужели! Теперь понятно, почему у неё такая странная внучка. Как только дверь в класс закрылась с обратной стороны, Лидия Михайловна с удовольствием поставила в раскрытой тетради двойку. Пятно в груди с энтузиазмом завозилось: выводить эту красивую, лебединую двойку было почти физически приятно. Закончив с каллиграфией, литричка посмотрела в окно и с досадой хлопнула ладонью по столу – на улице хлестал дождь. Под разгоняемыми ветром холодными плетями плелась старуха под руку с внучкой. Бабушка показала вверх, девочка повернулась, и Лидия Михайловна отстранилась от окна – почему-то она была твёрдо уверена, что несмотря на дождь и расстояние Воронина видит её, и видит что-то такое, что никому не нужно показывать. *** Мои одноклассники не любят, когда их забирают из школы взрослые, но мне нравится. Одно дело – трястись два часа в автобусе до пригородной остановки, а другое – зайти с бабушкой в рощу, где никто не ходит, и взлететь оттуда. И город сверху можно посмотреть, и быстрее в три раза. Жалко, что мне самой пока нельзя летать: это как с водительскими правами, только с восемнадцати лет. Так что пользуюсь каждой возможностью, когда у бабушки есть время. Но в этот раз мне было трудно любоваться осенним лесом: летела и понимала, что внизу всё такое особенно жёлто-зелёно-пятнистое, но не могла сосредоточиться. На выходе из школы я услышала беседу двух девчонок из параллельного: одна рассказывала другой, как их предыдущая классная психанула и отрезала у одного ученика слишком длинную чёлку: “Представляешь, без разрешения подошла прямо на уроке и отрезала! При всех! Теперь её, конечно, уволили…” Так что вместо природы мне мерещился то мальчик, который растерянно щупает стриженную голову, то те ледяные червяки, которые копились в Лидии Михайловне и могли бы стать чем-то полезным, если бы не мариновались внутри просто так. Конечно, я не собиралась ей помогать, но почему-то меня расстраивала эта картина. Я представляла, как учительница будет каждый день приходить на уроки, а силы будет становиться ещё больше и скоро она заполонит её всю, от макушки до кончиков пальцев, и вот тогда… Кстати, а что тогда? Может, из-за такого и отрезают чужие чёлки? – Бабушка, что бывает, когда сила прорывается против воли хозяина? – я не была уверена, что меня слышно сквозь ветряной свист, но слишком хотелось скорее узнать ответ. – Нервные срывы, стрессы, расстройства и даже природные катаклизмы, если силы было слишком много! – Ох, мне бы бабушкин голос, орёт громче сирены. – А что такое? – А если Лидию Михайловну прорвёт? – Не знаю, но надеюсь, дети не пострадают… – бабушка нахмурилась. – Я бы на твоём месте всё-таки помогла ей заметить проблему и вывести излишки, пока не поздно. – А ты почему не сделаешь? – Разве мне, уважаемой старой ведьме, положено заниматься такими мелкими глупостями? Моя сила для этого слишком ценна и ограничена, – бабушка расхохоталась так, что от нас шарахнулась ворона. – Хочешь, давай посмотрим на твою преподавательницу вместе и подумаем, как поступить? Я кивнула. Бабушка закрыла глаза на пару секунд, определила, куда лететь, и мы повернули назад, туда, где литричка должна была выйти из автобуса. Скоро мы приземлились за кустами на пустыре. Когда выбрались, я увидела, что Лидия Михайловна стоит совсем недалеко от нас у огромной лужи и сердито смотрит в сторону единственного светящегося окна раздолбанного дома. Учительница сжимала кулаки и губы, бормотала ругательства, а сила в ней поползла уже ниже пупка. Нас литричка не видела: сумерки сделали своё дело. Я смотрела на Лидию Михайловну и понимала, как же она мне не нравится… И при этом от меня теперь зависело, как проявится её сила, агрессивно или нет. Бабушка такими глупостями давно не занимается, энергию зря не тратит: это дело только для молодых и сильных ведьм, тут она права. И прежде чем учительница сделала следующий шаг, я придумала, как помочь так, чтобы не переступать через себя. Она только получит то, что хочет, – впервые получит. *** Последней каплей стала сверкнувшая искра сигаретного бычка, мелькнувшая прямо перед носом Лидии Михайловны. Конечно, учительница понимала, что даже если бы в неё попали, ничего страшного не случилось бы, но, в конце концов! Сначала карикатура, потом почерк, перманентно тупая подруга, которая не умеет учить, невкусная гречка и сахарный сироп вместо чая, бывший с холодильником и дурацкая старуха, а теперь в неё ещё и кидаются мусором?! – Да что б вы все утонули, – буркнула Лидия Михайловна в сторону открытого окна, моргнула и оказалась на кочке посреди сияющей нескончаемой лужи. Здания рядом больше не было. Не было и пустыря, и кустов. Только вода гигантским зеркалом отражала тёмное небо. – Эй… Этого не могло быть, в реальности так не бывает! Лидия Михайловна топталась на скользком камне и оглядывалась. Был же дом, только что был, и бычок этот был, пока не улетел… в лужу… И человек был, который его бросил, а потом она сказала, чтобы все утонули, и все – утонули, что ли? А если так, что теперь делать? Литричка посмотрела в воду и вместо своего отражения увидела опухшее лицо утопленницы Ворониной. Зеркальная поверхность раскрылась, выпустив на волю ледяную бледную руку. – Ты боишься? Я могу помочь, – голос девочки звучал так отчётливо, будто она говорила не из воды, а Лидии Михайловне на ухо. – Но не из добра к тебе, ведь ты мне совсем не нравишься. Только из добра к другим. – Ч-что мне д-делать? – да, если бы утром литричке сказали, что придётся просить помощи у Ворониной, она бы только покрутила пальцем у виска. – Возьми меня за руку и поддайся. Рука, выставленная ладонью вверх, не внушала доверия, трогать эту неестественно белую кисть совсем не хотелось. Лидия Михайловна нервно перебирала в уме рассказы о русалках и думала о том, что обиженная Воронина, вообще-то, так себе помощник и она вряд ли предлагает поддержку из хороших побуждений. Если бы можно было хотя бы оценить риск, ну хоть коснуться этой руки одним пальцем…А вдруг можно? – Э, нет, мы так не договаривались, – спокойно сообщило девичье лицо и подмигнуло. – Возьми меня за руку и поддайся. И помни, что это не из добра к тебе и что я могу сейчас сделать вообще что угодно. По твоей теории я уже зло и ничего хорошего не могу, да? – Я… Нет, не хочу, не верю, – Лидия Михайловна брезгливо дёрнулась и замахала руками, удерживая равновесие на камне. – Ладно, тогда я поплыву… – рука грациозно помахала на прощание, уходя под воду. Никакой другой надежды на спасение вокруг не было. – Нет! В последний момент Лидия Михайловна вцепилась в мерзкую скользкую кисть, пошатнулась и съехала с мокрой кочки прямо в воду. Воронина рванула вниз, лёгкие литрички наполнились ледяной водой. Булькая и молотя руками и ногами, Лидия Михайловна думала только о том, чтобы вырваться, догнать обманщицу и выпустить из себя всё, что она думает, всё, что чувствует: рвать, терзать, душить, ведь уже никто не оценит, никто не осудит, все утонули… Но Воронина исчезла вместе с водой, а городская окраина вернулась обратно. Никакого потопа, только лужа посреди дороги. – Ты какого мусором кидаешься, тут вообще-то люди ходят! – Лидия Михайловна кричала и чувствовала, как развязывается что-то, сжимавшее её внутренности, кажется, несколько часов, дней и даже лет. – Э… Извините, не видел! Выглянувший в окно мужчина оказался вовсе не таким исчадием ада, чтобы топить из-за него весь мир. Но как приятно было отреагировать честно: – Глаза разуй! Как же хорошо теперь дышалось, как легко кричалось! Литричка шла посреди лужи, размахивая сумкой и смеясь так, что в одиноком доме у пустыря задрожали стёкла. Сейчас она позвонит Паше и скажет всё, что о нём думает, а завтра искренне объяснит подруге Леночке, что давно злится на неё за плохую работу. Она теперь умеет, и никакой ком в горле не позволит словам застрять. *** После следующего урока литературы пара моих одноклассниц жаловались, что литричка прикрикнула на них, хмурилась и была “без настроения”. Я же только порадовалась, что впервые она не притворялась. Особым взглядом видно, что ледяные черви внутри неё растаяли, и бабушка говорит, что это хороший знак. Всё-таки круто, когда твоя бабушка - ведьма! Автор: Катя Бременская Оригинальная публикация ВК.