«ОН НЕ ДАВАЛ НИКОМУ ЧИТАТЬ СВОИ ТЕКСТЫ. КОНФУЗИЛСЯ И МЯЛ ИСПИСАННУЮ БУМАГУ...»
Мы не так уж много знаем детстве и юности Ильи Ильфа. В его записных книжках есть фраза: «Закройте дверь. Я скажу вам всю правду. Я родился в бедной еврейской семье и учился на медные деньги». Да, так и есть: он появился на свет в 1897 году, в семье одесского банковского служащего, едва сводившего концы с концами. Окончил среднее техническое училище и, будучи совсем молодым человеком, переменил множество работ: трудился то на фабрике ручных гранат, то на телефонной станции, то в чертежном бюро, то в бухгалтерии. Успел повоевать на Гражданской: хоть и был негоден к военной службе, попал в полк, сформированный из таких же не отличавшихся идеальным здоровьем призывников. Чаще всего у них, как и у Ильфа, было слабое зрение, они носили очки, блестевшие на солнце - и поэтому полк прозвали «стеклянным батальоном». (Кстати, очки Ильфа потом вспоминали почти все мемуаристы, например, Константин Паустовский: "Большие губы делали его похожим на негра. Он был так же высок и тонок, как негры из племени Мали - самого изящного черного племени в Африке. Больше всего поражали меня чистота его глаз, их блеск и пристальность. Блеск усиливался от толстых небольших стекол пенсне без оправы. Стекла были очень яркие, будто сделанные из хрусталя...»)
О Гражданской войне Ильф написал несколько рассказов. В целом, его ранние литературные опыты не производят какого-то оглушительного впечатления (хотя, например, рассказ «Повелитель евреев» отдельные ценители сегодня называют гениальным). Ильф и сам не был уверен в собственных силах. Тем более, он был необыкновенно начитанным молодым человеком - и чужие шедевры явно давили на него, мешали писать, не давали разглядеть талант в самом себе.
В 1923-м сбылась его мечта провинциала: он добрался до Москвы. Устроился в газету «Гудок» сперва библиотекарем, а потом литобработчиком (то есть переделывал письма малограмотных трудящихся в острые заметки с мест), но сам сочинял немного. Фельетоны, репортажи - да, а прозу - по минимуму. Когда все-таки что-то писал, не давал никому читать - «конфузясь, мял и прятал исписанную бумагу», откровенно стыдясь написанного. Коллеги восхищались его газетными публикациями, но были все шансы, что за пределами редакции и аудитории тогдашнего «Гудка» об Ильфе никто и никогда не услышит.
ШЕРЛОК ХОЛМС И КИСА ВОРОБЬЯНИНОВ
Дальнейшее пересказывалось множество раз. Валентин Катаев (тоже одессит, тоже сотрудник «Гудка», приютивший на первых порах Ильфа в своей московской квартире) предложил ему и своему младшему брату Евгению Катаеву (перетащенному в Москву из опасений, что в Одессе, где он работал инспектором уголовного розыска, его могут убить бандиты) написать романы. Сюжет был позаимствован из рассказов Конан Дойла «Шесть Наполеонов» (там в одном из шести идентичных бюстов Бонапарта была спрятана черная жемчужина Борджиа) и «Голубой карбункул» (там вор дал проглотить драгоценный камень гусю, рассчитывая использовать птицу в качестве контейнера - а потом был вынужден разыскивать этого гуся по всему Лондону). Только в сюжете Катаева были стулья: под сиденьем одного из них спрятали деньги.
Ильф и Катаев-младший (он взял себе псевдоним Петров, уступив настоящую фамилию брату) решили сочинить не два романа, а один. Ильф сказал: «Попробуем писать вместе, одновременно каждую строчку вместе. Понимаете? Один будет писать, другой в это время будет сидеть рядом».
Но это оказалось невероятно тяжело. Петров вспоминал: «Мы знали с детства, что такое труд. Но никогда не представляли себе, как трудно писать роман. Если бы я не боялся показаться банальным, я сказал бы, что мы писали кровью. Мы уходили из Дворца Труда (там располагалась редакция «Гудка». - Ред.) в два или три часа ночи, ошеломленные, почти задохшиеся от папиросного дыма. Мы возвращались домой по мокрым и пустым московским переулкам, освещенным зеленоватыми газовыми фонарями, не в состоянии произнести ни слова. Иногда нас охватывало отчаяние».
Еще Петров вспоминал, что Остап Бендер поначалу был в романе почти эпизодическим персонажем: «Для него у нас была приготовлена фраза, которую мы слышали от одного нашего знакомого биллиардиста: «Ключ от квартиры, где деньги лежат». Но Бендер стал постепенно выпирать из приготовленных для него рамок. Скоро мы уже не могли с ним сладить. К концу романа мы обращались с ним как с живым человеком и часто сердились на него за нахальство, с которым он пролезал почти в каждую главу». Соавторы обозлились на Бендера настолько, что в финале его убили. Ну, точнее, решили его судьбу с помощью жребия: засунули в сахарницу две бумажки, одну чистую, другую с черепом и костями. Вытащили бумажку с черепом - и через полчаса прикончили великого комбинатора. «Впоследствии мы очень досадовали на это легкомыслие, которое можно было объяснить лишь молодостью и слишком большим запасом веселья». В «Золотом теленке» пришлось объяснять неожиданное воскрешение Бендера своевременной помощью подоспевших (откуда? каким образом?) хирургов.
О чем Петров промолчал в своих воспоминаниях - так это об огромной редакторской работе, которую они с Ильфом в конце концов проделали с рукописью. Они правили текст постоянно, в каждом новом издании. Первый вариант был в два раза длиннее и водянистее, он нуждался в радикальном сокращении, и они его сокращали и совершенствовали без устали.
«ПОЛЮБИТЬ СОВЕТСКУЮ ВЛАСТЬ МАЛО. НАДО, ЧТОБЫ ОНА ТЕБЯ ПОЛЮБИЛА!»
«В житейски-обывательском смысле он был, пожалуй, злой человек» - писал об Ильфе прозаик Георгий Мунблит. - «Только вежливостью умерялась его жестокость в отношениях с глупыми, чванными и бездарными свистунами, которых так много еще вьется вокруг литературы, театра, кино. Но конечно же это была святая жестокость, вызванная пониманием несообразности существования таких человечков с жизнью, которую ведут в нашей стране настоящие люди».
И тот же Мунблит вспоминал: «Он выглядел, разговаривал и держался до чрезвычайности просто, так, что случайному его собеседнику никогда бы и в голову не пришло, что перед ним писатель, да еще писатель, отлично ему известный. Подчеркнуто обыкновенный костюм, обыкновенная манера говорить, очень прозрачные и очень блестящие стекла пенсне, чисто выбритое, розовое лицо и прищуренные, немного насмешливые глаза - все было в нем таким, каким могло быть у любого инженера, врача или учителя...»
О вежливости и скромности Ильфа ходят легенды. Евгений Петров, переживший его на пять лет (Ильф умер в 1937-м от туберкулеза, а Петров погиб в 1942-м на войне) был поражен тем, что даже о своей смертельной болезни в записных книжках соавтор упомянул всего в паре строчек, и то не впрямую. Естественно, он не оставил и мемуаров. И даже друзьям особо не рассказывал о личной жизни (в которой, впрочем, не было ничего сенсационного: он женился один раз и прожил с супругой Марией Тарасенко до самой смерти, у них родилась дочь Александра. А еще он страстно увлекался фотографией - дочь, дожившая до 2013 года, издала целый фотоальбом с видами Москвы 30-х).
Еще Ильф был убежденным коммунистом и сторонником советской власти. Он даже говорил: «Полюбить советскую власть - этого мало. Надо, чтобы советская власть тебя полюбила». То есть надо делать для нее все, что можешь. Если бы туберкулез пощадил его и дал дожить до 1948 года, Ильф узнал бы, что такое разочарование в любви. Тогда Союз писателей принял решение, согласно которому переиздание «12 стульев» и «Золотого теленка» объявлялось «грубой политической ошибкой». Романы назвали «клеветой на советское общество». «Авторам присущи были буржуазно-интеллигентский скептицизм и нигилизм по отношению ко многим сторонам и явлениям советской жизни, дорогим и священным для советского человека». «Рядовые советские люди, честные труженики подвергаются в романах осмеянию с позиций буржуазно-интеллигентского высокомерия и «наплевизма». «Все это, вместе взятое, не позволяет назвать эту книгу Ильфа и Петрова иначе как книгой пасквилянтской и клеветнической»...
На восемь лет их романы были запрещены - их снова начали издавать только при Хрущеве. Зато огромными тиражами. И тогда появились люди, которые готовы были учить «12 стульев» и «Золотого теленка» наизусть. Впрочем, мы и сейчас, почти через 90 лет после выхода первой книги, часто разговариваем цитатами из нее...
КРЫЛАТЫЕ ФРАЗЫ
- А что, отец, невесты у вас в городе есть?
- Кому и кобыла невеста!
- Скоро только кошки родятся!
- Всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице.
- Что же вы на меня смотрите, как солдат на вошь?
- В каком полку служили?
- Никогда, никогда Воробьянинов не протягивал руку!
- Так протянете ноги, старый дуралей!
- Дуся! Вы меня озлобляете. Я человек, измученный нарзаном.
- Утром - деньги, вечером - стулья!
- Птицы, покайтесь в своих грехах публично!
«Автомобиль - не роскошь, а средство передвижения».
- Узнаю брата Колю!
- Раз в стране бродят денежные знаки, то должны же быть люди, у которых их очень много.
- Не делайте из еды культа.
- Вот я и миллионер! Сбылись мечты идиота!
- Пилите, Шура, пилите. Они золотые.
- Уж я так устрою, что он свои деньги мне сам принесет, на блюдечке с голубой каемкой.
- Вы знаете, Шура, я очень уважаю Бендера, но я вам должен сказать: Бендер - осел! Ей-богу, жалкая, ничтожная личность!
«Графиня изменившимся лицом бежит пруду».
- Рио-де-Жанейро - это хрустальная мечта моего детства, не касайтесь ее своими лапами.
- Командовать парадом буду я!