Глава 18 Русский авось
Концы с концами наша Алиса свела, да только путь выбрала неблизкий – свои ошибки.
Наивный и необдуманный альянс с замужеством с целью спрятаться от семейного неблагополучия при наличии установки, что замужество – это долг, вылился в опасный для жизни эксперимент.
Остроты ему добавляло, сформированное горьким семейным опытом представление системы власти как диктата и, как следствие – бешеное стремление освободиться от любого контроля.
Её путь напоминал метание бильярдного шара, пущенного в сердцах кием по зелёному сукну жизни. Не был бесцельным, но выглядел хаотичным.
Неосознаваемая, лихорадящая, внутренняя потребность спешить, бежать искать выход-ответы (в учёбе, на работе, в литературе) стала типичным поведением нашей героини.
Но, недовольная собой, она чувствовала, что оставалась на одном и том же месте годы и годы. И чем становилась грамотнее и опытнее, тем больше спешила и больше была неудовлетворена. Полный затык!
– Не там искала, голубушка…
Поезд Москва-Владивосток вёз большинство граждан в указанные в билетах пункты назначения: по месту жительства, в гости, командировки, на гастроли. Алю вёз в страну под названием Испытание.
Огибая Байкал, сделал длинный вираж и остановился на станции Ангасолка. Больше похожее на море, озеро тяжёлыми серыми волнами катило к ней свою непреклонность. Маленький посёлок на краю затерялся бы, словно мушка на краю корыта, если бы здесь не добывали ценное для страны сырьё – слюду. Поэтому козырёк железнодорожной диспетчерской будки, где служила подруга, был вызывающе задран.
Оформив сутки транзита, они остановились у Ларисы. Побродили по окрестным склонам.
Осенью Байкал чарует красками: жёлтыми кружевными пагодами лиственниц, их чёрными и колючими стволами. Поражает воображение доисторическим видом дикого берега. Усыпанного крупными серыми окатышами, ошкуренными этой галькой огромными стволами деревьев, выброшенными на берег рокочущим озером мёртвыми, бледными, словно тела ископаемых животных. Байрону тоже бы понравилось здесь.
С подружкой они ещё оставались близки, но Алиса, к несчастью, уже покинула берег детства.
На освободившееся место уселись Сомнение, Тревога и незнакомая женщина по имени Женадолжна. Поэтому беседа не заладилась. Рано легли спать, повозились, стараясь не скрипеть на раскладушке за шторой на верёвке.
Утро напоминало смятую, сбившуюся простыню со следами утраченной между подругами невинности. В порыве ностальгии по общему прошлому они все же обменялись одёжками. Але досталась трикотажная «лапша» в красную и белую полоску. Лариске – зелёная, с застёжкой на пуговках, кофточка.
Сама она вскоре вышла замуж и перебралась в район Смоленска. Года через три подружки встретились в Рошанске в последний раз. Похоже, для того только, чтобы одна узнала, какого парня загубила.
– Это действительно страшно: слишком рано открыть, насколько ты одинок. Будучи обнадёженным, уверенным, что страна, семья и друзья о тебе позаботятся. И действительно трудно понять при таком раскладе, что одиночество – единственный надёжный берег и правда, от которых только и можно оттолкнуться, выбирая дорогу своей реальности.
Во Владивостоке сели на пассажирский пароход до Корсакова. Пашка встретил своих херсонских одногруппников. Теперь сослуживцев.
Мечта Алисы о красивой и вольной жизни сбывалась. Она видела Ассоль и Грэя, плывущих под алыми парусами.
Вечером собрались на корме в ресторане. Можно было поесть и потанцевать. Ребята пили водку, травили анекдоты, смеялись и теперь смотреть на молодую жену приятеля старались незаметно.
Но она была так счастлива и парила в таких высях, что не участвовала в застолье, а стояла у панорамного окна и смотрела, как солнце тонет в море, и как из глубины от винтов поднимается воздушный жемчуг.
В какой-то момент оттуда выдуло огромный пузырь, он растянулся и превратился в гладкое и прозрачное окно, прямо в чёрную бездну. Страх, ошпарил, словно кипятком. Предупредив мужа, вернулась в каюту.
Ребята пришли следом. Продолжали пить и веселиться.
Не зная, как правильно поступить, легла внизу и задёрнула шторку. Чуть успокоившись, ждала, когда компания разойдётся, но вместо этого почувствовала чью-то шарившую по ней руку.
Веселье только начиналось. Недолго думая, соскочила с дивана и закричала:
– Пошли вон! – И ты тоже! – неожиданно для себя резко повернулась к мужу.
Опешившие гости вышли. Она забралась на верхнюю полку. Красный, в стельку упившийся Пашка, страшно ругаясь матом, соскальзывая с лесенки и падая на пол, упорно лез к ней.
– Сука! Сейчас будем …я!
Наконец он забрался и тут же был сброшен вниз сильным толчком ноги. Алису трясло. В голове жужжала и «кусала» оса-мысль, что их могут слышать соседи. Муж снова забрался наверх, второй раз столкнуть она не решилась.
И зря. Тот бил тяжёлым кулаком, как кувалдой, куда попало. Молча, сопя. Бил, пока не устал и не уснул, ткнувшись в её щеку мокрым ртом. Под тяжестью полнокровного и расслабленного тела лежала лёгкая, плоская оболочка – всё что осталось от «Ассоль».
Кое-как (койки в каютах узкие), боясь дышать, стараясь и вообще-то стать бестелесной, выбралась и очень долго спускалась вниз (сильно кружилась голова). С одной мыслью: немедленно выбраться из каюты.
– Но как она покажется людям?! Кого звать на помощь?!
Стыд и страх стёрло отражение в зеркале гальюна. На Алису смотрело лохматое кровавое чудище. Лицо распухло и дотронуться до него было невозможно. Она попыталась пригладить, причесать волосы. На расчёске застряли заскорузлые от крови прядки.
В каюту тихо постучали. Помощь пришла, как обычно, когда не ждали. Через дверь несчастная пробормотала, что всё в порядке. И осталась сидеть у стены на полу до рассвета, покачивая себя.
Лишь только отдали швартовы, не глядя ни на кого, соскользнула на пирс и в тени какого-то судна присела на ящик недалеко у воды. Там её нашёл Пашка с одним из вчерашних парней. Увидев неприглядную картину, тот ретировался.
Не смотря на опухшее лицо и налитые кровью глаза, молодой муж рассуждал на удивление здраво и спокойно. В голосе ни тени вины или раскаянья.
– Знаешь, ты немного поживи здесь. Подкопим деньжат. И уедешь, если захочешь. Вставай. Надо ехать – продолжил уже озабоченным голосом, – Меня направили в Холмск.
Без единой мысли в голове жена, сгорбившись, как овца, побрела следом.
Остановились в Холмской гостинице. В конце ноября начиналась первая полугодовая путина. Им сообщили: пока супруг не вернётся, жилья не дадут.
Она запомнила долгие бессонные ночи у голого, без занавесок, окна убогого номера. Пустую улицу и болтающийся на ветру фонарь, окрашивавший часть пространства вокруг себя в тусклый жёлтый цвет. Вскоре под фонарём заплясали белые мухи.
Пашка вёл себя смирно. Как умел поддерживал отношения. Подарил ей японский плащ под замшу. Модного по тем временам кроя: с широкими лацканами и поясом с пряжкой. И золотое кольцо с крупным александритом.
Заглядывая в сердце лилового с синими и красными искрами кристалла, Алиса пыталась постичь душу избранника. Но камень с ней не заговорил.
Когда муж не был на вахте, то заботился по-настоящему. И она не могла представить, что то, что произошло с ними, случилось в действительности.
Образцом семейного уклада для неё по-прежнему оставалась родительская семья. Там много кричали, но не кусались, а после происшествия дочь и вовсе вспоминала только хорошее. Пусть выпивавший отец часто психовал и ругался, но вредил только себе. Зато сколько добра он приносил людям, своим и чужим – не счесть! Брат в воспоминаниях не участвовал.
А вот сейчас, здесь, в другой своей жизни, в благословенной Италии, она думает, что не так уж и многим эти семьи отличались друг от друга. В каждой гнездилось зло. Сконцентрированное в одном из членов и осыпающееся угольной пылью на всё и всех, въедалось в поры, пускало свои корни повсюду, отравляя жизнь каждого, так или иначе.
– В тебе зло проросло недоверием к миру, чувством вины, страха, агрессии. И, как следствие – одиночеством, воспринимаемым в качестве наказания.
Когда родители и старшие дети предпочли закрыть глаза на случившееся и отвернулись от дочки и сестры, та увязла в паутине негатива. Путалась, теряла ориентир и не понимала, как быть правильно. Не вскрытая вовремя и не принятая правда атрофировала родственные связи. Эта семья не стала счастливой никогда.
Тем не менее обстоятельства вынудили Алису вернуться с Сахалина к родителям.
По инерции она потянулась к своим прежним друзьям. Но жизнь уже изменилась и раскручивала перед ней не радужные перспективы, а блёклое унылое полотно. На котором ложь пустила глубокие корни, и маска мнимого благополучия оказалась впору.
В тот приезд она в последний раз встретилась с Сашей.
Галя как раз родила сына и появился повод проведать их в роддоме.
Молодая мамаша в белой, заскорузлой на груди от вытекающего молока рубахе, с торчащим животом и головой, обмотанной пелёнкой, чтобы короткие волосы не лезли в глаза, выглядела скорее озабоченной, чем радостной.
Через двойные рамы говорить невозможно, а открывать окно не решились, опасаясь застудить грудь кормящей мамочке. Гостья встала на выступающий фундамент, ухватилась руками за высокий жестяной подоконник и просто смотрела на кормление и на Галину с сыном новую жизнь.
Как подошёл Саша, не услышала. Просто прислонился к подоконнику рядом и обнял. И в целом мире сразу они остались одни. Легонько погладив по спине, убрал руку.
Наваждение исчезло.
Немного пообщались с Галей с помощью пальцев на секретном языке (в школе так спасали друг друга на уроках). Передали еды, компот и пошли на остановку.
Алиса даже слова не дала сказать любимому. Просто заявила, что замужем и это конец. В соответствии со своим максимализмом и сопутствующими отягчающими обстоятельствами.
Бессчётное количество раз, во сне и наяву, после той встречи она ходила известными тропами и улицами, на которых могла бы увидеть свою любовь или столкнуться с ней... Но нет! Теперь неслучайность вила свои гнёзда в других местах и с другими персонажами их истории. Гнёзда в дебрях, низкие, ненадёжные, доступные мелким хищникам.
Людей недалёких мог и порадовать несчастливый конец брака друзей детства. Превратившегося через несколько лет в фарс – со стихийными изменами супруга, съездами и разъездами. Если они не были в курсе того, что молодого мужа сделал почти инвалидом тяжелейший остеохондроз, а супругу едва спасли из петли.
Только осенью прошлого года своевольная госпожа – закономерность, заставила сердце Алисы по юному затрепетать. Тогда Илья в «Одноклассниках» нашёл бывших учащихся Рошанской школы. Саша как раз выложил на своей странице фотографии поредевшей группы совсем незнакомых мужчин и женщин. Её одноклассников спустя сорок лет.
А тогда, она приняла решение оставить Рошанск.
Незадолго до отъезда жизнь предложила подумать и предупредить последующие печальные события.
– Но, когда Бог открывает форточку, ты не поймёшь, если в тебе прежде нет веры. Поэтому случай затерялся в буднях…
Ранний вечер на станции Батецкая. По краю асфальтированного шоссе цокают подбитыми металлическими набойками деревянные босоножки-сабо на высоченной платформе. Ко всему прочему они обтянуты красной кожей – обалдеть, какая красота!
Их обладательница – стройная блондинка в летнем платье. В руках саквояж и трёхлитровая банка клубничного варенья в обыкновенной сетке-авоське. Тяжести девушка не чувствует – такая сильная и свободная тем летним вечером. Шоссе прямое и пустынное впереди. Позади неподалёку кто-то шагает.
Она ни за что не обернётся.
Вагон до Волховска оказался таким же пустым. А её спутник – соседом на верхней полке. Он там лёг и затих.
Вдруг погас свет. Даже ночник на потолке.
Вагон потонул во мраке. И тут в их купе ввалился пьяный проводник. Плюхнулся всем весом на ноги, схватил за руки и, обдавая жарким перегаром, пробурчал: «Пошли ко мне!»
В смятении вначале девушка отбивалась молча. Мозг сверлило: «Этого не может быть!». А тем временем мужик зверел. Сорвал одеяло и потащил с полки.
Алиса, словно в кино, смотрела на себя прежнюю. Как она вырывалась и при этом старалась говорить спокойно, как приводила доводы, что не может, потому что замужем…
– Мрак!
Как, наконец, решилась и оттолкнула насильника ногами.
– Молодец!
Тот упал. Жертва, натянув одеяло до подбородка, дрожа, забилась в самый угол дивана.
Минут через пять, матерясь и неуклюже сбрасывая с себя узкое пространство между полками, проводник пробормотал: «Тогда сама выйдешь».
Алиса помнит чувства, что испытывала молоденькая девушка в пустом вагоне.
Равнодушие качающегося, дребезжащего, спотыкающегося, лязгающего холодного и тёмного мира. И неумолимое приближение минутной остановки в Чудово.
Смотрит сочувственно, как на негнущихся ногах прежняя она выходит на площадку вагона и молится, чтобы дверь была открыта. Но, увы. А поезд замедляет ход...
– Что делать?!
В то же мгновение сосед сверху (кто он?! и где был всё это время?!), молча открыл дверь железнодорожным ключом и, пожелав счастливого пути, выпустил на волю.
Аля спрыгнула на щебень, как нырнула в пустой бассейн, не думая. Но Бог вновь миловал: ничего себе не сломала. Оступаясь и оскальзываясь, путаясь в сплетениях рельсов увеличивала дистанцию с тронувшимся поездом. Наконец увидела в точности библейские спасительные отблески костра и силуэты двух путейцев возле. И вскоре нашла высокую платформу.
Громкий звук разбитого о бетонный бок стекла, густой сладкий запах и вид перешедшей в иную, негодную форму материи разочаровал только на мгновение. Та Алиса ещё не научилась читать знаки судьбы.
Некоторое время соображала, нельзя ли собрать хоть часть варенья, но, испачкавшись, оставила эту затею.
Лиза встретила и приютила. Помогла устроиться постовой медсестрой в роддом.
На работе в то время человек быстро становился частью коллективной семьи, если хотел сохранить саму работу. Порой кто-то болел, и ночь незаметно перетекала в день. За смену сестрички несколько раз меняли роли. Раздавали лекарства, ставили капельницы, делали инъекции, массаж, когда у рожениц прибывало молоко после родов, – выполняли свои прямые обязанности.
По ходу вальса превращались в нянечек: брили, делали клизмы, помогали принять душ, поступившим рожать. Чистили и убирали помещение.
Три раза за смену становились работницами кухни: таскали алюминиевые баки с едой, разливали-раскладывали по тарелкам, а после мыли грязную посуду.
Никто не жаловался. За переработку и совмещение доплачивали.
В сонный час закрывались в столовой и обедали больничными жидкими щами с перловкой и рыбными котлетами с вермишелью. Запивая всё мутным компотом с изюмом.
После десяти вечера наступало самое приятное время. Больница затихала. Сладкий тошнотворный запах и духота оставались за высокими дверями палат. В процедурной медсестричка протирала пол. На узкой кушетке стелила постель из тонкого матраца, двух белых простыней и байкового одеяла с чёрными штемпелями по полю. Выключив свет, натягивала до носа одеяло, вдыхая запах антисептика казённого белья, выдыхая тёплый воздух, чтобы поскорее согреться.
Её убаюкивал шелест листвы из открытой форточки и скользящие по стенам и потолку тени веток на деревьях...
Работа нравилась. Чувствовала себя на своём месте. Отлично справлялась и была на хорошем счету.
Кажется, ну всё – хеппи-энд, можно вдохнуть свободно. Всё бывает в жизни. Не повезло с замужеством. Но она здоровая, молодая, есть амбиции и нужная профессия.
Однако это был не её счастливый конец. Зрелые мысли не посещали наивную головку.
Аля рассуждала так: «Здесь у меня нет своего угла, я не самостоятельная. Теперь, когда могу хорошо работать и зарабатывать, муж должен измениться. Он меня любит, иначе не заваливал бы такими чувственными и покаянными письмами из далёких морей. Никто никогда таких слов мне больше не скажет».
Здесь она начинала грезить о неизведанных странах и жизни, полной приключений.
– Глупая курица! Привела сестре, горячо отговаривавшей от поездки, сто и одну причину, почему необходимо уехать. Сопротивление Лизы сломила стопудовым доводом: жена должна быть с мужем. Самоуверенность нашёптывала: «он без меня не может жить».
Но решающим в споре стал факт, о котором девчонка не догадывалась: «жареный петух» ещё не сильно её клюнул.
Главный врач подписала заявление на увольнение скрепя сердце, молча.
Продолжение следует
Начало: Вместо предисловия Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 Часть 1 Глава 8 Часть 2 Глава 9 Глава 10 Глава 11 Глава 12 Глава 13 Глава 14 Глава 15 Глава 16 Глава 17