Сегодня, мои дорогие читатели, представляю вам историю Ольги. Точнее, это история травли детей, но оптика именно на маме. Травля разрушает не только саму жертву, но часто и родителей. Ощущение беспомощности, несостоятельности, депрессия, отсюда эмоциональные, не всегда эффективные действия. Мы с Ольгой хотели бы, чтобы этот опыт был полезен для других родителей. Это о том, как не надо и как надо. И вишенка на торте - наша с вами любимая тема, которая всегда вызывает так много дебатов. Тема сдачи. Да, к слову, это уже третья история про один из российских городов. Мне кажется, город по праву конкурирует с Петербургом за звание бандитского.
До третьего класса мы жили в центре города, у моей дочери всё было прекрасно. Никаких проблем в школе не было.
Потом нам пришлось переехать в новый микрорайон с большими планами на счастливую жизнь. В новом районе были свои особенности, много разных национальностей, маргинальные семьи. Школа дочери, которая тогда шла в третий класс, была не по прописке, а по рекомендациям: «дружный класс», «учитель самый лучший». Со второго класса девочка ходила в школу без сопровождения взрослых, так оставили и в третьем.
Во второй четверти, в декабре, учительнице понадобилось провести родительское собрание. Уже позже выяснилось, что цель собрания — моя дочь, а точнее, неловкая ситуация, которая произошла из-за моей дочери. Один мальчик пошёл провожать мою дочь и долго не возвращался домой из школы. Родители перепугались, пожаловались учителю, сильно ругались. Всё это обсуждалось на весь родительский коллектив. Сейчас я понимаю, что это собрание уже было тревожным звоночком. Тогда я не придала особого значения.
И вот на собрании классная, вроде бы шутя, заострила внимание, что больше не может так работать. Все мальчики, которые становятся соседями по парте моей дочери, теряют дар речи. Они смотрят на неё и только её слушают. Не шутя при этом она во всеуслышание сказала, что у девочки красивая речь, много собственных неординарных мыслей, что дочке не место в этой школе, ей надо идти в школу для одарённых. Учительница спросила разрешение посадить девочку на первую парту одну, спиной ко всем. Я не отказала, не увидела угрозу. Видимо, родители это как-то обсуждали дома, дети как-то перекрутили.
Буквально со следующего дня началась чёрная полоса в жизни моего ребёнка. Тот самый мальчик, который провожал дочку, начал кричать: «Ты тупица!», другие мальчики присоединились. Дальше с каждым днём всё росло, как снежный ком. Её сторонились, обзывали, прямо в лицо говорили, чтобы она убиралась из этой школы. Тыкали ручкой на уроках, подкладывали обидные записки. У многих детей проявились обиды из-за оценок дочери. Как-то дочка пришла в измалёванной одежде. Кто-то её держал, кто-то рисовал. С каждой четвертью класс учился всё хуже, процветала риторика о том, что учиться стрёмно. А у дочки всё наоборот, успехи только росли вверх.
Я реагировала с самого начала: ходила в школу, беседовала с классной. Один раз, другой, третий... Школа вроде бы не бездействовала, учителя внешне хотели помочь. Дочка же была отличницей, удобной ученицей для школы, разные учителя её постоянно привлекали на олимпиады и конкурсы. Ну а как они могли помочь? Формально, на словах. Например, решили провести «сладкий стол», чтобы сдружить класс. Дочка пошла в школу с конфетами. Вернулась вся в слезах. Она сидела и ела свои конфеты одна.
Потом перевели в другие школы двух агрессивных мальчиков, один из них был как раз зачинщик, тот самый, с которого всё началось. Не знаю, почему на самом деле они ушли в другие школы, может, просто переехали. Нам администрация преподнесла, что из-за нас. Но проблема коллектива не исчезала.
Проблема появилась и дома. Я боялась беременеть. Не могла понять, сколько в перспективе хочу детей, не в последнюю очередь из-за того, через что происходило с дочкой. Сын родился вопреки всем моим тараканам в голове...
В школе становилось только хуже. Сами дети признавались потом, спустя несколько лет после выпуска, что именно травили, хотя восхищались ею. Дочь всё училась на отлично. Однажды в шестом классе она выиграла серьёзную олимпиаду и получила стипендию. В тот же день деньги из портфеля украли. Что сделала классная? Перевела дочь в другой класс. Причём не одну, вместе с ней перевели ещё несколько неудобных детей. В этом новом классе ничего не изменилось. Дочь снова сидела спиной ко всем. А пришедшие в новый класс вместе с ней дети принесли с собой и её репутацию.
В школу я приходила уже нервной и категоричной. Я стала сомневаться в себе, искать в себе неадекватность. Быть всегда на стороне своего ребёнка — очень дорогое удовольствие для психики.
Учителя постоянно повторяли, что враждебность моя дочь несёт из семьи. Мол, это она не дружит, не понимает шуток, всегда даёт сдачи. А не давать сдачи уже было невозможно. С шестого класса к дочери применяли физическую агрессию, сбрасывали со стула, например. Когда она сидела, никого не трогая, читала книгу, могли ударить со всей силы по книге, чтобы она попала по носу. Но любой ответ от дочери назывался враждебностью. Всё это звучало прямым текстом на собраниях при всех. Заодно администрация уже сама искала доказательства, что наша семья неблагополучная. Например, извратили факт, почему ребёнок помнит некоторые страницы, не читая, помнит задания к параграфам, которые задают. Классная считала, что мы заставляем. А девочка продолжала сидеть спиной ко всем.
Каждая новая ситуация укрепляла меня в том, что всё вокруг либо чёрное, либо белое. Однажды мой ребёнок пришёл из школы в куртке, на которую помочились в гардеробе дети. Моя психика сломалась.
К тому времени я уже много времени посвящала поиску школы для перевода. Но моя ошибка в том, что я боялась озвучивать причину перевода. Я не произносила слово «травля», мне казалось, это будет клеймо на всю жизнь. Стыдно! В итоге, мне отказывали просто везде. Мне неизменно говорили: «Ну вы поймите, почти везде в школах района по три смены, мест нет».
К седьмому классу дочки у меня начались нервные срывы по любой причине, я стала терять речь, не могла говорить уверенно. Мышцы лица окаменели. Стало понятно, что это депрессия. Благодаря поддержке мужа, я на год погрузилась в психотерапию, по назначению врача в дневном стационаре несколько недель мне ставили капельницы. Физическое здоровье за год восстановилось полностью.
На школьных собраниях учителя только и говорили, что дети учатся очень плохо. Моя дочь продолжала учиться на отлично, но по мнению учителей, она относилась к числу учеников, на которых, нельзя ориентироваться. Одарённый ребёнок. А одарённый ребёнок совершенно не хотел ходить в школу. Я каждый день её уговаривала. Она улыбалась и шла.
Я предложила родителям провести для детей тренинг «Как научиться учиться». Я сама его нашла. На тренинг они согласились, а вот на оплату услуг профессионального ведущего — нет. По 300 рублей им показалось дорого. Я решила не быть щедрой.
На какое-то время жизнь замерла, сюрпризов не преподносила. У дочери уже были друзья, несмотря на травлю в классе. За пределами школы были классные компании по интересам (борьба, рисование, шитьё). При этом школьный психолог постоянно тестировала несколько детей, входящих в группу риска, на склонность к суициду. Среди них была моя дочь.
На каникулах после восьмого класса принимаю звонок. Инспектор по делам несовершеннолетних с ходу отчитывает меня за то, что я полгода скрываюсь. Требует срочно явиться в рамках расследования. Я даже не поверила услышанному! На меня за ненадлежащее воспитание дочери в полиции давненько лежит заявление от родителей одноклассника. Вовсю работает комиссия, так как моя дочь перебросила ещё осенью через себя одноклассника, который толкнул её в лужу. У мальчика было сотрясение мозга.
Мы прервали отпуск и срочно вернулись с моря. Полицейские не были чудовищами, хотя меня очень сильно отчитывали. Им моя вина была очевидна. Отягчающим разбирательство фактом была секция по борьбе, где занималась дочь. Справки из больницы, где после травмы лежал пострадавший, позволяли делать выводы не в нашу пользу.
Школа была напугана расследованием. За полгода мне никто не позвонил ни из администрации, ни из учителей, потому что видели меня всегда в гневе. Возможно, как и я, они считали обвинения абсурдными. Мы знаем, что учителя дали лучшие характеристики моему ребёнку, даже был свидетель происшествия (чей номер, правда, в школе потеряли), который видел, что на мою дочь напали. При этом школа нигде не отразила факт травли.
По мнению сотрудника полиции, я должна была это делать всякий раз письменно сама. Бездействие родителя, когда ребёнка обижают — тоже вина. В полиции мне сказали: «Ребёнок не должен давать сдачи и себя защищать, так как невозможно предугадать исход самозащиты. Защищать ребёнка должен взрослый». Эти слова я усвоила после нескольких явок в полицию, где то и дело сопоставлялись факты и с нами беседовали.
К этому моменту у меня развилось обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР), в частности, потребность постоянно молиться о своих детях, панические атаки. У кого-то ОКР проявляется в стереотипных движениях, а у меня вот так, в постоянном повторении молитв, которое я не контролировала.
В десятом классе мы всё-таки смогли перевести дочь в другую школу, наконец, появилось место. Но тревога и предельная напряжённость мешали мне принимать реальность. Каждый день расспрашивать старшеклассницу о прожитом дне — не норма, но это было. Мне казалось, враги вновь появятся из ниоткуда.
К счастью, в новой школе всё было по-настоящему хорошо. А вот в старой школе все осталось по-прежнему. Одноклассницы вышли на контакт с дочкой, рассказали, на кого перекинулась травля. Теперь травили за цвет волос, жертвой стала блондинка, объясняли тем, что моя дочь была блондинкой.
Дочь закончила школу блестяще, поступила на бюджет медицинского университета без репетиторов и суровой подготовки. Только в это время мы опомнились, заметили, что девочка не выражает эмоции. Ни страх, ни радость, ни удивление. Первым наблюдением в университете, первым её личным потрясением было то, что в отличие от одногруппников она не видела врачей, только читала о них. Странно, но она никогда за годы школы не болела, не лежала в больнице. Ей вообще нечего об этом рассказать! Конечно, мы обе пошли в терапию. И вот в терапии выяснилось, что дочь всё время, что училась в школе, была настолько заморожена, мобилизована, что не позволяла себе проявлять эмоции, показывать уязвимость. Она словно запретила себе болеть. Терапия дала результат. Дочери поменяли установки, она стала много болеть, как будто за все прошлые годы, и радоваться этому, ходить к врачам, лечиться, знакомиться со своей уязвимостью.
Сейчас дочь уже на шестом курсе. У неё всё прекрасно. Похоже, что на ней вся эта история отразилась гораздо мягче, чем на мне.
Я же в тот момент так и не приняла произошедшую травлю, не вернула доверие миру. Меня расстраивала каждая прочитанная, услышанная история. Слова психотерапевта, что любой опыт позволяет стать собой, заставили меня прекратить сеансы из-за невыразимой боли. Мне пытались объяснить, что даже самый травматичный опыт позволяет нам раскрыть свою суть, мы учимся сопереживать, видеть чужую боль. Для меня это было сверхтяжело для принятия. Я перестала лечиться, решила жить с ОКР. Я приняла в себе этот изъян. Потом я долго осознавала слова терапевта. Что это за люди добрые такие, которые через боль решили мне помочь стать более глубокой и эмпатичной? Только сейчас, я поняла эти слова и приняла свой болезненный опыт.
Когда дочь перешла в новую школу, стали травить уже моего сына. В той же самой школе, где у дочери теперь всё было хорошо. Сценарий похожий на дочку. До третьего класса сын учился на тройки. А потом резко начал учиться очень хорошо, выступать с проектами. Это моментально вызвало травлю за то, что он «ботаник» и «зубрила». Ему прямым текстом говорили: «Ты не должен выступать с проектами! Не выпендривайся!» Но теперь я была другая. «Родитель», который не защитил дочь, уступил место «Взрослому».
Я слушала третьеклашку, не настраивая против коллектива, а позволяя проявить эмоции. Попытки травли возникали в течение двух лет, быстро исчезали после любых моих мероприятий как внутри семьи, так и снаружи. Все воздействия я фиксировала, обозначая цель, писала всё классной. Ребёнок по моему совету завёл дневник обид. Неприятности от одноклассников уже не задевали его, так как предназначались дневнику и проверяли гипотезу. А это любопытно.
Ещё я приходила к ним на классные часы, помогла провести интересные опыты и поработать в группах. Организовала для класса проектную деятельность. На время это помогло. А на следующий год почему-то снова стало всё плохо. То сына за ноги вытащили из класса, то отняли в столовой еду, то регулярно выталкивали из очереди за пирожками, то обзывали... Я снова пошла в школу, написала заявление, что на время забираю ребёнка из коллектива и по какой причине. Ни защищаться, ни оправдываться, ни заискивать, ни бегать по коридорам от обидчиков, ни давать сдачи он не обязан. Рассказала учителю историю моей дочери и передала слова полицейских, которые запомнила на всю жизнь.
В класс пришли психологи, учителя воспользовались их сопровождением. Коллектив расцвёл дружбой. Всё наладилось. Сейчас дети дополняют друг друга, общаются, умеют похвалить и выразить восхищение. Не идеальные, но хорошие. Школа повела себя намного эффективнее, чем предыдущая школа моей дочери. Но и я вела себя иначе. Без эмоций, без криков, без поиска виноватых. Чисто факты, документы, фиксация случаев. Именно этого «Взрослого» нужно было найти мне в себе как родителю сразу. Очень жаль, что я ничего не смогу исправить в прошлом своей дочери.
Касаемо сдачи, мое мнение не изменилось. Я на всю жизнь запомнила слова полицейских. Взрослые должны защищать своих детей. Ребёнка можно готовить физически, мой сын, например, занимается триатлоном. Можно учить убегать от толпы хулиганов в тёмном переулке. Но в школе, где ответственность несут взрослые, надо рассказывать о насилии взрослым. Для меня эта тема сдачи вообще очень личная. Сын моей знакомой всю жизнь занимался борьбой, учился самозащите, однажды вот также шёл с тренировки, дал сдачи отморозкам, их было несколько, а он один. Его убили.
Подозреваю, что будет много комментариев в стиле «сами виноваты». Я признаю, что не всё делала верно. И вместе с тем, это очень скользкий путь перекладывать на родителей ответственность за климат в классе. Да, родитель может быть любой, необразованный, некрасивый и т.д. Увы, есть и будут такие же, как я, без внутреннего стержня, неспособные придумать, как помочь своему ребёнку, впадающие в депрессию от той боли, которую переживает ребёнок, неспособные из этого состояния трезво мыслить и принимать обдуманные решения. В классе, где учится мой сын, например, был еще один проблемный мальчик. Из дисфункциональной семьи алкоголиков. Он не знал никакого другого способа коммуникации, кроме насилия. Он всех бил. Весь класс настроился против него, дети хотели идти к директору и просить мальчика перевести. А я, так как уже перелопатила горы книг по психологии, предположила, что он просто даже не понимает, что то, что он делает – это насилие. Для него это был способ дружить. Я собрала мальчиков и стала задавать вопросы: «А вы говорили, что вам это неприятно? Вы формулировали, что вы чувствуете, когда он так делает? Вы звали его играть?» Они задумались. Конечно же, они этого не делали. Они не знали, что так можно было. И они стали говорить. Стали приглашать его в игры, он раньше и не знал, что такое играть, у него фактически было украдено детство, откуда ему это узнать? В итоге мальчик изменился, перестал задираться, драться. Хотя, казалось бы, всё идет из семьи, и там из семьи ничего хорошего не шло.
Я очень хочу пожелать всем родителям не проходить мимо несчастья чужих детей. Здесь на канале так много историй. Вот и моя теперь в копилке. Я прошла через это дважды. Как-то я шла по улице мимо школы. Это не была школа моих детей. Чужая совсем школа. Я увидела, как стоят дети в кругу и пихают одного. Я сразу подумала, что это мог бы быть мой сын, и что если он сейчас начнёт давать сдачи, они его просто хором побьют. Но я взрослая, здесь и сейчас могу эту ситуацию изменить. Я несу ответственность за то, что вижу. Пошла в эту школу, написала заявление на имя директора. Сказала, куда дальше обращусь, если снова что-то подобное увижу. Со мной связались, насколько я знаю, ситуацию взяли на контроль. Пожалуйста, если вы видите подобное, реагируйте. Не дети должны давать сдачи, а мы должны их защищать.
Неравнодушных педагогов и осознанных родителей я приглашаю в Телеграмм-канал «Учимся учить иначе» и в привязанную к каналу Группу.
Книгу «Травля: со взрослыми согласовано» можно заказать тут.
PS Друзья, статья висит всего несколько часов, а я уже удалила кучу комментариев, в которых содержится нецензурная брань, явное унижение чести и достоинства и всякую прочую уничижительную хмарь. Я напоминаю политику канала, вы можете выражать мнение, но вы не можете оскорблять героиню истории, давшую интервью. Мы для того с вами тут на канале, чтобы на примере чужих ошибок не совершать своих или убеждаться в правоте своих действий. Никак не для того, чтобы унижать и травить человека, который свои ошибки уже и сам признал и согласился рассказать об этом. Как взрослые, которые оперируют исключительно осуждающими рамками мышления и лексикой в стиле «яжмать», «дура», «тебе место в дурдоме» могут научить детей тому, что травля это плохо???
И еще, не нужно в каждом комментарии писать о том, как героиня "зациклена на себе". Публикация истории была моим решением. Ольга захотела рассказать о том, как травля разрушает НЕ ТОЛЬКО жертву, но и родителя. А я захотела этим поделиться. Если бы я считала, что родитель не имеет право поделиться тем, что происходило с ним, я бы изначально не брала эту историю. Здесь нет фокуса на дочке. Здесь фокус на маме. Не потому что дочка этого фокуса не заслуживает, а потому что это две отдельные линии. Про дочку можно писать отдельную историю, если у самой девочки или мамы будет такое желание.