Позже, улегшись в постель, юноша решил помедитировать перед сном. Он пролежал некоторое время, «погрузившись в себя» и наслаждаясь «свободным состоянием любви», как вдруг в восприятии возникли неожиданные образы. Митя почему-то ощутил себя висящим на кресте, «сквозь» продолжавшее восприниматься волшебное состояние любви несколько отдаленно ощущались боли, особенно в суставах запястий и стопе ноги. Каждая попытка сделать вдох требовала напряжений обессиленного тела, что сопровождалось усилением страданий, сменявшимся удушливым состоянием при стремлении расслабиться. Было несколько удивительно, как такие физические страдания продолжали «находиться на втором плане восприятия», ощутимо затмеваемые состоянием любви. Оно было настолько прекрасно, что уверенно отодвигало «сопутствующий болевой фон» далеко на «задний план чувствования». Далее состояние любви начало безмерно расширяться, растворяя все ощущения, включая физические, апофеозом чего стало некое блаженное исчезновение восприятия «любого себя», какого бы то ни было вообще… Непривычное исчезновение всего и себя отозвалось стремлением продолжать персонально воспринимать «предыдущую картину». Снова возникшее восприятие резко поменяло ракурс и состояние, теперь возникло ясное ощущение себя римским легионером. Чувство усталости и раздражавшая налипшая пыль на вспотевшей за день коже торопили поскорей закончить этот день, вернуться в казарму, отмыться, поесть и отдохнуть. Далее «он, из которого» происходит восприятие, берет копье, подходит к кресту и «контрольно» протыкает им грудь распятого и, похоже, только что умершего человека, «ставя точку в сегодняшней работе».
Вернувшись в ощущение себя лежащего, Митя встал и начал ходить по комнате. Он переживал необычное состояние, сочетавшее восторг и покой одновременно. Ощущение общности всех сознаний за пределами привычных восприятий сейчас становилось очевидным как никогда. Юноша подошел к столу, включил настольную лампу, взял первую попавшуюся тетрадь, открыл на чистой странице и написал:
И тот, что на кресте
Страдая, всех прощает,
И тот, что снизу протыкает
Копьем измученную плоть,
Все — ты! Все мы «одно»,
Забывшее себя, — играет…
из "Коронованный пустотой" (Дмитрий Гаун).