С точки зрения медицины, аборт — это любое прерывание беременности, но основные моральные и нравственные проблемы вызывает искусственно проведенный аборт. Беременность и вынашивание плода, представляет собой естественное физиологическое состояние женщины, но, если даже допустить проведение аборта исходя из принципа «меньшего зла», необходимо учитывать, что само действие оказывает на женщину психическое и физическое влияние. Кроме того, аборт фактически прерывает уже начавшуюся жизнь нового человека.
Одним из аргументов, который, в свою очередь, выдвигается против правовой допустимости абортов «по желанию», это вариант аргумента о явной недобровольности выбора, осуществляемого женщиной. Прежде всего, речь идёт о принудительной ситуации, в какой оказывается женщина, у которой появилась нежелательная беременность. Интересно, что такой же аргумент выдвигают представительницы феминистических движений и защиты прав женщин. Его сторонники утверждают, что правовая доступность абортов приводит по существу к оказанию сильного давления на женщин (особенно со стороны отцов детей, семьи, окружения, собственных опасений, связанных с последствиями рождения и воспитания ребёнка) во время принятия решения о прерывании беременности. В этом смысле правовая допустимость абортов в большинстве случаев может оборачиваться против самой женщины, для которой решение о прерывании беременности часто принимает в итоге форму тяжёлой драмы, в то время как для мужчины, заинтересованного в избегании последствий нежелательной беременности, аборт становится одним из альтернативных методов контрацепции. Таким образом, формально соблюдаемое право женщины на выбор становится предлогом для её окружения к принуждению избавиться от беременности (часто против её настоящей воли и чувств). Более того, сама женщина, даже если она не находится под непосредственным давлением третьих лиц, совершает «выбор» в сущности под давлением перспективы ожидающих её возможных трудностей, осложнений и отказов, связанных с социальной и экономической ситуаций женщин, воспитывающих детей. «За лозунгом «право женщины на выбор» в сущности скрывается тяжкая скорбь и одиночество. Аборт оказывается не столько победой, сколько доказательством капитуляции перед существующими своего рода негативными социальными последствиями заведения ребёнка, которые являются причиной того, что женщины должны совершать такой «выбор», как прерывание беременности. Настоящим, а не видимым решением проблемы, были бы, конечно, изменения в законодательной системе, упрощающие для женщин опеку и воспитание детей без необходимости отказа от других жизненных планов. Более того, хоть сейчас и можно говорить, что большинство женщин располагает расширенной независимостью выбора (а в ситуациях, когда отец ребёнка не интересуется ни судьбой женщины, ни самого ребёнка, можно сказать, что даже чересчур расширенной свободой выбора), всё-таки не верится, что для женщин в семье с патриархальными ценностями формальная законная свобода выбора не является de facto серьёзно ограничена существенным давлением окружения, которое наверняка приводит к случаям совершения таких операций вопреки собственным убеждениям женщины.
К подобным выводам, но выведенным из других предпосылок, ведёт высказанный по отношению к правовому запрету абортов аргумент о неэффективности правовых решений такого рода. Его сторонники доказывают, что даже если мы согласимся с тем, что аборты являются моральным злом, которому нужно противодействовать, то введение простого законного запрета на их проведение – это только видимая деятельность, в большей степени демонстративная, чем обеспечивающая реальную защиту зачатой жизни. Морально допустимо представление вопроса об абортах только одним способом: что мы можем изменить в законе, управлении, образовании, чтобы реально абортов стало как можно меньше. Известно, что абсолютные запреты, связанные с наказанием врачей, совершающих такие операции, приводят не к ограничению этого процесса, но к его одичанию. Абсолютный, идеологически мотивированный запрет абортов спихивает эту процедуру в подполье и способствует её распространению. В этот момент государство теряет над ним контроль.
Говоря с позиции естественного права, право на продолжение рода или репродуктивное право человека, это сознательное и ответственное проявление моральных аспектов личности, которые нашли свое отражение в различных международных документах, а также в Российском законодательстве.
Другая позиция, представляет собой теорию, в которой противники абортов акцентируют свое внимание на праве плода на жизнь, мотивируя это тем, что искусственное прерывание беременности — это легальное убийство живого существа, которое, как и любой человек имеет право на жизнь, тем более, что он не является частью тела матери, а значит, как отдельный организм имеет право на существование. Рассматривая проблему абортов с позиции противников этой операции, еще один момент нам кажется важным при принятии решения о допустимости этой процедуры. При решении вопроса об аборте, многие врачи уговаривают своих пациенток на проведение операции, тем самым оказывая давление и заставляя пациентку принимать неосознанное решение. Одна из практик, применяемых в информационном пространстве – это рекламирование врачами своих услуг в проведении абортов, что может быть охарактеризовано, как прибыльный бизнес. Кроме того, многие врачи в достаточной степени не информируют женщин о сути медицинского вмешательства и последующих проблемах, и рисках, как для самой женщины, так и для детей, которых она впоследствии может родить.
В России разрешены аборты на ранних стадиях беременности, проводящиеся в специализированных учреждениях, а также, аборты проводящиеся на поздних сроках беременности при медицинских, социально-экономических и иных показаниях.
В 2017 г., в Москве проходила научная конференция «Правовые и медицинские аспекты жизни детей на внутриутробной стадии развития: перспективы России в XXI веке». На этой конференции были затронуты наиболее значимые вопросы, касающиеся будущего России. В частности, был затронут вопрос о правосубъектности плода человека, начале человеческой жизни в свете новейших объективных данных медицинской науки; в сравнительном ключе были рассмотрены международно-правовые аспекты защиты жизни детей в пренатальном периоде, жизнь ребенка на внутриутробной стадии развития как объекта конституционно-правового регулирования, проблема соотношения прав ребенка и беременной женщины, права отцов нерожденных детей. Доклады содержали как запреты на проведение абортов, так и разрешительную позицию. Однако для того, чтобы понять причинно-следственную связь и выработать определенную позицию с точки зрения права, необходимо учитывать все мнения, как защитников, так и противников абортов, но для этого необходимы и юридические определения таких основных понятий, как жизнь, смерть, человек и др.
Для морального обоснования запрета на аборты необходимо не только отметить, что плод является человеком, обладающим правом на жизнь, но и доказать, что, прерывая беременность, женщина лишает насцитуруса жизни несправедливым образом. Говоря об этом, профессор Д.Д.Томсон считает, что запрет абортов является de facto наложением на женщину против её воли обязанности самопожертвования ради спасения жизни другого человека в той степени, которую наверняка не одобрило бы большинство из тех, кто требует введения такого запрета.
Независимо от главного течения дискуссии вокруг явления абортов, сосредоточившегося на моральной допустимости их проведения или запрета, в публичных обсуждениях формируются, хотя и на несколько другом плане, также аргументы за и против определённых форм правового (прежде всего уголовного) регулирования этой проблемы. Они следуют из установки, что вопрос о способе правового упорядочения абортов носит характер по крайней мере в некоторой степени отличный от проблемы её морального статуса (сам факт той или иной моральной оценки данного явления не должен автоматически переноситься на определённого вида правовые решения).
Противники законного запрета абортов часто утверждают, что он ведёт к принудительному навязыванию одной группе людей моральных убеждений, признаваемых другой группой (обычно мотивированных религиозными убеждениями). Ведь такой запрет означает, что каждый человек независимо от того, считает ли он прерывание беременности морально предосудительным поступком или допустимым, обязан поступать так, как нужно, по убеждению противников абортов. В то же время отказ от запрета не обязывает противников абортов проводить их, а только позволяет любому человеку поступить в соответствии с его моральными убеждениями (то есть противникам абортов – не проводить их, а сторонникам – проводить). Этот аргумент обладает огромной убедительной силой, но только тогда, когда мы условимся, что насцитурус не является человеческой личностью, обладающей собственными субъектными правами, прежде всего правом на жизнь. Этот аргумент (назовём его аргументом о свободе выбора) не может охватывать свободу выбора о нарушении или ненарушении прав других людей. Значение свободы выбора ни одного человека не может быть расширено так, чтобы она обосновывала утверждение, что если нарушение чьих-либо прав совместимо с аксиологией действующего лица, то запрет на такое нарушение лишает его «свободы выбора». Статус насцитуруса как личности, а также момент, в который он может получить такой статус, оказывается вопросом в высшей степени дискуссионным. Если же мы согласимся с утверждением, что у насцитуруса нет черт, которые позволят относиться к нему как к личности, обладающей собственными субъектными правами, то как нам кажется, аргумент о свободе выбора приобретает существенное значение. Законный запрет на аборты из уважения к жизни (а не к правам конкретного человека) нужно признать урегулированием par excellence моралистического характера.
Если закон допускает прерывание беременности, это означает, что законодатель, а, следовательно, и общественная мораль, институциональным выразителем которой он является, относится к нему как морально приемлемому поведению. Таким образом, пассивность законодателя может поспособствовать постепенному упрочению отсутствия морального осуждения для дозволенного законом поведения. Эти утверждения вытекают из давно сформулированного и обсуждаемого тезиса о влиянии позитивного права на моральные убеждения подчиняющегося ему общества.
Одним из известных сторонников утверждения об одновременном формировании убеждений о том, что правильно или справедливо, под влиянием содержания позитивного права был известный теоретик права, создатель психологической теории права Л. Петражицкий. Он обращал внимание на «процесс создания институционального права через позитивное право, который заключался в том, что правовые переживания, вызванные нормативными фактами позитивного права и поначалу зависимые от представлений этого права, затем, особенно в случае частого повторения и живого эмоционального осмысления, обретают самостоятельный характер и выступают уже независимо от соответствующих нормативных фактов и их представлений, т.е. как интуитивно-правовые переживания. Это происходит в результате появления устойчивых связанных ассоциаций соответствующих предметных представлений и императивных эмоций. Итак, можно утверждать, что запрет на проведение абортов выполняет также (независимо от непосредственной эффективности) определённую воспитательную функцию, представляя собой законное подтверждение ценности человеческой жизни и неприкосновенности существования каждого человеческого индивида. До тех пор, пока за совершение такого действия грозит уголовное наказание, оно является предметом символического осуждения, поддерживающего общественное убеждение в его моральной предосудительности. Отмена такого запрета может стать действием, которое способствует затиранию негативных моральных чувств по отношению к поступкам, заключающимся в лишении жизни других людей, делая шаг в сторону смягчения образа смерти. Однако Л. Петражицкий подчёркивает, и об этом нужно помнить, что влияние позитивного права на право институциональное (и следовательно – в его терминологии – убеждение о том, что справедливо) возможно тогда, когда то позитивное право «пользуется в данном общественном кругу уважением и не подвергается сомнению и критике», а это характерно только для урегулирований, имеющих «весомый авторитет и пользующихся уважением».
Известны случаи врачей, которые после проведения операций по особенно напряжённым и громким делам сами делали на себя публичные доносы и требовали возбудить дело. Другими примерами могут послужить публичные выступления во Франции в 70-х годах XX века, на которых сотни женщин открыто заявляли о своих абортах. Использование уголовного права в ситуациях, когда и потенциальные преступники, и значительная часть людей, которые бы смогли содействовать раскрытию таких поступков, никак не отождествляют себя с аксиологией положений закона, а также одновременное отсутствие мер stricte превентивных (какие могли бы следовать, например, из строгости санкций или решимости сыскных органов) обязательно приводит к неизбежному расхождению буквы закона с действительностью. Ведь дело доходит до формального наказания поступков, виновники которых сами чувствуют себя скорее жертвами несправедливого и морально неприемлемого закона, чем преступниками, заслуживающими осуждения. Также стоит заметить, что вопреки напрашивающейся мысли в связи с приведённым выше аргументом о неэффективности, выбор запрета абортов или методов, которые должны приводить к уменьшению спроса на прерывание беременности, не носит характер несовместимой альтернативы.
Конечно, наивно было бы ожидать достижения реальных и удовлетворительных результатов из-за введения одного только запрета, но все средства, которые могут противодействовать абортам, можно также вводить параллельно, а не вместо запрета на прерывание беременности. В этом смысле сформулированная некоторыми дилемма: запрещать аборты или помогать женщинам в их материнстве — носит ложный характер, в действительности ни один из членов этой альтернативы не исключает другого. Такое сочетание имеет значение только при условии, что аборт представляет собой морально негативное явление, которому законодатель обязан эффективно противодействовать. В противном случае сам запрет абортов становится безосновательным, а введение правовых инструментов для помощи и облегчения тягот материнства женщин, должно быть, ссылается на иные аксиологические обоснования.