19 октября — день рождения поэта-диссидента Александра Галича (1918—1977). Вкратце биография его выглядит так: жил да был советский писатель-драматург, сочинял самые обыкновенные пьесы и киносценарии. По ним ставились фильмы, шли спектакли... А потом, в 1959 году, с ним вдруг что-то случилось, и он стал сочинять... не совсем советские песни. А потом и вовсе не советские. Сам Галич написал об этом так: «Пути Господни неисповедимы, но не случайны. Но неслучайна была та бессонная ночь в вагоне поезда Москва-Ленинград, когда я написал свою ПЕРВУЮ песню "Леночка"».
Писатель Исай Кузнецов вспоминал: «Это уже была настоящая поэзия. Как пришёл к этим песням, к этим маленьким шедеврам человек, написавший «Походный марш» и «На семи ветрах», романтические, литературные, надуманные вещи?.. Талантливый человек не может не устать от вынужденной фальши».
Итак, трогательная история: сочинял талантливый человек (с этим не будем спорить) всякую надуманную дешёвку, вынужденную фальшь, неискреннюю заказуху... как это у Булгакова... «взвейся да развейся» к первому числу... а потом вдруг его посетило Вдохновение, он распрямился и создал Искреннее. Подлинное. Неподдельное. Можно порадоваться: запел певец своим настоящим голосом. Вот только ЧТО он запел?
Возьмём для примера ту самую эпохальную, переломную, рубежную, «первую» песню «Леночка». Значит, всё, что было до неё — это сплошная фальшь, а с неё началась Правда. Что ж, кто хочет, может послушать текст песни на видео в исполнении самого автора, а вот её краткое содержание. Стояла на посту в Останкино сержант советской милиции, красавица Леночка Потапова.
Апрельской ночью Леночка
Стояла на посту.
Красоточка-шатеночка
Стояла на посту.
Прекрасная и гордая,
Заметна за версту,
У выезда из города
Стояла на посту.
А мимо ехала иностранная правительственная делегация.
Как вдруг машина главная
Свой замедляет ход.
Хоть и была исправная,
Но замедляет ход.
Вокруг охрана стеночкой
Из КГБ, но вот
Машина рядом с Леночкой
Свой замедляет ход.
А в той машине писаный
Красавец-эфиоп,
Глядит на Лену пристально
Красавец-эфиоп.
И встав с подушки кремовой,
Не промахнуться чтоб,
Бросает хризантему ей
Красавец-эфиоп!
На следующий день Леночку Потапову приглашают в ЦК КПСС, а там...
А там на Старой площади,
Тот самый эфиоп,
Он чинно благодарствует
И трёт ладонью лоб,
Поскольку званья царского
Тот самый эфиоп!
Вся в тюле и в панбархате
В зал Леночка вошла,
Все прямо так и ахнули,
Когда она вошла.
И сам красавец царственный,
Ахмет Али-Паша
Воскликнул — вот так здравствуйте! —
Когда она вошла.
И вскоре нашу Леночку
Узнал весь белый свет,
Останкинскую девочку
Узнал весь белый свет —
Когда, покончив с папою,
Стал шахом принц Ахмет,
Шахиню Л. Потапову
Узнал весь белый свет!
Итак, сержант советской милиции «Л. Потапова» (на самом деле, наверное, всё же Е. Потапова) преобразилась в «шахиню Потапову». Ах, какой предмет для восхищения! И это — искреннее? Настоящее? Неподдельное? Это — Истинные Ценности, не чета фальшивым советским?! Мимоходом упоминается, что заморский принц благополучно разделался с родным папою (это ведь тоже достойно восхищения в лучезарном мире Новых Ценностей, да?). У угнетённой русской интеллигенции прорезался её действительный голос, она пробудилась и запела о Главном? Ох, уж лучше бы она спала беспробудным сном и молчала.
То, что на 42-м году революции тогдашняя «вольнодумная» интеллигенция на-ура, с восторгом приняла такое постыдное брюхоползанье перед феодальной титулатурой — это, конечно, диагноз. Тут занятно то, что на вопрос, каковы его идейные ценности, сам Галич однажды выпалил: «Февраль!». Писатель Юрий Андреев вспоминал нелегальный съезд авторов и клубов самодеятельной песни 20 мая 1967 года в Петушках, где выступал Александр Галич. Он его спросил: «Ну ладно, все дружно шагая в ногу, обрушим мост, но во имя чего? Какое у вас опорное слово?» «Александр Аркадьевич вспыхнул и резко бросил одно только слово: «Февраль!..» Те, кто присутствовал в подсобных помещениях охотохозяйства при этом диспуте, восприняли его девиз более чем сдержанно, так как для нас при всём неприятии трагических извращений, связанных с культом Сталина, определяющим было слово "Октябрь"».
Но, помилуйте, какой уж там «Февраль» с таким нешуточным пиететом к «царственному званию принца Ахмета Али-Паши» и титулу «шахини»? Как ни крутите, воля ваша, а Февраль 1917 года был немного о другом.
Но, в общем, так всё и вышло, как грезилось и мечталось советской, а вернее, уже антисоветской интеллигенции в том далёком 1959-м. «Леночка» действительно оказалась знаковой песенкой, более честной и откровенной, чем, возможно, предполагал сам её автор. Заплесневелые феодальные титулы и звания (если пока и не «величества», то «высокопреосвященства», «блаженства» и «преподобия»), всевозможные монархические триады и прочая древняя мишура, как клопы из щелей или черви из гроба, выползли из небытия и ныне вновь правят бал... будем надеяться, для них уже последний. Уже не по далёким странам, а по своей собственной бывшей стране гордо разъезжают на роскошных авто новоявленные «шахини Потаповы» и их избранники, которые и с родным папою бестрепетно «покончат» ради упрочения своего достатка и положения. Что же тогда ждать от них всем остальным людям? Интересно, довольна ли оказалась душенька тех, кто в 60-е годы и позднее вместе с Галичем умилялся его «шахине Л. Потаповой»? Ведь их мечты сбылись. А «Февраль», как и следовало ожидать, оказался просто полустанком, миражом для перехода к «ценностям» сугубо дофевральским и антифевральским. Порталом в мракобесное средневековье, в которое и уехала Леночка из той песни. Могло ли быть иначе? Не могло. Потому что, как выяснилось, никак нельзя удержать Февраль, отринув его законное продолжение и развитие — Октябрь.
Могут, конечно, возразить, что творчество Галича после 1959-го всё-таки не исчерпывается «Леночкой», и это, конечно, верно. Но, как говорится, слова из песни не выкинешь. А уж целой песни, которую сам автор называл своей «ПЕРВОЙ» настоящей — тем более.