По второму образованию я юрист и мне всегда было интересно, как работают правовые системы в разных странах и в разное время. Рим, Византия, Англия 18 века, США 19 века и сейчас.
И, конечно, самое интересное для рожденного в СССР – Советская правовая система. Тем более, что среди родственников были и представители правоохранительных органов и люди с другой стороны Закона.
Когда нам читали лекции по уголовному праву, преподаватель не раз с грустью отмечал, что в Сталинское время в судах было до 10 процентов оправдательных приговоров, а сейчас всего 0,8.
Потом, на семинаре по правоприменительной практике, мы разбирали причины такой разницы. Основная проблема, по мнению нашего профессора, заключалась в том, что к 70-м годам 20 века в стране сформировалось то, что называют «Правоохранительные органы» и суды, а значит и судьи, стали считать себя их частью, а не самостоятельным органом, отвечающим за Законность.
Контроль за соблюдением Законов возложили на Прокуратуру и прокуроров, которые также считали себя неотъемлемой частью Правоохранительных органов. Так что, по мере ухода с работы старых представителей судов, процент оправдательных приговоров начал снижаться.
Сейчас ситуация такая же, как и конце 80-х .
В 2021 году в судах рассматривалось 73 тысячи уголовных дел. Оправдательных приговоров по завершенным делам меньше 1 процента. При этом, статистика говорит, что впервые произошел рост таких решений с 2013 года.
Мне было интересно, как же так – репрессии времен Великой чистки и работающее правосудие с реально состязательным уголовным процессом? Что-то не вяжется.
Все вяжется, как уверил меня один старый судья и бывший военный прокурор.
Просто политические дела, которые составляли мизерную часть от всего судебного производства, если рассматривались в суде, то чаще всего в особом порядке и особыми же судьями. А в уголовном процессе участвовали судьи, которые учились еще у дореволюционных юристов и преподавателей. Так что, закон был для многих судей Законом.
Не знаю, может быть он и прав. Не было времени серьезно заняться этим вопросом.
Но не только уголовное судопроизводство велось, на удивление, согласно букве закона. Дела по защите чести и достоинства также рассматривались судами. И не было чем-то необычным, если «Сталинский суд» становился на сторону простых граждан и наказывал начальство.
В семье моей матери был такой пример Сталинского правосудия.
Этот случай произошел сразу после освобождения хутора от фашистов. Я не пишу, от немцев, потому как в нашем хуторе присутствовали не только немцы, но и румыны. Это отдельная история, о которой я расскажу в другом материале.
Румыны были, и занимались исключительно тем, что кошмарили местных и слонялись по хутору в поисках чего-то съестного.
- Мамка, курки- яйки! Пуф-пуф!
Местные жители их ненавидели, а немцы презирали.
Колхозное хозяйство захватчики сохранили и заставили хуторян работать в том же режиме, что и ранее. Только за работу они вообще не платили и люди кое-как выживали исключительно за счет личных хозяйств, на которые делали набеги голодные румыны.
В 43 году к хутору подошли советские войска и немцы бежали, прихватив в собой, все что смогли унести. А унесли они много чего – немцы народ хозяйственный.
Все колхозное оборудование, весь транспорт, всех животных, все съестные припасы и даже все материалы.
Новое руководство колхоза, присланное из освобожденного Ростова, было шокировано, как, впрочем, и жители хутора. Было увезено практически все – даже короба под зерно и муку. И вот тут мы подходим к сути моего повествования.
Как быстро можно было решить проблему оборудования?
Заказать его в районе, но не забываем, что шла война и все работало для фронта. Попросить у местных жителей помочь – хороший вариант, и помогли бы.
Но приезжая дама, назначенная председателем колхоза, как-то сильно недолюбливала казаков и выбрала самый радикальный способ – конфискация.
Она с парой членов правления и милиционером ходила по дворам и, заглядывая в список, тыкала пальцем:
- Это, и вот это забирайте!
И так двор за двором. Так дошла она и до нашего двора. Усадьба бабушки располагалась на окраине хутора в балке. Так что, наш двор был последним.
Комиссия вошла во двор и все сразу прошли в дом.
В доме было шаром покати. Во время оккупации бабушка с 5 детьми жила в отдельно-стоящем погребе, а дом был занят немцами и они при бегстве не оставили в доме ничего ценного - ни инструмента, ни припасов. Даже подушки и те уволокли.
Чиновница глянула на бабушку, на детей, развернулась, вышла из дома и пошла в сарай.
Там она увидела короб для муки и заглянула в него. В нем было пара килограмм пшеничной муки грубого помола. Начальница обернулась и сказала сопровождающим:
- Короб заберите.
Бабушка возмутилась. Как так, муку на землю что ли высыпать?
Начался спор, и дернул же бабушку черт за язык сказать, что родная советская власть ведет себя не лучше немцев.
А дело в том, что перед приходом этой комиссии, в дом уже приходили и забрали половину картошки на посадку. Это было понятно.
Колхозу, конечно, нужно было что-то сажать, но короб, с точки зрения хозяйки, это уже был перебор.
Грозную председательшу прорвало. Что она только не несла. Кричала на всю балку и при всех ее жителях, которые подтянулись к бабушкиному дому и столпились у калитки.
Довести казачку до слез было сложно, но бабушка очень сильно оскорбилась. Особенно из-за последних слов начальницы, которая орала что вообще все хуторские бабы, и моя бабушка в частности, с немцами ……..
Видать чем-то ей казачки насолили в жизни.
И такие обвинения были обидны для 40-летней женщины с детьми. Младшей девочке – моей матери было всего 2 с небольшим года.
Короб все-таки забрали, под неодобрительные взгляды казачек и стариков, и унесли.
Все начали кричать, что это дело нельзя так оставлять и нужно что-то делать.
На счастье, среди присутствующих была новая директор школы, которую прислали из района восстанавливать местную семилетку и налаживать учебный процесс.
Война-войной, но дети должны учиться. Они и так пропустили очень много.
Это была нестарая еще еврейка, которая, кстати, отлично прижилась в казачьем хуторе и когда ее перевели в начале 50-х в Ростов, все об этом очень жалели.
Она обратилась к бабушке с предложением помочь ей написать заявление в суд. Кто-то начал сомневаться, но бабушка была настроена решительно. Заявление было составлено и отправлено в район. «Директорша» вызвалась представлять интересы бабушки. Как я понимаю, стала представителем истца. Бабушка ни читать, ни писать не умела, но это отдельная история.
Суд состоялся через несколько месяцев. Это была выездная сессия – обычное по тем временам дело, когда в один день рассматривалось сразу несколько дел в одном населенном пункте. Заседание проходило в клубе в субботу.
Местный клуб вместил малую часть жителей хутора, а тем кому места не хватило, расположились на улице. Все ждали, что будет и очень немногие надеялись, что председательшу как-то накажут. Ходили разговоры, что достанется моей бабушке и некоторые женщины жалостливо на нее поглядывали.
Заседание не затянулось. Заслушали бабушку, председательшу и членов комиссии. По совету хуторской правозащитницы, бабушка не настаивала на возврате короба. Главное требование заключалось в том, чтобы начальница публично принесла извинения за оскорбления.
Заслушали свидетелей. Все, как один, рассказывали в каких выражениях общалась с бабушкой грозная председатель колхоза.
В конце заседания выступила директор школы и мягко указала суду на то, что недопустимо представителю власти оскорблять жену, погибшего в боях с фашистами, солдата. Дед погиб в 1942 году.
Совещался суд недолго и постановил что, председатель колхоза должна публично принести извинение перед бабушкой и вернуть несчастный короб.
На удивление, женщина не стала спорить и тут же принесла извинения перед бабушкой. Короб тоже вернули.
Мстить бабушке за строптивость никто не стал, а через пару лет председательшу перевели куда-то в другой район.
Это был не последний случай, когда бабушка сталкивалась с судами. В 1946 году ее обвинили в сборе колосков. Была такая практика – гонять крестьян по пустым полям. Но и тогда все обошлось.
Отделалась она только предупреждением – повезло. Суд принял во внимание наличие малолетних детей и ее вдовство.
Такие вот примеры были в семье.
А вот в семье отца были совсем другие истории: срок за бандитизм в 20-х годах, сразу после Гражданской войны; осуждение и расстрел по 58 статье; те самые колоски, но уже на 2 года.
Всяко случалось. Как, в принципе, и у многих.
Я тут, что подумал? Сейчас еще остались люди, жившие во время войны и что-то еще помнящие, но они быстро уходят, а с ними уходит память о тех годах. Вот и решил, хоть что-то записать, пока есть кого расспросить и послушать.
Мне кажется, что у многих есть такие истории. Может подумаете, как-то все запечатлеть? Время идет и те события все дальше от нас, а свидетелей все меньше, и меньше.