В следующем году будет сорок лет, как Михаил Денискин, иркутский журналист старшего поколения, увлекся авиацией. Точнее, событиями перегонки самолетов во время Великой Отечественной войны по трассе Аляска – Сибирь. В 1983 году он, что называется, вошел в тему – и нет ей с того момента ни конца ни края.
По материалам первой экспедиции Денискиным была написана книга «По следам пропавшего «Бостона», которая 15 лет назад получила губернаторскую премию. Новая книга «Летящие» посвящается 80-летию перегоночной авиатрассы Аляска – Сибирь. И благодаря хорошему журналистскому подходу, сосредоточенности на судьбах тех, кто делал важное для страны дело, на увлекательных деталях книга довольно легко читается. Содержащая огромный объем информации – письма, интервью, архивные материалы, полевые исследования – она вполне заслуживает интереса читателей самых разных районов области, в том числе тех, которые в свое время были так или иначе задействованы в работе трассы.
– Первая книга о самолетах – «По следам пропавшего «Бостона». Вы его нашли?
– «Бостон» – это марка американского бомбардировщика. И да, мы его нашли в тайге… И надо сказать, что лишь в 1994 году открыли архивы этой перегоночной дивизии.
– «Летящие» подытоживают ваш опыт?
– Весь опыт касается не только трассы Аляска – Сибирь, которая была не исследована и засекречена. Несколько лет назад я занялся южной трассой – из Комсомольска-на-Амуре наши летчики перегоняли отечественные бомбардировщики Ил-4, но летели вдоль железной дороги, вдоль Транссиба, с остановками, заправками. На Белой, на военном аэродроме, они тормозили. Аэродром этот тогда жил бурной жизнью остановочного пункта.
– В поселке Тайтурка есть обелиск погибшим летчикам. Он связан с этими событиями?
– Несколько лет назад мы с коллегой установили имена тридцати шести летчиков, погибших на Белой во время тренировочных полетов. До этого никто как будто бы ничего не знал – старожилы ничего не помнят, никаких могил на кладбищах нету, мы там все излазали. А установили – через архивы. С некоторыми родственниками я списался. Более того, года два-три назад мы на народные деньги установили на Белой, в Тайтурке тот самый памятник, с именами всех летчиков. Поэтому книга условно делится на две части – «АлСиб» и «Транссиб», о южной перегонке.
Эти же летчики наши, с Иркутского авиазавода, гоняли самолеты Пе-2 электрические, скоростные, очень сложные – гоняли практически всю войну. И по «АлСибу», конечно, тоже всю войну гоняли, в 1945 расформировали дивизию. Но книга не о самой перегонке, а о людях, которые были к ней так или иначе причастны. Мне удалось застать в живых нескольких – и они у меня здесь отдельно, о них глава «Мы, друзья, перелетные птицы». Вот, например, фото: сидит дядька, бортрадист, Самуил Пиецкий, он играет на знаменитом папанинском баяне – на инструменте, который ему полярник Папанин подарил. Или вот Петр Скобун знаменитый – в 62 года перестал летать. Летчики уходят на пенсию по налету часов, в 37–38 лет. У него не было никаких изъянов в организме, не пил, не курил, ни одной аварии…
– Вы много работали в архивах, разыскивая материалы, разыскивая людей...
– Я разорил семейный бюджет, искал не только в Иркутске, но и в Москве. Самое смешное, что эта дивизия перегоночная была сформирована как гражданская структура! Часть летчиков взяли с фронта – они в погонах, им шли звания, шли награды. Перегнал сто самолетов – и Красную Звезду получил. А другие, которых из Иркутска набрали из 11-го отряда, наши «северники», которые знали маршрут на Якутск, на Анадырь, – их до конца не признали ветеранами, они не получили ни славы, ни льгот. Я застал в живых Мазурука, командира дивизии. Он был уже очень плох, умер через несколько месяцев после нашей встречи. Жил в доме на Котельнической набережной, дочка дала десять минут с ним – он показал мне кипу писем под столом от всех этих людей, неветеранов. Он был депутатом Верховного Совета, но и он говорил: «Я ничего поделать не могу». Так что не было им ни званий, ни наград.
И с архивами все было очень сложно. Когда самолет обнаружили, я, конечно, помчался. Мы и бортовой номер нашли, и косточки собрали в один пакет. Поехал я в командировку в Москву – и меня там сразу огорошили: у нас этих архивов нет. Дивизия к Минобороны отношения не имела. Я стал искать и через Министерство гражданской авиации нашел эти архивы – в районе Московского аэровокзала, там, где сейчас агентство по воздушному транспорту. Там меня тоже огорошили, потребовали принести разрешение от управления КГБ в Иркутске. Но потом сжалились, нашли в архиве нужную папку с именами троих летчиков: двое сорокалетних опытных – командир-орденоносец и штурман – и 18-летний радист Вася Нечепуренко из Якутского края. Он напросился в первый самостоятельный полет. Он оказался его первым и последним полетом. В книге размещена единственная его фотография, которую привезли на похороны брат и сестра. Вероятно, самолет попал в снежный заряд – очевидцы, которые в группе с ними летели, сообщали, что попали в снежный заряд и их оттащило в сторону от аэродрома…
Сейчас весь этот архив находится при Министерстве экономического развития. И он уже открыт.
– Вам многие помогали, в книге очень много самых разных историй…
– Мне помогали якутские исследователи. В Нижнеилимском районе был запасной аэродром, который сейчас под водой Усть-Илимского водохранилища, – помогали женщины из библиотеки Железногорска-Илимского. Однажды позвонил какой-то пожилой дядька и сказал, что мать перед смертью открыла ему тайну: в Нижнеилимск два летчика были откомандированы из Киренска, чтобы обслуживать самолеты, которые садились из-за непогоды, и он был рожден от одного из бортмехаников. Он слезно просил меня разыскать отца. Я копнул, но знающие люди сказали, что на это уйдет года три жизни, а результат неизвестен.
– Какую часть Иркутской области захватывала трасса «АлСиб»?
– Вся трасса была поделена на пять участков, по числу полков: первый полк базировался в Фэрбенксе на Аляске, туда американцы через Канаду гоняли самолеты. И американский участок был не легче нашего, народу там много полегло. Советская военная приемка принимала машины, к каждому самолету прилагался брезентовый портфель. Их облетывали. Летчики первого полка садились и через Ном (дозаправку делали на побережье), через Берингов пролив перелетали на Чукотку. В поселке Уэлькаль базировался второй полк, летчики которого садились в эти же самолеты и летели до Семчана в Якутии, через Оймякон. От Семчана третий полк шел до Якутска, там – штаб дивизии. Летчики четвертого полка пересекали границу Якутии и Иркутской области, приземлялись в Киренске, где базировался пятый полк, которому предстояло завершить перегонку – до Красноярска. Эти 965 км были самым коротким, но трудным участком на трассе.
– Сколько летчиков погибло на территории Иркутской области?
– На всем протяжении трассы погибли 114 человек. 15 летчиков сложили головы у нас – из того полка, который гнал на Киренск, и того, который гнал из Киренска. Когда я стал этим заниматься, шестеро из них числились пропавшими без вести. Сейчас у нас остался пропавшим без вести один – капитан Григорий Чуйко. Было три или четыре экспедиции, столько километров истоптали в поисках самолета и останков! И ничего.
– Он летел один? Почему вы ищете только его, ведь в экипаже три человека?
– У него забарахлил мотор, и он промежуточно приземлился в Нижнеилимске. Там ему починили двигатель, и 23 октября 1943 года он полетел на Красноярск один, хотя этого не допускалось, ему нужно было догонять своих. Видимо, в дороге мотор опять сдал – и самолет где-то упал. А там кругом такие болота, такие медвежьи углы! Есть кое-какие зацепки, но мы их все исследовали.
Чуйко, заместитель командира эскадрильи, – с шахты № 38, поселок Артемовский Сталинской области. В общем, по нашим меркам, он из Луганска. Один мой товарищ обещал помочь с поисками. И вот робко позвонила мне какая-то женщина оттуда, но связь оборвалась…
– Неужели самолеты, которые падали, так сложно найти? Неужели местные жители ничего не знали о катастрофах?
– Нам, городским, обычно кажется, что вся тайга – это, как в песне, «зеленое море тайги». Но вся она поделена на просеки, квадраты, за каждым участком закреплены лесники – в советское время сотни человек, сейчас десятки. Естественно, есть охотники, у каждого свои угодья. Однажды мы вышли к обломкам бомбардировщика. Искали в первую очередь косточки. Черепа ни одного мы не нашли, ни одной челюсти, такое было разрушение сильное. Что же осталось? Сгнили комбинезоны, остались только ржавые длинные молнии, подошвы войлочные от унтов и металлические детали от парашютов. А вот парашютный шелк и привязные парашютные ремни исчезли. Косточки кто-то подзахоронил, прикрыв берестой. И я думаю, что о месте катастрофы знали, что охотники добывали дефицитный порох из крупнокалиберных американских патронов – у меня дома один такой есть, там до сих пор порох сухой шуршит. Просто все молчали – из-за страха перед особистами. Вся трасса ими охранялась. Следы пребывания человека мы, во всяком случае, обнаружили.
– В книге вы рассказываете, что в восьмидесятых трагедии перегона стали открываться. И люди – свидетели – стали рассказывать о них. И выяснялось, где похоронен тот или иной экипаж.
– В Тулунском районе возле деревни Малый Кокучей на кладбище есть такая могила. Баба Капа – Капитолина Герасимовна Фролова, жительница деревни, – хоронила летчиков и всю жизнь потом ухаживала за могилкой. Похороненных она называла «сыночки мои дорогие», имен погибших не знала. Это вообще трогательная история, впору фильм снимать. Вся деревня выехала, леспромхоз закрылся, а она жила. Потом ее перевезли в Тулун, но она приезжала на лето, свой домик охраняла. Какие-то злодеи сожгли местное кладбище, и когда в Родительский день из Тулуна люди приезжали, только она могла показать, где кто лежит, – все выгорело. Она камушками все обкладывала… Потом, конечно, установили имена летчиков, поставили памятник.
– Загадки для вас еще остались?
– Еще какие! Например, не найден экипаж одного самолета – обломки лежат, а косточек нет. К счастью, поиском продолжают заниматься ребята из Тулуна, Братска, Красноярска. У красноярцев большой опыт – в Красноярске был значительный аэродром, там были отечественные самолеты, туда прибывали американские, и была масса катастроф, тридцать-сорок, и все они расследованы, останки найдены. За исключением тех, кто упал в Енисей.
У нас в Байкале лежит самолет ДБ-3Ф (потом он получил имя Ил-4), в двух километрах на траверзе Бугульдейки. Летел из Комсомольска-на-Амуре. Экипаж заночевал в районе Читы, в аэропорту Домна, а потом взял курс через Байкал, через Бугульдейку на Усть-Орду, где предполагалось сесть, а оттуда лететь дальше – на Красноярск. Так обычно и летали, срезали огромный угол, экономили время. Упавший самолет лежит на глубине 70 метров – очень глубоко, две девятиэтажки. Я пытался кого-то расшевелить, но мне сказали дайверы, которые интересовались этим делом, что там идет скала уступами, и если самолет тронуть, он упадет в бездну.
В реку Белую у нас упал самолет на бомбометании – две бомбы сцепились под ним и рванули, и машину разнесло в клочья, обломки упали в реку. Мэр Усольского района недавно звонил, сказал, что рыбаки на отмели зацепили крыло с красной звездой…
Так что все тянется, еще будем продолжать, искать. Я биографию каждого знаю, ночью разбуди – расскажу. Еще Чуйко стучится пеплом Клааса. Они, эти летчики, мне все снятся…
