Коридор встречал полумраком. Нечем дышать, словно сырость со злобой садиста извела весь воздух. Перед кабинетом пришлось согнуться в три погибели, чтобы не разбить лоб о притолоку.
- За что же мне всё это?! – от гулкого эха собственный голос казался чужим.
Родион повесил китель на спинку стула, поставил портфель.
Сквозь мутное стекло сочились сумерки, отчего на штукатурке не разглядеть, где включается свет. Родион растерянно осматривал стены, под ногами прогибались старые доски: дерево давно прогнило. Разблокировал телефон, пусть светит экраном - единственная полезная функция, когда нет интернета и связь лишь местами. Тусклый свет начал беспомощно бродить по стенам в поисках выключателя….
- Товарищ-лейтенант! Вот, принёс, как просили!
Родион вздрогнул, голос из темноты застал врасплох.
- Сержант, ты заикой меня решил сделать? Диктофон? Давай сюда и не мешай работать.
В ладонь лёг диктофон марки «Мелодия», коричневый корпус покрывала сеть тонких трещин, по краям потертости и сколы. Настоящий музейный экспонат, а не рабочий инструмент.
Сержант не торопился возвращаться на пост:
- Я папку с делом уже подготовил, на столе лежит. Эх, сейчас бы не тухнуть тут, а где-нибудь на берегу удочку забрасывать. Места у нас суровые, конечно, но на зверя и рыбу богатые, да и грибов не счесть, особенно сейчас... А свет здесь из коридора включается.
Мощный щелчок, будто опустили рубильник, и кабинет осветила тусклая лампочка на тонком проводе. Повеситься на таком проще простого, лишь бы шнур выдержал вес тела. Родион тряхнул головой, что за странные мысли...
- Спасибо. Иди уже, – бросил он дежурному.
Парень, наконец, сообразил, что гость из города хочет остаться один, и плотно закрыл дверь, если оставшуюся щель, шириной с футбольное поле, можно посчитать за «плотно». Череда удаляющихся шагов, а потом, наконец, тишина.
Родион окинул взглядом кабинет. Интерьер прошлого века совершенно отличался от привычной обстановки в УВД. Так, значит, ушедший со службы опер работал здесь. Массивные шкафы вдоль стен наваливались друг на друга, внутри – сотни дел, каждое с том Советской Энциклопедии, макулатуры хватит на подержанное авто. В центре кабинета – пустой стол, с одной единственной папкой. Ну почему у следователя нет ни компа, ни ноута? Вроде бы цивилизация добралась в каждый уголок. Сюда, видимо, ещё не успела.
Родион поморщился, сел и открыл папку «Дело №449».
- Так, что тут... – полушепотом произнес лейтенант. Привычка бубнить под нос осталась со времен учебы, когда приходилось зубрить кодексы. Отличник учёбы, красный диплом, полгода безупречной работы в УВД. И… оказался в такой дыре!
- Следователь Аксёнов ушел на заслуженный отдых, и так человек почти без отпусков работал. А тебе просто нужно его дела дооформить, – как наяву прозвучал в голове лейтенанта голос начальства.
Ничего, я здесь ненадолго!
По факту, дело почти закончено, признание на руках, осталось только собрать бумаги, да связать пару мелочей. Так, двадцать пятого сентября из колонии номер тридцать восемь сбежало трое заключенных. Весь личный состав подняли под ружье и вызвали солдат из ближайшей части. С воздуха поиск беглецов осуществлялся с вертолёта, бортовой номер RF-27010. На следующий день, двадцать шестого сентября, в 14 часов 47 минут пилот доложил о неполадках на борту, после чего связь с вертолетом была потеряна. Пилоту удалось совершить аварийную посадку в тайге, но экипаж подвергся нападению тех самых сбежавших заключённых, в результате чего сотрудник внутренних дел был убит, а штурман и пилот пропали без вести. Заключённые скрылись, но вскоре одного удалось задержать, местоположение двух других в настоящий момент неизвестно.
Сухая информация из строчек складывалась в цельные образы, как детали конструктора. Действительно, прошлый следователь почти всё закончил. Ладно, что там на диктофоне, подумал Родион и вдавил кнопку.
- Запись с черных ящиков вертолета борт двадцать семь ноль десять с момента начала неполадок, – вкрадчиво сообщил голос из динамика, принадлежавший, по всей видимости, следователю. Потом, чуть отдалившись, как если бы человек отвернулся от микрофона:
– Пожалуйста, прокрутите ещё раз.
Лейтенант извлёк из портфеля ручку и блокнот, открыл на чистой странице. Из динамика ударил негромкий треск, похожий на радиопомехи, к нему добавился мужской голос. Стержень заскользил по бумаге, записывая переговоры экипажа.
- Стоп, Серёга, что с движком?
- Будто сбой был… А по приборам – норма, обороты не падали….
Родион свободной рукой разворошил бумаги в поисках состава экипажа. Вот они: пилот и штурман, триста десять и сто семьдесят часов налёта соответственно. Лейтенант не знал, много это или мало, но не первый их полёт – точно.
- Вроде, успокоилось. Но по прилету я механикам устрою… Товарищ майор, надо возвращаться!
- Давай, я здесь буду решать, что делать, а ты – молча рулить, – твердая речь, уверенный в себе человек. Командам таких людей должны подчиняться беспрекословно.
Родион зарылся в материалы дела: майор Чуйко Олег Николаевич – оперуполномоченный отдела, в глазах зарябило от количества наград и благодарственных грамот.
- Товарищ майор, топлива на час осталось! – пилот явно хотел вернуться на аэродром.
- Нет, ещё круг над тем холмом. Там вроде мелькнуло что-то.
Молчание. Шум статики и приглушённый грохот винтов.
- Чёрт, снова!..
- Не запускается!..
- Борт двадцать семь ноль десять, отказ двигателя, иду на вынужденную, повторяю, отказ двигателя, иду на вынужденную!
Поверх металлических шумов раздался скрежет и треск. Потом всё стихло.
- Машина будто взбесилась! Сколько летаю, такого не было... – голос пилота дрожал.
- Нужно выйти, осмотреться, - прозвучала команда майора.
После его слов повисла тишина. Родион уже хотел выключить запись и обдумать услышанное, но динамики задрожали от крика:
- Отпусти егоооо! Неееет!
Кричали навзрыд, захлебываясь словами. Мужской голос, принадлежность трудно разобрать, как и другие голоса, звучащие в отдалении. Вслед за криками раздалась стрельба – длинная очередь, будто за раз высадили весь рожок. Далее – глухие удары о землю, хруст веток или чего-то другого. Мерзкий скрежет, словно ножом по стеклу. Мог ли черный ящик записать столь отдалённые звуки, подумал Родион.
- Я не вижу его, не вижу... – надрывный плач, потом череда хрипов, словно стало нечем дышать.
Долгий, угасающий хрип, затем тишина.
- Здесь запись заканчивается, - тихо подытожил Аксёнов с плёнки и замолчал. Фоновый шум исчез, щёлкнув кнопкой воспроизведения, кассета закончилась.
Родион поднялся и полез в карман. Негромко чиркнула зажигалка.
Сизый дым уходил через форточку в ночь. Родион повёл плечами, от этих криков мороз по коже, за время работы никогда не слышал, чтобы так вели себя во время драки. Короткие выкрики, ругательства – сколько угодно. Но чтобы столько ужаса в интонациях? Потушенный о подоконник бычок вылетел в окно. Нужно дослушать до конца.
Переставил кассету диктофона другой стороной. После тихого шороха ленты вновь зазвучал уже знакомый голос следователя:
- Допрос задержанного заключённого.
Снова пауза.
- Фамилия, имя, отчество?
- Ромащук Сергей… Игоревич… – заикаясь, ответил человек.
Под потолком что-то треснуло. Лампочка вспыхнула ослепительно ярко и тут же погасла. Родион разблокировал смартфон, встал. В полной темноте свет экрана едва позволял различать силуэты мебели, из окна ничего не разглядеть. В домах напротив тоже темно.
- Отпустите меня, здесь очень холодно… мне страшно… страшно... – продолжал скулить человек, последнее слово из диктофона прозвучало едва слышным шёпотом.
- Отпустите, отпустите!!! – вдруг закричал он. – Мне нужно уйти! Аааа!!! Не трогайте меня, не трогайте!
Динамик захрипел от уровня децибел.
- Никто тебя и пальцем не тронет, – спокойно проговорил следователь, словно за годы службы допросил сотни умалишённых и буйных. – Хочешь, устрою карцер на трое суток? Может тогда успокоишься?
- Вы не понимаете! Никто не понимает….
Громкий стук. Хлипкие доски двери заходили ходуном. Родион на мгновение запутался, не в силах понять, из диктофона идёт звук или из коридора, нажал на паузу. В темноту комнаты вплелся мягкий свет керосиновой лампы.
- Товарищ лейтенант! Я тут вам керосинку принёс, – прозвучал в тишине голос сержанта.
- Заходи, – пришёл в себя Родион.
- Свет у нас часто гаснет. Вот, такими средствами и спасаемся, - дежурный тянул губы в улыбке.
- Спасибо, – буркнул Родион. – Мне ещё поработать надо.
- Так вы бы шли спать, а с утра б работали. Вам же у главы сельсовета комнату выделили, мужик он добрый, за поздний час ругаться не будет.
- Значит, ещё пара часов его не смутит.
Родион опустил голову к бумагам, создавая вид полнейшей занятости. Поняв, что приятельской беседы не будет, сержант вышел за дверь. Лампа возвышалась над столом. Пламя отчаянно трепыхалось, а на стекле оставались пятна копоти.
Родион включил запись.
- Хорошо, - задумчиво произнёс Аксёнов с плёнки, когда зек успокоился. – Давай сделаем т….
Речь следователя прервалась на полуслове, её сменил размеренный рассказ Ромащука:
- Двадцать пятого сентября мы совершили побег из колонии номер тридцать восемь. Не могу вспомнить, сколько времени бежали….
Битый файл, поневоле подумал Родион и одёрнул сам себя: какой файл, это же плёнка! Отмотал немного назад, прокрутил снова. Да, несомненно, это следак приостановил запись. Только вот зачем? Лейтенант зябко повёл плечами, в кабинете стало прохладно.
Родион снова включил диктофон.
- … Сентября мы совершили побег из колонии номер тридцать восемь. Не могу вспомнить, сколько времени бежали…убегали… Ахахаха… Бежать лучше всего...
Зек залился громким продолжительным смехом, странным образом, следователь не перебивал его. Интересно, проводили ли проверку на вменяемость, подумал Родион. В блокноте подчеркнул дату побега, отметив, что нужно проверить по карте пройденный зеками маршрут.
- Сначала по воде, чтоб собак сбить, потом вдоль берега, по гальке. Дальше река сворачивала, и там солдат заметили. Поняли, что они по нашу душу, но мы в какой-то овражек успели схорониться. Солдаты куда-то вперёд ушли, а мы так в овраге и остались. Холодно было….
- Дальше, – потребовал Аксёнов.
- А чё дальше, до вечера выжидали, а там двинулись потихоньку. Шли и шли почти всю ночь, потом видим – вертолёт лежит, и мент рядом ходит-колобродит. Ну, со спины подкрались, да камнем тюкнули. Там еще гора такая, на корону похо….
- То-есть, удар был нанесен тупым предметом? – перебил следователь.
- Ага, камнем, круглым таким. Мне его Колька сунул….
Родион начал листать папку: Николай Смыков, осуждённый за убийство с особой жестокостью, сидеть оставалось семь лет. Поставив запись на паузу, лейтенант взял лампу и подошёл к стене, где облупившуюся штукатурку укрывала большая карта региона. Деревню нашёл быстро, указательный палец повёл вверх и правее.
- Так, вот и зона, – прошептал Родион. – Теперь шестьдесят два километра на юг, где произошло убийство полицейских, спустя сутки после побега. Сутки после…
Родион вернулся к столу, отыскал в бумагах протокол задержания. Так, Ромащук С.И. был обнаружен в тридцати километрах к северо-западу от деревни, когда шёл вдоль федеральной трассы. Сопротивления не оказывал. Вид крайне измученный, одежда изорвана, по приезде врачей диагностировано частичное обморожение и истощение. Задержание произошло двадцать седьмого сентября в девятнадцать двадцать.
Снова карта. Вот излучина, которую упоминал Ромащук, где-то здесь и его овраг. Примерно двадцать пять километров от места убийства. Взгляд оценивающе проследил извилистую полоску трассы, остановился на месте задержания. Так, до вертолёта… почти сотня километров.
Родион потёр усталые глаза, щёлкнул кнопкой.
- Я признаюсь в убийстве полицейского...
- Это ты уже сказал. Что с пилотами произошло?
- С пилотами? – в голосе зека неподдельное удивление.
После короткой паузы он добавил:
- Я их не видел. Видать, убежали, жить-то всем хочется.
- Вот твоё письменное признание. Подпиши здесь… здесь… – в голос следователя вплёлся шорох бумаг.