Приведённая ниже статья – это рассказ экс-чемпиона мира Михаила Таля о психологических и чисто шахматных моментах, связанных с расчётом шахматных комбинаций. В её основу положено выступление гроссмейстера перед студентами, которое он построил на анализе примеров из своей шахматной практики. В публикации много полезного и познавательного для себя обнаружат практикующие шахматисты, а простые любители шахмат получат истинное наслаждение от примеров с красивыми комбинациями…
Автором канала «64 ФАНАТА ШАХМАТ» в материал Михаила ТАЛЯ добавлены 10 дополнительных диаграмм.
Тех, кто надеется, прочитав статью, получить готовые рецепты, как за доской точно рассчитать комбинацию на значительное число ходов, ждёт разочарование. И не потому, что Михаил Таль не захотел раскрыть своих «секретов», – такого рецепта просто не существует.
Гроссмейстер Таль, как известно, относится к числу шахматистов ярко выраженного тактического направления. Он всегда ищет конкретное, «хирургическое» решение позиций, подкреплённое точным и далёким расчётом предпринятой операции. Сам Таль всегда подчёркивает свою принадлежность к категории шахматистов-«счётчиков».
Статья Таля интересна тем, что позволяет заглянуть в творческую лабораторию выдающегося гроссмейстера.
Каждый шахматист высокого класса обладает особым, характерным лишь для него почерком, собственным стилем игры. Нередко по окончании партии, когда разбираешь её со своим недавним соперником, поражаешься, какими принципиально разными соображениями руководствовались партнёры, стремясь, в конечном счете, к одному и тому же – найти сильнейшее продолжение.
Очень интересно, например, наблюдать, как только что закончившуюся партию анализируют гроссмейстеры Д. Бронштейн и Л. Полугаевский. Анализ, как правило, идёт молча; они с лихорадочной быстротой переставляют фигуры на доске, демонстрируя головоломные варианты. Эти шахматисты, пожалуй, наиболее характерные представители, если так можно выразиться, счётного направления. У них всё очень конкретно. Ни одна шахматная аксиома не принимается ими на веру без конкретного доказательства, всё иллюстрируется самыми разнообразными вариантами, которые должны подтвердить или отвергнуть позиционный постулат.
Но вместе с тем есть много шахматистов такого же исключительно высокого класса, которые в процессе партии уделяют сравнительно мало времени расчёту отдельных вариантов.
Наиболее ярким выразителем этого направления, бесспорно, следует считать самого Ботвинника. Создаётся впечатление, что к каждой позиции у него есть свой ключик. Вспоминаю, как я был потрясён нашим совместным разбором 9-й партии матча на первенство мира в I960 г.
В одном из вариантов защиты Каро-Канн я осуществил тогда подготовленную дома интересную жертву фигуры, которая после 19 ходов привела к такой позиции:
По окончании партии я продемонстрировал очень, как мне казалось, любопытные форсированные варианты. Михаил Моисеевич выслушал всё это, по-моему, лишь из вежливости, а потом сказал: «Всё это правильно. Я тоже сначала опасался жертвы фигуры, а потом пришёл к выводу, что в этом случае мне нужно только разменять ладьи, а ферзей сохранить».
Я был крайне удивлён таким «указанием». Оценка позиции показалась мне уж слишком абстрактной. Но позже, когда мы продолжали разбор этой позиции, я с ужасом начал убеждаться, что Ботвинник абсолютно прав. Если бы не удалось разменять ферзей, пешки белых стали бы значительно сильнее коня противника, при наличии же у чёрных ферзя он вместе с конём создавал неприятные угрозы белому королю.
Конечно, далеко не всегда подобный обобщённый подход к позиции является достаточным, так же как в процессе игры нельзя обращать внимание только на расчёт конкретных вариантов.
Тот же Бронштейн, и тот же Полугаевский, и тот же Таль – а я и себя отношу к шахматистам-«счётчикам» – в своих расчётах всегда останавливаются на какой-то позиции, давая ей определённую оценку. Точно так же, как Ботвинник насчитывает в своей коллекции большое количество партий, выигранных именно благодаря далёкому и точному расчёту.
Шахматиста, нашедшего абсолютную пропорцию между счётными и оценочными компонентами, к сожалению (а, может быть, скорее, к счастью?), не существует.
Я мог бы привести немало примеров из собственной практики и практики моих коллег, когда увлечение одной из этих составных частей приводит к печальным результатам.
В XXXII первенстве СССР в Тбилиси экс-чемпион мира В. Смыслов к 25-30 ходу добивался почти в каждой партии большого, если вообще не решающего перевеса, хотя его противники и не делали заметных ошибок. Между тем в активе Смыслова оказалось лишь четыре победы. Дело в том, что когда наступала пора реализации достигнутого преимущества, избежать конкретного расчёта было невозможно. А Смыслов всегда принадлежал к числу шахматистов, которые отдают явное предпочтение общей оценке позиции (а в этом турнире он к тому же находился не в лучшей форме).
Вспоминаю, как в некоторых своих партиях со Смысловым, когда я оказывался полностью переигранным, мне с отчаяния ничего не оставалось, как пускаться на заведомо неправильные тактические операции. К моему удивлению, это порой приносило успех.
Сейчас это стало просто психологическим приёмом, взятым на вооружение многими шахматистами. Так, например, Гипслис (белые), оказавшись в партии со Смысловым в тяжёлом положении, неожиданно пожертвовал фигуру: 34. С:h6!?
Шахматисты, следившие за этой партией, видели, что чёрные, взяв слона: 34...Кр:h6 35. Фh3+ Крg5, остаются с лишней фигурой. Хотя спасительный путь их короля от вечного шаха тернист. Признаюсь, я был совершенно убеждён, что Смыслов не возьмёт слона, а будет искать какое-то другое продолжение. Почему? Да потому, что в расчёте конкретных вариантов он себе не доверяет. И действительно, Смыслов сыграл 34…Ф:е4, отказываясь, по существу, от надежды выиграть партию. Потом он встал, подошёл ко мне и сказал: «Вот вы, наверное, не задумываясь, взяли бы слона. Я тоже видел, что это выигрывает, но мне казалось, что здесь могут возникнуть какие-то опасности».
* * *
Приведу несколько фрагментов из своих партий, чтобы показать, как мыслит шахматист в процессе конкретного, порой утомительного расчёта вариантов. Я остановил выбор на своих партиях, поскольку в этом случае мне, естественно, легче всего проследить за нюансами «счётного» процесса. Но анализ этого процесса в значительной степени будет двухсторонним, поскольку после партий я беседовал со своими партнёрами и могу говорить, по существу, и от их имени.
М. Таль – Б. Бринк-Клауссен, ХVII Олимпиада, Гавана, 1966 г.
Ферзевый гамбит
Эта партия имеет весьма любопытную предысторию. Дело в том, что мне пришлось выдержать психологическую дуэль с самим собой. Дебют в этой встрече совпал с одной из моих партий против Полугаевского, сыгранной ещё в 1956 г. в одном из полуфиналов первенства СССР, причём с переменой цвета. Партию с датчанином я играл белыми.
1. Кf3 Кf6 2. с4 c5 3. Kc3 Кс6 4. еЗ e6 5. d4 d5 6. аЗ сd 7. еd Се7 8. СdЗ 0-0 9. 0-0 dc 10. С:с4 b6
К такой же позиции после небольшой перестановки ходов пришла и партия с Полугаевским. Он прекрасно провёл её и добился выигрышного положения. И хотя мне было не совсем удобно прибегать к «плагиату», но, заручившись молчаливым согласием своего коллеги по команде, я продолжал играть так же, как играл он со мной.
11. Фd3 Cb7 12. Лd1 Лc8 13. Са2 Фс7 14. Cg5 Лfd8 15. Фе2
После этого хода мой противник надолго задумался, а я всё это время основательно волновался. С момента встречи с Полугаевским прошло 10 лет, с тех пор я к анализу партии не возвращался. Необходимо было вспомнить варианты, которые мы рассматривали тогда вместе. Было страшновато: а вдруг они не выдержат испытания временем? Вспоминаю, что в 1956 г. единственным ходом, казавшимся мне сравнительно нормальным и даже заманчивым, был активный ход 15..Кg4 с немедленной конкретной угрозой 16…K:d4.
Именно так я сыграл, будучи совершенно убеждённым, что другого хода в данной позиции нет и быть не может, поскольку ясно, что белые готовят продвижение d4-d5 и необходимо этому воспрепятствовать.
Продвижение 15...Kd5 приводило, как мне тогда казалось, после 16. K:d5 ed к безнадёжной для чёрных позиции. Это, конечно, как ясно теперь, было данью излишней горячности. В действительности же чёрные в этом случае должны примириться с необходимостью вести очень трудную защиту. Ожидая хода Бринк-Клауссена (кстати, молодого шахматиста), я был убеждён, что такого хода он не сделает. Вместе с тем ход 15…Кg4, хотя и очень сложный, конечно, не может остаться незамеченным.
Теперь вернёмся к партии Полугаевский – Таль (Тбилиси, 1956): 15…Кg4.
Чёрные не опасаются взятия слоном на е6 из-за контрудара 16…K:d4! Полугаевский за доской нашёл здесь очень интересную возможность, которая поставила под сомнение сделанный мной ход. Он сыграл 16. Kb5!
В предварительных расчётах я считал этот ход невозможным из-за ответа 16…K:d4. Но за доской обнаружил, что на это могло последовать 17. Л:d4 C:f3 18. К:с7 С:e2 19. Л:d8+ С:d8. Получалась такая позиция:
Проверяя эти расчёты, я убедился, что замысел Полугаевского совершенно правилен, так как белые получат значительный перевес в окончании. У чёрных пока лишняя пешка, но в этот момент следует запланированный белыми тематический удар – 20. К:е6!
Если продолжать данный вариант, то после 20...С:g5 21. К:g5 Ке5 22. f4 h6 23. fе hg 24. e6 станет ясным, что у белых несомненный перевес. Может показаться, что ходом 24...Сс4 чёрные избавляются от всех затруднений, однако белые сразу выигрывают путём 25. е7! С:а2 26. Лd1.
После партии выяснилось, что в своих расчётах мы оба дошли до этой позиции, и вполне понятно, почему Полугаевский сыграл 16. Кb5 и почему я не ответил ни 16…К:d4, ни 16...Фb8, на что уже с выгодой могло последовать 17. С:е6!
Дальнейшие события в этой партии не менее интересны. В распоряжении чёрных оказалось любопытное возражение: 16...Са6. Теперь ясно, что немедленное взятие ферзя ведёт к плохой позиции, а чёрные пока что собираются разменять активно расположенные фигуры неприятеля.
Ответ Полугаевского был столь же эффектным, сколь и сильным. В данном варианте он меня просто «пересчитал».
17. Ф:е6! С:b5 18. Ф:g4 Се2 19. С:е7 Ф:е7 20. Ле1 С:f3 21. Ф:f3 Фd7
На эту позицию шли оба противника. Мне казалось, что у чёрных здесь должно быть всё в порядке, так как они напали на пешку, а единственная возможность её защиты заключается в продвижении вперёд, что ведёт к потере белыми качества.
22. d5 Kd4 23. Фd3 Кс2 24. Cb1
Вот идея замысла белых. Чёрные вынуждены взять ладью е1:
24...К:е1 25. Ф:h7+ Крf8 26. Сf5
В дебрях расчёта мне казалось, что чёрные теперь выигрывают ввиду ответа 26...Фе8. После этого действительно невозможно 27. Фh8+ Кре7 28. Л:е1+ Крd6 и в связи с незащищённостью первой горизонтали белые остаются без качества. Но – о ужас! – белым совершенно незачем торопиться. После простого 27. С:с8! они сразу выигрывали.
Пришлось поэтому продолжать 26...Ф:d5 27. Л:е1 f6 28. С:с8 Л:с8, оставаясь без пешки. Дальнейшее течение этой партии лишено особого интереса.
Вернёмся теперь к партии с Бринк-Клауссеном.
Теперь вы можете понять моё волнение перед тем, как датчанин сделал свой очередной, 15-й ход.
Когда Бринк-Клауссен отказался от хода 15...Кg4 и избрал 15…Кd5, я лишний раз убедился в том, что категорическая оценка этого продолжения, данная мною 10 лет назад, была не совсем правильной, хотя белые и получат, конечно, ощутимый позиционный перевес.
После игры я спросил Бринк-Клауссена: почему он отказался от активного Кg4? Оказывается, ему не понравился ответ 16. g3?!. А мне и в голову не приходило это возражение, так как оно раскрывает диагональ для белопольного слона чёрных.
Далее было сыграно: 16. К:d5 еd 17. Фd3 Фd6 18. С:е7 К:е7 19. Ле1 Kg6 20. gЗ Фf6 21. h4 Ле8 22. Л:е8+ Л:е8 23. h5 Кf8 24. Ke5 Фg5 25. Фf3 f6.
Белые стараются в ходе дальнейших манёвров использовать то обстоятельство, что слон b7 не принимает активного участия в игре.
26. Кс4!
Всё преимущество исчезало после 26. С:d5+ С:d5 27. Ф:d5+ Ле6! 28. Фd8 Ф:h5.
26…Лd8 27. Ле1 Сc8 28. Ke3 Се6 29. Лс1 Сf7
Тут последовал небольшой тактический манёвр, преследующий некоторое ослабление позиции чёрных.
30. h6 Ф:h6 31. Лс7 Фg5 32. Л:а7 Кg6?
Решающая ошибка. Необходимо было играть 32...h5!, после чего я не видел форсированного пути к усилению позиции и собирался, если ничего лучшего не найду, продолжать 33. Крh2.
Но мой противник в этот момент уже испытывал недостаток времени. На последние ходы у него оставалось около семи, а у меня – около двадцати минут.
Как теперь играть белым? Очевидно, что чёрная пешка d5 защищена надёжно.
Не так давно я прочёл конспект лекции гроссмейстера Д. Бронштейна о комбинациях, прочитанной им в Московском государственном университете. Бронштейн высказал одну очень интересную мысль о преемственности шахматных комбинаций, о том, что большинство комбинаций берёт свои истоки где-то в ранних партиях. Действительно, каждому шахматисту приходится сталкиваться с тем обстоятельством, что какие-то мотивы, будь то тактические или стратегические, вызывались к жизни, связанными с прошлыми партиями.
И вторично в партии с Бринк-Клауссеном у меня сработала ассоциация. Я вспоминал первую партию своего матча с Б. Спасским в 1965 г.
В возникшей позиции я сыграл тогда 28. К:с6, собираясь на 28...Л:с6 продолжать 29. Ла8!, хотя последующий анализ показал, что эта жертва фигуры была не лучшим решением проблемы. Однако она привлекла меня своей известной картинностью. После 28...С:с6 29. Ла6 Крf8 30. Ла:с6 белые добивались немногого.
А теперь снова вернёмся к партии с Бринк-Клауссеном. Становится ясной причина возникновения зрительной ассоциации. Видимо, некоторые комбинации и рождаются таким образом.
Последовало: 33. К:d5! С:d5 34. Лa8!
Тема, которая принесла белым относительный успех в партии со Спасским, в данном случае оказывается лейтмотивом действительно выигрывающей комбинации.
Но эта комбинация, начатая ходом 33. К:d5, была рассчитана не до самого конца. Решив так сыграть, я на всякий случай наспех набросал выигрывающий вариант, который потом, конечно, нужно было корректировать (как-никак, соревнования командные!).
34...С:а2 35. Л:d8+ Крf7
Далее я мысленно продолжал 36. Фb7+ Ке7 37. Лd7 f5 38. d5 и т. д. На этом я прервал расчёты, уговорив себя, что чёрные беспомощны против угрозы 39. d6.
Но когда партнёр сыграл 35...Крf7, я убедился, что намеченный мною вариант оказался ложным следом. Ведь без коня белых белопольный слон противника становится хозяином положения. И после 38. d5 Кре8! белые уже не могут играть 39. d6 из-за 39...Фс1+ 40. Крh2 (нельзя 40. Крg2? ввиду 40...Сd5+) 40...Фh6+. Ничья вечным шахом.
Очевидно, что другой форсированный путь, приводящий к победе, нашёлся: 36. Фс6! Ке7 37. Фе8+ Кре6 38. Лс8.
Чёрным очень нелегко парировать угрозу – 39. Лс6+. Помимо всего прочего они лишены возможности объявить спасительный шах на с1.
З8...Фd5 (если 38...Сd5, то 39. Лc7 f5 40. Фd7+, и белые выигрывают).
Теперь же фигуры чёрных расположены крайне негармонично. Ещё последовало: 39. ЛcЗ Фd7 40. Ле3+ Kрd6 41. Фb8+ Крс6. Здесь партия была отложена.
При анализе довольно легко удалось найти самый убедительный путь к победе: 42. а4! Кd5 43. Ле1 Фd6 44. Лc1+ Крd7 45. Фc8+, и чёрные сдались.
* * *
Теперь мне хочется привести такой пример, когда партнёры стремятся к одной и той же позиции, но, естественно, оценивают её по-разному.
Моя встреча с английским мастером Вейдом (международный турнир в Испании, 1966) пришла к следующему положению (я играл белыми):
Здесь Вейд надолго задумался. Судя по всему, он шёл к определённой позиции, которая оказалась для него неудачной.
Я считал, что самое сильное продолжение здесь 18...Кс4+! 19. С:с4 Л:с4 20. КbЗ Фе5 21. ФеЗ С:g4 22. fg К:g4.
Мой партнёр видел эту возможность, но недооценил того, что после 23. Фd3 он может сыграть 23...Л:е4! 24. Лh4 Kf2 25. Л:е4 К:d3+ 26. сd. После чего на доске должна была бы возникнуть позиция, которая показана на следующей диаграмме:
За доской я никак не мог мысленно оценить эту позицию. Фигур у меня намного больше, правда, пешек намного меньше, и если чёрным удастся привести в движение свою пешечную массу, то фигуры белых будут смяты.
Вейд не сыграл 18...Кс4+, а избрал другое продолжение – 18...b5 (см. предыдущую диаграмму), которое представлялось ему весьма заманчивым, поскольку чёрные форсированно добиваются вскрытия линии «b», но... воспользоваться этой линией они не успели.
19. Лdh1 Кс4+
Теперь не проходило 19...К:f3 20. К:f3 К:е4 из-за эффектного возражения 21. Л:h7!! К:d2 22. Лh8+ Крg7 23. Л1h7+ Крf6 24. Л:f7x.
20. С:c4 bс 21. Л:h7!
Совершенно очевидно, что мой противник считался с этой возможностью, но оценивал возникшую позицию к своей выгоде. В чём он просчитался?
21...К:h7 22 Фh6 е6?
Это уже проигрывающий ход. Необходимо было играть 22...Фе5.
Когда Вейд быстро сделал ход 22...е6, мне стало ясно, что он рассчитывал лишь на автоматическое 23. Ф:h7+ Крf8 24. Фh8+ Кре7, после чего преимущество уже у чёрных.
Но идея комбинации белых именно в том, что немедленное взятие обречённого коня не обязательно. Они имеют возможность попросту усиливать свою позицию на королевском фланге, надвигая пешки. Этого обстоятельства мой партнёр и не учёл.
23. f4! е5
На 23...Лb8+ последовало бы 24. Крс1, и чёрные не успевали побить ферзём на сЗ.
24. f5! Теперь уже матовая сеть готова. Угрожает форсированный выигрыш. Поэтому взять коня чёрные не успевают.
Вейд сыграл 24...Се8, готовя для чёрного короля лазейку на d7, но после 25. Ке6 сдался: «тихий» ход немедленно решил исход борьбы. Впрочем, сразу выигрывало и 25. f6.
Публикация из книги «Теория и практика шахматной игры», Москва «Высшая школа» 1984
