Я остался без звена: Четвёртый, как и обещал, сразу по возвращению из Тегерана сдался врачам, а Третьего у меня ещё раньше забрали на повышение. Он в 3 эскадрилье стал командиром звена у лейтенантов. Остались мы вдвоём со Вторым. Пара — первичная тактическая единица в истребительной авиации. Зародыш звена. Мы оставались за пределами штатов полка — без самолётов и личного состава. Дело, конечно, заманчивое, но перестало меня радовать, ибо - чревато: то ли сокращением из армии, то ли малой востребованностью на полётах. А полку в этом учебном году в Мары лететь на проверку. Хорошо бы к этому времени полноценное звено заиметь. Но все лётчики уже распределены по эскадрильям, лишних нет.
К этому времени в полк уже пришёл приказ о снятии с меня взыскания, наложенного на меня в связи с угоном самолёта лётчиком в Турцию, и о возвращении мне майорской должности. Все майорские должности были заняты, наметилась только одна возможная вакансия — должность того самого замкомэски, не долетевшего до Мехрабада на первом перегоне самолётов МиГ-29 в Иран. В полку его уже не было, убыл к новому месту службы, но приказы из Москвы к нам на периферию добираются месяцами. Офицера нет, а его обязанности кто-то должен исполнять. А тут я — внештатный командир звена, целый майор без звена — приписан к эскадрилье, где нет зама. Возложили эту обязанность на меня. Пока окончательно прояснится картина с бумажками по передвижению кадров. Комэской у меня, тот самый, что был снят за угон вместе со мной, теперь, после снятия взыскания, уже официально возвращён на свою должность и мы с ним опять в связке.
В текущем 1990 году полк лишился нескольких лётчиков: замкомэски из нашей группы перегона за потерю самолёта, старлея на медкомиссии списали, мой Четвёртый решил воткнуть штык в землю — пожаловался на головные боли, и ещё один капитан. Последний стал жертвой коммерциализации советского общества. В отпуске он поработал у частника — своего родственника — и на ремонте телевизоров за неделю заработал месячное денежное содержание старшего лётчика. Это его так пришибло, что он решил списаться с лётной работы и уйти в бизнес. У него было три дочери, надо приданное дочкам зарабатывать. Диагнозы к этому времени у него уже были, поэтому его легко списали. Он не стал ждать приказа об увольнении, а сразу убыл со своим семейством и скарбом на родину. Типа, потом получу ваше жалкое денежное содержание, а могу и не получать, на ремонте теликов больше заработаю, пока приказ об увольнении придёт. А сроки поступления приказов из Москвы, и правда, увеличились.
25 декабря поучаствовал в смешанной лётной смене. Днём слетал на сложный пилотаж и одиночный воздушный бой с истребителем — это один полёт. А ночью отметился инструкторским полётом на спарке МиГ-29УБ и, третьей заправкой, - на перехвате в облаках. Продлил сроки по важным видам лётной подготовки днём и ночью. Календарный год закончился. Налёт за месяц получился восемь часов на семь полётов, из них — два ночных. Такое соотношение налёта и полётов получилось благодаря перегону, где каждый этап длился по полтора часа. А на лётной смене средний налёт получается около тридцати пяти минут на полёт в районе аэродрома.
За прошедший год получил всего два новых допуска, хотя, назвать их новыми вряд ли — правильно. Они у меня уже были, но теперь я их понизил, что у нас означает — улучшил лётные навыки. Днём понизил свой взлётный минимум на МиГ-29 до полётной видимости 400 метров и высоты нижней границы облаков 30 метров. А ночью понизил посадочный минимум до видимости 2 километра и высоте нижней границы облачности 200 метров. Двести метров — высота прохода дальнего привода на глиссаде захода на посадку, а он стоит в 4 километрах от торца ВПП в стандартной схеме размещения. Из облаков вынырнул, а полосы ещё не видно, если видимость будет 2 километра, полоса проявится на высоте 100 метров на глиссаде. До касания бетонки колёсами порядка 20 секунд. Если у тебя ошибки в выдерживании глиссады не было. Есть возможность исправить мелкие боковые уклонения порядка плюс-минус 10 метров, чтобы попасть в полосу точного приземления. Если же влётанность не в дугу, или опыта мало, то тут уж не до полосы точного приземления — хоть бы на ВПП попасть и удержаться на ней. Можно уйти на второй круг, но не факт, что погода станет лучше, а уж сил у тебя точно не прибавится на следующий заход.
Общий налёт за прошедший 1990 год составил 61 час на 81 полёт. Четвёртая часть этого налёта — ночная. Квалификацию лётчика 1 класса подтвердил, но все нормы выполнены по самому минимуму. Картина — грустная. Приходится держаться на лётном опыте, а не на регулярной влётанности. В 1987 году, когда в Мерзебурге я уже был заменщиком и лишнего ресурса в тамошнем полку на меня не тратили, и то налетал 77 часов. В следующем году, уже с нового полка, был на курсах замполитов четыре месяца и налетал только 56 часов. Так я же ещё и в отпуске был — полгода отсутствовал в полку. В 1989 году общий налёт составил 80 часов, но здесь помогла проверка полка на авиабазе Мары. Да и должность у меня после снятия с замполитской должности оказалась более востребованной на проверке — командир звена. И лётчики в звене были 1 класса, капитаны. Полетали с богатыми впечатлениями.
Перспективы по налёту на будущий год не радуют. И статистика указывает на снижение ежегодного налёта и его качества, и общая обстановка в стране и в Грузии. Не приходится ожидать хорошего налёта, хотя полк опять летит на проверку в Мары. Вот только звена у меня полновесного нет, и должность исполняю за того парня. Моя-то должность за штатами в полку. И что я делаю в армии? На что надеюсь? Непонятно. Привычка меня держит на службе, а жизнь на гражданке пугает. Чем там мне заниматься? Да и как из армии уйти, где для меня никаких перспектив по службе не осталось, а летать приходится на старом опыте, ведь закона такого нет: захотел — уволился по рапорту. Долг государству надо отдать по полной, только затраты на постоянное поддержание твоего здоровья лечением могут подвигнуть армию избавиться от тебя. Пока что никакого диагноза себе не нажил, как некоторые предусмотрительные коллеги.
Новый год встретили дома в семейной обстановке. Это — редкая удача! Хотя, с другой стороны, мы все — старшие офицеры, можно уже и дома встречать новогодний праздник. Тем более, что к личному составу в казарме ни один из нас непосредственного отношения не имеет. Никодимов — штурман-программист, Пилюшкин — Руководитель полётов, а я — командир звена вне штатов полка.
Хотя продовольственная обстановка в стране и в гарнизоне совсем не радует, наши жёны умудрились уставить стол традиционными этому празднику яствами, а со спиртными напитками в нашем городе никаких проблем нет. Каждый пришёл с тем, что любит сам, только «Советское шампанское» на всю компанию заготовил я, поскольку была очередь праздновать на нашей квартире.
Конечно, поводов грустить было гораздо больше, чем праздновать наступающий 1991 год, но мы молоды, полны сил и надежд на лучшее. Однако, разговор о перспективах дальнейшей службы в армии ожидаемо возник, его инициатором были наши жёны. У нас — их мужей — уже была нужная для пенсии выслуга лет, а перспектив по службе — никаких. Обстановка вокруг сгущается: мы — русские — превратились в Грузии в презираемое национальное меньшинство. И если бы не наличное вооружение этого меньшинства, нас бы давно стёрли с лица земли и из памяти грузинской. Но в этих местах силу уважают. Хотя бы — её внешние атрибуты: аэродром, самолёты, бомбы, ракеты, автоматы в оружейках, бойцы на постах. Много местного населения служит в полку и частях обеспечения. Денежное содержание — это их хлеб. И пока не появилось другого надёжного источника благополучия, грузины-военнослужащие будут поддерживать нас.
Но Грузия уже объявила о подчинении сил правопорядка своему МВД и призвала граждан переходить в воинские части под юрисдикцией республики. Желательно — со своим оружием. Понятно было, что следующим шагом станет создание собственной армии. И вот тогда дело станет только за способностью Грузии платить своим военнослужащим денежное содержание больше, чем в Советской армии. Если оно реально будет приличным, то местные кадры побегут в грузинскую армию. Своя рубашка…
Как ни крути, а Грузия стала опасным местом службы, пора, по мнению жён, думать о гражданском поприще. А что нам, советским офицерам, о нём можно думать? Где на гражданке ждут лётчиков-истребителей? В ГА нас никогда не жаловали, туда и «дальникам» было трудно пробиться после службы. Получается, что надо надеяться на родственников и знакомых в получении приличной работы по месту жительства. Увы, никто из нас похвалиться важными знакомствами на родине не мог. Мои родственники в сельской местности живут, у Пилюшкина — в небольшом городе, только тесть Никодимова обосновался в Харькове и звал туда зятя на житьё. Да какое оно житьё - в примаках?
Короче, мужья не стали развивать тему увольнения из армии. Перспективы на гражданке никак не вырисовывались радужными красками, так — серое пятно. Белый шум. Но жена Никодимова не успокаивалась — она-то хотела к своим родителям приткнуться — и предложила соревнование по увольнению из армии. Мужья совсем не воодушевились этой идеей. А я брякнул, мол, точно знаю кто уволится из армии первым. Все на меня посмотрели с вопросом во взоре, но я не стал расшифровывать. Сам не понял к чему это брякнул. Конкретных планов на увольнение у меня не было. Да и желания такого уж жгучего уволиться не было. Вот перевестись куда-нибудь во внутренний округ или замениться ещё раз в Германию, это - другое дело. Но таких возможностей — влиять на это - у меня не было. Игра случая.
Зачем я туману напустил на своё предполагаемое увольнение? Интриган хренов.
