За окнами электрички быстро сгустилась тьма, и уже практически ничего не было видно. Кроме отражающегося вагона. Ну, и отражения самого Дмитрия, который отгородился от внешнего мира наушниками и слушал музыку.
Иногда за чёрным стеклом проскакивали деревеньки со светящимися окошками домов, и тогда Дмитрий отвлекался от лицезрения собственного отражения и пытался рассмотреть чужую жизнь за этим уютным светом.
Он ехал к отцу, который после смерти деда перебрался в отчий дом и осел там, бросив работу в городе и посвятив себя ведению хозяйства.
Мать ушла от них, когда Дмитрию было семь лет. Он до сих пор не смог её простить. За то, что искала лучшей жизни для себя, забыв о нём, её единственном сыне...
Они тогда с отцом уехали на целый месяц в деревню к бабушке с дедушкой. Там было очень хорошо, если бы...
...если бы не бабушкины вздохи украдкой и утираемые концом синего платка слёзы...
...если бы не стоны отца по ночам, когда он стискивал зубами одеяло, думая, что Димка спит...
...если бы не решительное дедово слово про мать - "Умерла!"
Да, там, в деревне, в тот месяц, когда они с отцом сбежали из опустевшей квартиры, взрослые отреклись от неё.
Дмитрию было всего семь. И он очень скучал по маме. Но дед сказал, что она умерла, и теперь ему придётся о ней забыть.
С тех пор прошло уже двадцать лет.
Забыл ли он о матери?
Первые месяцы было очень тяжело. Иногда ночами он выл от боли и тоски, мечтая ощутить мамину руку на своей голове. Потом он много и подолгу болел, пропуская школу и даже не пытаясь наверстать пропущенное.
Отец занимался с ним вечерами, но должного внимания не уделял, а потому вполне логичным было предупреждение классной руководительницы о реальной возможности быть оставленным на второй год.
Дмитрий тогда испугался, что ему придётся учиться с малявками. Он как-то собрался с силами и... выдал к концу года неплохие знания, заработав тем самым право перейти во второй класс.
И с того момента, когда он сумел одолеть это препятствие, утихла боль от предательства мамы.
И его детство покатилось по беззаботной, полной приключений колее жизни.
Летом отец отправлял его в деревню и сам приезжал туда на выходные. Это были незабываемые дни с рыбалкой, с кострами, купанием до одури в реке, с запечённой картошкой и парным молоком... У Дмитрия было много друзей, а в пятнадцать с ним даже случилась первая любовь с Олей, деревенской девчонкой с короткой стрижкой, курносым носом и зелёными глазами.
Но как раз в то лето умерла бабушка. Неожиданно. Просто остановилось сердечко, когда она кормила кур.
Из деда словно выпустили весь воздух - он резко осунулся, постарел, глаза потухли. Для него жизнь утратила смысл, потому что без бабушки ему было очень тяжело.
И отец, и Дмитрий пытались его расшевелить, заставить пережить это горе и жить дальше. Оставлять одного боялись. Поэтому Дмитрию в то лето уже стало не до романтики с Олей.
Дед пережил бабушку на целых пять лет. Дождался возвращения Дмитрия из армии, обнял внука крепко-крепко, перекрестил. А наутро не проснулся.
Перед отцом тогда встал непростой выбор - либо срочно распродать всё хозяйство, либо самому заменить деда. И отец выбрал второе.
И вот уже семь лет отец справно трудится на маленькой ферме, заказов у него много, так что скучать некогда.
Дмитрий ездил к нему довольно часто - ближе отца у него пока никого не было. Не случилось найти ту девушку, с которой он готов был идти по жизни рука об руку.
До его станции оставалось ехать минут пятнадцать, когда в вагон зашёл худой старик с огромным рюкзаком. Дмитрий видел в стекле, как старик с большим трудом стиснул с плеч широкие лямки и бухнул ношу на пол. Огляделся. Потом потихоньку поволок рюкзак в сторону, где сидел Дмитрий.
Парень вскочил, чтобы помочь, и ощутил непомерную тяжесть рюкзака. Еле донёс до сиденья и постарался аккуратно поставить, а не бросить, как хотелось бы.
- Что вы там везёте, дедушка? - удивлённо спросил Дмитрий, когда старик обосновался напротив него, пристроив худые ноги в старых ботинках прямо на рюкзаке.
- Опыт, сынок. Весь свой жизненный опыт, - ответил он тихим и приятным голосом.
Дмитрий понял, что старик не желает делиться своими секретами, и решил не досаждать.
Он вновь погрузился в музыку и созерцание тёмного окна вагона.
Иногда они со стариком встречались взглядами своих отражений. И тогда Дмитрий отчего-то начинал смущаться. А старик улыбался. И в какой-то момент Дмитрий понял, что сидеть в наушниках неприлично.
Он выключил музыку и убрал наушники в чехольчик. Посмотрел на старика, который что-то жевал, смешно двигая коротенькой бородкой.
- Яблочка хошь? - приветливо протянул старик ярко-красное яблоко.
Дмитрий взял угощение, потёр яблоко об футболку под курткой и смачно вцепился в красный бочок крепкими зубами.
Старик улыбнулся шире, продолжая жевать. И Дмитрий увидел, что в другой руке у него кусок чёрного хлеба.
Они сидели друг напротив друга и с аппетитом ели - Дмитрий сочное яблоко, а старик хлебный мякиш.
- Далеко тебе ехать? - спросил старик, расправившись со своим хлебом через пару минут.
- Через две остановки выхожу.
- Надо же, - удивился старик. - И мне там же. Поможешь?
Он кивнул на огромный рюкзак.
- Конечно, помогу.
- Меня Митяем кличут, - представился старик. - Можешь звать меня дед Митяй.
- Дмитрий, - протянул парень свою руку, - можно просто Дима.
Дед Митяй пожал протянутую руку, и Дмитрий удивился, насколько крепким оказалось это пожатие.
- Тёзки, значит...
И только тогда Дмитрий сообразил, что у них, действительно, одинаковые имена!
...Они смотрели вслед удаляющейся электричке. Дед Митяй присел на рюкзак и начал забрасывать широкие лямки на худые плечи.
- Э, нет, дедушка, так не пойдёт! Я не позволю вам тащить эту тяжесть. Говорите, куда вас проводить.
Старик усмехнулся, но Дмитрий этого не заметил в темноте.
- Да мой дом-то недалече, но он в другой стороне от твоего.
- Ничего, я не тороплюсь. Пойдёмте, показывайте, куда нам?
Дмитрий с огромным трудом распрямился под тяжестью рюкзака и неуверенным шагом направился за дедом Митяем.
- Это хорошо, что ты не торопишься, - почти промурлыкал старик, когда они прошли первый километр от станции. - Торопиться вообще вредно. Можно, знаешь, каких дров наломать! Ууууу!
Дмитрий молчал. Он уже прилично устал, тащя на себе этот дурацкий рюкзак. И лишь мысль о том, что этот худой старик вряд ли справился бы один, придавала ему силы.
- Я тебе, Дима, вот что хочу сказать... Добрый ты. Хоть и одинокий. Ты же к отцу приехал, да?
Дмитрий кивнул, стараясь не тратить силы на ответ.
- Отец у тебя отличный мужик. Ты поверь.
Впереди показались очертания дома. Освещения в этой части дороги не было, но яркая луна позволяла видеть всю округу.
- Это мой дом, Дима. Зайдёшь?
"Яблочка хошь?" - вспомнил Дмитрий слова старика в электричке. И вспомнил, как он не смог отказаться и даже съел это яблоко прямо сразу. Хотя обычно он брезговал есть фрукты и овощи, пока не сполоснёт их крутым кипятком.
"Зайдёшь?" звучало почти также. И так же безвольно Дмитрий согласился.
Он поднялся вместе со стариком на крыльцо, подождал, пока тот отомкнёт два замка и распахнёт жутко скрипящую дверь...
В доме было темно и немного жутковато. Но когда дед Митяй зажёг свет, жутковатость растворилась в тепле и уюте.
Дмитрий увидел большую печку, от которой шло тепло. Кто-то затопил её заранее, чтобы хозяин вернулся в тёплый дом.
Он стащил с плеч тяжеленный рюкзак и с удовольствием присел на крашеный зелёной масляной краской табурет рядом с печкой.
- Ты передохни пока, - сказал дед Митяй, с лёгкостью перенеся свой огромный рюкзак в дальний угол комнаты. - А я чайку сделаю. Перекусишь, а потом я тебе короткую дорогу до дома покажу. Тут совсем рядышком.
Старик принялся хлопотать, звеня чашками и тарелками, застучал по деревянной доске нож, запахло хлебом и луком. Потом засвистел чайник, забулькала вода.
- Ну, вот, сынок. Иди к столу. Отужинай.
Дмитрий, чуть не уснувший под мерные звуки, с трудом оторвался от тёплой печки и сел за покрытый разрисованной цветами клеёнкой стол. И сразу почувствовал сильный голод.
Дед Митяй приготовил нехитрый, но очень вкусный ужин - на тарелке Дмитрия дымилась жёлтая рассыпчатая картошка, залитая топлёным маслом и щедро усыпанная свежей зеленью. Старик пододвинул поближе миску с накрошенными овощами и тарелку с ломтями розовой солонины.
- Хлебушка возьми, - своим ласковым голосом проговорил старик.
Сам он тихонько жевал кусочки картофелины, лежащей на его блюдце.
Дмитрий разве что не урчал от удовольствия, поглощая всё содержимое тарелки.
А потом они неторопливо пили чай и разговаривали.
- Ты, Дима, одинок не потому что ты плохой, нет, - говорил дед Митяй, шумно прихлёбывая горячий чай из блюдца, - и обиду ты на отца напрасно держишь. Не виноват он в том, что матушка твоя ушла.
Дмитрий вдруг понял, что старик увидел то, что он сам очень глубоко и далеко прятал даже от самого себя.
А ведь на самом деле, Дмитрий считал, что отец виноват в том, что случилось. От хорошего мужа жена бы не сбежала. Так говорили все! И так писали в книгах!
А ещё плохим был он, Димка. Потому что мать сбежала от плохого мужа и не стала брать с собой плохого сына.
- Матушку твою бес попутал, поверь, - продолжал дед. - Она бы и рада была покаяться да вернуться. Только крест ей на пути был поставлен. Дедом твоим. Да... Похоронил он её заживо. Проклял. Оттого ей и не возвратиться было. Но она мучается. Сильно мучается. И очень хочет у тебя прощения попросить.
- Что же ей мешает? - Дмитрий удивился, насколько спокойно он говорил о самом тяжёлом событии в его жизни. - Пусть бы пришла, покаялась. Батя вон до сих пор один. Глядишь, и простил бы её.
- Не простит твой батя её. Говорю же - дед проклял и заживо схоронил. А дед у тебя, Дима, непростой был. Да... Но сам он не ведал об этом. А душа матушки твоей покоя просит.
Дмитрий чувствовал, как слипаются глаза, как уплывает куда-то сознание... Он отвечал старику и даже отпивал из кружки чай. Но сон уже овладевал им настолько, что сопротивляться было бесполезно.
...Он проснулся от жуткого грохота. Казалось, что земля стонет и трясётся.
- Сынок, просыпайся! Скорее! Бежим!
Дед Митяй тянул его за руку.
Дмитрий вскочил, схватил свою дорожную сумку и помчался вслед за стариком, который уже выбежал во двор и резво рысил в сторону леса. Они добежали до оврага и спрятались под корнями большого дерева.
Вокруг творилось что-то невообразимое - грохот, свист, взрывы. Уши заложило, от страха Дмитрий сжался под корнями и пытался вспомнить хоть одну молитву. Но в голову ничего не приходило.
Всё закончилось также внезапно, как и началось.
Они вылезли из своего укрытия и побрели обратно к дому. Было темно, но луна освещала округу. И Дмитрий с ужасом заметил, как была испещрена земля, словно после бомбёжки.
Он не мог говорить. Вот так вот вдруг - раз! И онемел.
Шёл за дедом Митяем и думал лишь об одном - поскорее бы оказаться дома. У отца. И убедиться, что с ним всё в порядке.
- Я обещал тебе показать короткий путь до отчего дома, - проговорил дед Митяй. - Иди за мной.
Они повернули налево и двинули в сторону станции. А потом вдруг старик резко свернул вправо, в сторону леса. Пройдя пятьсот метров, они вышли на полянку, залитую лунным светом. Им навстречу шла молодая женщина.
- Это кто?
Дмитрий почувствовал животный страх, волосы на голове зашевелились.
- Да не боись ты, парень! Она тебе ничего плохого не сделает. Вон, смотри - видишь? Тропинка. Вот по ней пойдёшь и через пять минут окажешься аккурат возле отчего дома. Ступай.
Дмитрий пошёл к тропинке, видя, как женщина приближается к нему.
- Здравствуйте! - решил он проявить вежливость.
Но женщина молча смотрела на него и улыбалась. Она была красива и молода.
- Ступай, Дима! Не разговаривай с ней! - послышался сзади голос деда Митяя. - Иди по тропинке. И будешь дома засветло.
Дмитрий прибавил шагу и вскоре оказался на тропинке, которая и привела его к отцовскому дому.
Сколько ж времени?
Он достал телефон - пять утра. Отец скоро проснётся обряжать скотину.
Тихонько отперев дверь дома своим ключом, Дмитрий шмыгнул в свою комнату и бросился на кровать.
Он не то что мыться, даже раздеваться не стал - так хотелось спать!
***
- А я тебе говорю, нет такого дома у нас в деревне!
Отец даже раскричался на Дмитрия, доказывая, что тот выдумывает всякие сказки.
- Пап, ну как нет, когда я сам лично там был. Ну почему ты мне не веришь?!
- Да потому что в той стороне нет жилых домов, поверь мне! Я знаю, что говорю!
В итоге они сели в отцовскую машину и поехали в сторону дома деда Митяя.
К ужасу Дмитрия они увидели заброшенный участок с заросшим фундаментом разрушенного дома.
Дмитрий обошёл остатки жилища, словно ища доказательства своего пребывания здесь минувшей ночью. Потом он двинулся в сторону леса, куда они со стариком бежали от грохота. Нашёл овраг. И старое дерево - огромное, больное. Но всё так же стоящее на круче. И сплетение его корней было густым. Там как раз можно было прятаться.
Они с отцом вернулись в дом. Дмитрий выглядел озадаченным.
- Пап, а у кого можно спросить про деда Митяя?
- А сходи к бабе Вале, она про всех знает.
Дмитрий пошёл к соседке, которая, по слухам, долетевшим до него ещё в юношеском возрасте, сохла по его деду.
- Дед Митяй, говоришь? - баба Валя странно на него смотрела. - А как он выглядел?
Дмитрий описал своего попутчика.
- Ясно. Дом, говоришь, в полутора километрах от станции? Рядом с лесом? Жил там дед Митяй. Да только давно это было! Ещё до войны. А дом тот осенью сорок четвёртого разбомбили. Немцев тогда наши гнали со всей мочи, а те после себя разор оставляли. Бомбили всё. И деревню нашу. Митяевский дом разбомбили. И его самого... тоже. Не успел он спрятаться.
Дмитрий похолодел от ужаса.
- А ты, говоришь, дома у него был и даже ужинал? - продолжала баба Валя. - Ну, надо же! С покойником, что ль, общался? Он такой... тощий и с куцей бородёнкой... И голос у него... убаюкивающий, да? Мне мать рассказывала.
Наверно, Дмитрий бы упал в обморок, если бы не следующие слова бабы Вали.
- У нас такое поверье в деревне - ежель дед Митяй является людям, то беда нам грозит. Давненько он не являлся... К чему бы это?
...Вечером Дмитрий с отцом смотрели телевизор и лениво переговаривались.
- Пап... У тебя есть фотографии мамы?
Отец вздрогнул. Потом молча вышел и вернулся с фотоальбомом в красной бархатной обложке с накладкой в виде Медного Всадника. Он перевернул несколько картонных листов с приклеенными на них старыми фотографиями, потом раскрыл одну страницу, посмотрел на неё. Протянул сыну.
На нескольких фотографиях были запечатлены парень с девушкой - молодые, красивые. Они фотографировались на фоне Невы. Потом фотографии свадьбы - жених и невеста очаровательны и влюблены, это заметно было сразу.
- Это... мама? - Дмитрий указал дрожащим пальцем на невесту и на девушку на других фотографиях.
Отец молча кивнул.
Сомнений не было - женщина на полянке под лунным светом была его матерью...
- Пап, она... Она умерла?
Отец опять молча кивнул. И вытер пальцем слезу в уголке глаза.
На следующий день они побывали на кладбище, где неподалёку от могил бабушки и дедушки Дмитрия была и могилка его матери. Которая умерла через полтора года после того, как сбежала из семьи в поисках лучшей жизни в заморский Гамильтон.
- Я люблю тебя, мам...
Отец заплакал.
Эпилог.
Эта история неоднозначна.
Либо это фантазии молодого человека, погрузившегося в комплексы после того, как мать оставила их.
Либо это легенда деревни, в которой успешный фермер создаёт весьма востребованную продукцию.
Дед Митяй, являющийся чуть ли не святым защитником деревни, на самом деле когда-то проживал здесь и спас несколько человек во время бомбёжки в 1944 году. Каждый раз, когда он является людям, происходят какие-то катаклизмы - либо засуха, либо инфекция среди животных, либо массовые пожары...
Мама Дмитрия погибла в аварии, когда возвращалась на такси с вечеринки. Погибла в Канаде. Её тело перевезли на малую родину, где она была похоронена. Но сыну тогда так и не сказали об этом.
Дмитрий остался жить в деревне, как и планировал. Туда же вернулась и его первая любовь - зеленоглазая Ольга. У них начался роман. И даже то, что у Ольги есть трёхлетняя дочка, не смущает Дмитрия.
А ещё он отыскал могилу деда Митяя. И навещает её так же регулярно, как места захоронений своих родственников.
Когда тень превратится в дух,
Когда пламенем станет взор,
На заре промолчит петух,
Принимая зарю в укор.
Успокоится плачем страх,
Растворится в любви вина,
И оттает душа в слезах,
Понимая, что прощена.
"Горько", группа "Алиса"