Рассказ
Маша жила в обычной серой пятиэтажке. Ее родители несколько лет назад купили в панельке двухкомнатную квартиру, ожидая машиного появления. Сразу было решено, что дальняя комната около санузла будет для Маши. Это была довольно просторная двенадцатиметровая, вытянутая прямоугольником комнатка. С большим окном, с потолком под небом, и поэтому очень светлая. Занавески мама весила всегда лёгкие, прозрачные, плотных штор не было. Окна выходили на дорогу, по которой проезжали машины и стучали по рельсам трамваи. За дорогой сначала стояли маленькие деревянные домики с печным отоплением и колодцем во дворе. Но Маша этого не помнила. Их снесли как раз перед ее появлением. Сейчас на их месте был пустырь. Только высокие могучие столетние тополя вдоль дороги оставались ещё нетронутыми. На их мощных ветвях вороны свили свои большие гнезда. Веточка к веточке. Много, очень много веточек. Очень много труда и любви было вложено в эти гнезда. Они располагались так высоко и так глубоко в листве, что только поздней осенью и зимой можно было их видеть. Маша часто смотрела на них. Ее окно ровнялось с вершинами деревьев. Нет, старые тополя были гораздо выше пятого этажа, но расстояние сглаживало эти метры. Вороны, целая стая чёрных огромных птиц, тоже, наверное, древних, громко кричали и кружили над тополями. Это был их дом. Сколько поколений выросло в этих гнёздах! Но потом тополя спилили, вместе с гнёздами. И ворон не стало. И сейчас за дорогой был просто пустырь, с оставшимися валяться гнилыми брёвнами, камнями, глиной и всяким мусором. Поодаль начали строить новые дома, разрослась стройка, на которой постоянно что-то гудело. А через пустырь люди сами собой проложили тонкую извилистую дорожку. По этой самой дорожке, переступая через камни и помогая друг другу то взобраться, то спуститься, Маша с мамой часто ходили к бабушке, жившей на параллельной улице. Иногда, летом, дождь так развозил глину, что туфли увязали в ней, и нужно было с силой тащить ногу, стараясь не оставить обувку в липкой глине. Маша отдёргивала сапожок, и там оставался глубокий след - точный слепок ее маленькой ножки. Иногда, зимой, снег заметал все вокруг, и приходилось гуськом друг за дружкой бежать по узенькой колее. Маша видела впереди широкие мамины бёдра и плечи в зимнем пальто. Они закрывали ее от холодного ветра и снега. И так сладко было Маше возвращаться всегда в свою комнату. Зимой здесь было тепло и уютно, а летом - прохладно и хорошо. Иногда она слышала мирное воркование голубей, которые жили под крышей. Иногда дождь еле слышно шептал, барабанил и убаюкивал. Маша любила спать в дождь. Она лежала в своей маленькой кроватке, купленной отцом за месяц до ее рождения.
Сначала в комнате ничего не было. В неё даже не заходили. Но потом вдруг оборвали старые обои, оставшиеся от прежних хозяев, вычистили стены, покрасили их зеленоватой краской, побелили потолок, повесили люстру со старой квартиры. И стали ждать появления Маши. Комната оживала. Вскоре была куплена деревянная с высоким бортиком кроватка. Темно-коричневая, покрытая блестящим лаком, на колёсиках. В общем самая обычная детская кроватка, которую покупают практически все родители. В неё положили маленький зелёный матрасик с мелкими розовыми и желтыми цветочками, застелили детское белье, накрыли бело-голубым байковым одеяльцем.
Пришел срок, и появилась Маша. Закутанную в белоснежный свёрток, ее острожно занесли в комнату, аккуратно, чтобы ненароком не разбудить, положили в кроватку. Она сладко спала. Кушала мамино молоко и снова спала. А потом начала лежать с открытыми глазками, махать ручками и ножками в разные стороны, перекатываться от одного бортика кроватки до другого.
Вскоре над кроваткой папа прикрутил перекладину - Маша начала за неё хвататься своими маленькими пальчиками и подтягиваться. Садиться. Потом вставать. Потом неумело ходить, держась за бортик, перехватываясь и боясь отпуститься. Иногда маленькие ручки соскальзывали, и она падала на мягкий матрас. Снова, берясь за прутья, поднималась и вставала. Снова шагала.
Около машиной кроватки стояла большая мамина тахта на ножках. Мама часто сидела на ней и вязала. За тахтой располагался большой трёхстворчатый лакированный шкаф с одеждой. Еще в комнате был стул с мягким зелёным сидением и жесткой округлой спинкой. Постепенно прибавлялись игрушки. Однажды, в первый машин Новый год, прямо напротив детской кровати появилась елка с красивыми разноцветными огоньками и блестящими игрушками. Маша стояла в своей кроватке и завороженно смотрела на неё. Тянулась ручками.
-Гу,гу!, - говорила Маша, а мама весело и счастливо смеялась.
Спустя некоторое время передний бортик у кроватки убрали. Маша легко спускалась и забиралась сама на свою кровать. Она любила в ней играть. Маша приносила книги, игрушки и долго занималась ими в кровати. Иногда она вставала в ней, вытягивалась, прикладывала ладонь к глазам, смотрела куда-то вдаль и что-то торжественно объявляла. Иногда, широко раскинув руки и гудя, летела над облаками к бабушке - матери отца, которую она никогда не видела, но нежно любила. Иногда Маша приносила в кровать всех своих кукол, причёсывала их, переодевала или укладывала рядом с собою спать.
Иногда Маша болела. Тяжело, ангинами. Машу укладывали в кроватку, накрывали тёплым одеялком, и она засыпала. Бывало, что Маша бредила. Ей казалось, что огромный валик или каток движется на неё, ещё чуть-чуть и раздавит, раскатает в лепёшку. Бред повторялся всякий раз один и тот же. Маша в ужасе кричала, отталкивала одеяло, скребла ножками, хваталась за прутья детской кроватки. Прибегала мама, будила, успокаивала, отпаивала водой, давала горькие порошки для снижения температуры. Когда Маша пропотевала и просыпалась, мама снимала с неё мокрую, хоть отжимай, пижаму, переодевала, меняла простыни, переворачивала одеяло, подушку. Становилось прохладно, сухо, легко. Кроватка, словно оберегая малышку, брала на себя весь жар и всю хворь.
Иногда заходил папа. Тихо, глазами, спрашивал, как Маша, вздыхал и уходил.
Утром по выходным папа часто приходил к Маше в комнату, подходил к кровати, наклонялся и гладил Машу по спине, будил. Иногда, обычно крепко выпивший, в ночи, папа садился на пол рядом с машиной кроваткой и рассказывал ей разные истории. Про Солнце, про планеты, про Дедала и Икара, про самолеты.
— Человек мечтал летать всегда!, - гордо говорил отец. - Он видел птиц, взмывающих вверх и возносящихся к самом у нёбу. Но у человека нет крыльев. И тогда человек начал искать способ самому создать эти крылья.
Маша лежала в своей кроватке и слушала в темноте папин воодушевленный рассказ, зная его уже наизусть. Маша никогда не перебивала отца, ловила каждое его слово, погружаясь все больше в прекрасный мир, который существовал только для них двоих. В такие минуты отец, обычно суровый и неприветливый, становился самым добрым, близким и каким-то ранимым.
Потом папа неумело накрывал Машу одеялом, гладил тяжёлой рукой по голове и уходил. Маша сладко и быстро засыпала. И ей снились большие крылья Дедала, плавящиеся на Солнце и то, как он летел с дикой скоростью вниз, а потом разбивался о землю.
Маше исполнилось шесть. Отец решил перекрасить комнату для своей принцессы. Он выкрасил стены в жёлтый цвет, а потом целое лето через самодельный трафарет любовно вырисовывал кружочки и розочки золотой краской. Машину кроватку переставили к другой стене. Маша мечтательно прилегла на неё, и отец заметил, что кроватка стала Маше отчаянно мала. Машина голова касалась изголовья, а ноги упирались в решетку.
— Ничего, устроим, - сказал ласково отец и задумался. Маша увидела на его лице любимые ею лучистые морщинки вокруг глаз.
Вскоре отец откуда-то притащил стенку от такой же кроватки, как у Маши, только прутья были сделаны из светлого дерева. Он разложил инструменты, долго что-то измерял, крутил, отпиливал, и, наконец, нарастил машину кроватку на полметра. Потом отец принёс из кухни толстую мамину доску, на которую она выкладывала свои маленькие аккуратные пельмешки, когда их стряпала. Доска эта как нельзя лучше подошла для дна кровати, и отец хитрым способом ее прикрутил. В итоге получилась кровать большего размера, и Маша продолжила спать в своей маленькой детской кроватке. Папа был очень горд своим изобретением, а Маша своим папой.
Старую мамину тахту выкинули, а из гостиной (куда по удобному случаю купили новенькую софу) принесли большой старый диван с деревянными подлокотниками, обитый зелёной шерстяной тканью. Диван пружинил, и Маше нравилось прыгать на нем. Она забиралась на спинку дивана и потом со всей силы прыгала. Снова и снова. А ещё Маше нравилось ходить по спинке дивана туда-сюда, представляя, что она артистка цирка и идёт по канату перед заворожённой публикой. Зал ей рукоплескал! И ни в коем случае нельзя было упасть - обмануть зрителя. А если все-таки Маша соскальзывала и падала, то она представляла, как зал замирал в ужасе. Но сетка (то есть пружинящее сидение дивана) ловило ее, а она грациозно вставала, кланялась публике и снова лезла на канат.
Вскоре Маша пошла в школу, и в ее комнате появилась парта. Папа купил ее для Маши. Это была очень красивая парта с мягким оранжевым сиденьем. Маша была счастлива! Тем более, что вскоре отец своим руками соорудил на этой парте особый светильник. Он сделал его из листа металла таким образом, чтобы свет всех четырёх ламп не попадал Машеньке в газа, а был четко направлен на ее новенькие тетрадки и учебники. Один раз, правда, Маша притронулась к этому блестящему светильнику. Он был очень горячий. Раскалённый. Маша быстро одернула руку, еле не обжегшись. Больше она светильник не трогала. Но ей очень нравилось переключать белые и красные рычажки, которые отец прикрутил на ее парту. Лампочки можно было включать поочерёдно. Маша чувствовала себя словно за пультом управления, который она видела у отца на работе, когда он один раз брал ее с собой.
Потом в комнате появилось пианино. Его как-то принесли и поставили напротив маминого дивана. Пианино мама купила для Маши у своей старшей сестры, сын которой давно оставил это занятие. Пианино Маша не любила, но учиться играть пришлось. Как говорили в балетной школе, где Маша с удовольствием занималась, играть на пианино нужно для развития чувства ритма. А ритм для танцев Маше был нужен.
Пианино казалось Маше монстром, пожирающим ее сны и слышащим ее мысли. Иногда она его боялась, рисуя в голове выдуманные истории про оживших чудовищ. Внутрь пианино мама поставила две трехлитровые банки с водой, чтобы оно не рассыхалось. От этого пианино представлялось Маше живым. Оно, казалось, жило своей собственной жизнью и дышало. Воздуха почему-то в комнате сразу стало меньше, как и места. Маша играла на пианино из-под палки и периодически с недовольным видом протирала на нем пыль.
Вдруг Машину кроватку стали заваливать подушками и одеялами от маминой постели и накрывать большим хлопковым белым покрывалом. Вернее, это стала делать сама Маша. От этого машина кроватка становилась похожей на пушистую снежную гору. Непреодолимо огромную и холодную. Сидеть в кроватке и играть больше возможности не было, да это было уже и ненужно. Зато, взобравшись по спинке маминого дивана и перешагнув через перекладину, можно было очутиться на самом верху горы и сидеть там, подогнув под себя ноги калачиком. Маша окидывала свою комнату пронзительным взглядом. Комната была детская. Совсем детская. Впрочем, Маша часто стала лежать на мамином диване, который прежде никогда не складывался, а стоял посередине комнаты, как айсберг посреди океана. Но Маша, еле-еле, прилагая всю силу, которую только имела в своих тоненьких ручках, упираясь в пол ногами и помогая себе выпяченным животом, начала его каждый день собирать и складывать. Комната сразу приобретала какой-то другой вид.
Маше шёл двенадцатый год. Подруги к Маше не приходили. Да и как можно было их приглашать, если маленькая детская кроватка все также стояла у неё в комнате. Маше было стыдно. Ее любимая детская кроватка превратилась в нечто ужасное. Нет, внешне она осталась прежней. Но Маша теперь ненавидела ее. Кроватка словно говорила ей: не расти, оставайся маленькой! А Маше хотелось быть взрослой.
Отец давно перестал заходить к Маше, гладить ее по голове и рассказывать ей истории. Они почти не разговаривали. Только иногда, про уроки или про политику, которой так страстно отец стал интересоваться в последнее время.
И вот в один из дней Маша скинула со своей кроватки все одеяла и подушки, взяла у отца инструмент, выбрала молоток и со всей силы начала долбить по перекладине своей кровати. По тому самому месту, где отец несколько лет назад так старательно и искусно соединил темное и светлое дерево. Услышав громкий стук молотка, в комнату прибежал отец, но кроватка была уже сломана. Перекладина кровати треснула, дерево раскололось, пошло трещинами, прутья кровати повылезали и теперь кроватка имела зловещий вид какого-то разъярённого дракона, открывшего свою пасть с острыми зубами. Отец, испуганный и ошеломлённый одновременно, забежал в комнату. Маша исподлобья взглянула на отца. В эту минуту ей стало страшно, что отец наругает ее, возможно накажет. Но в глазах отца она прочитала лишь удивление.
— Мне эта кроватка уже мала и вообще! Я выросла! Я не хочу спать в детский кроватке! , - громко выпалила Маша.
— Оставь, я сам разберу, - спокойно сказал отец, взяв у Маши из рук молоток.
Маша осталась в комнате. Она смотрела, как отец аккуратно разбирает ее кроватку. Ей было жалко и отца, и эту часть ее милого детства. Но что-то внутри неё ликовало.
В тот же вечер Маша переехала спать на старый мамин диван, а вскоре в комнате у Маши сделали новый ремонт - стены заклеили обоями с розовыми цветочками, на окнах повесили занавески с оборками, парту поменяли на большой письменный стол. И только лишь пианино так и осталось стоять посреди комнаты.
P.S. Спасибо, что прочитали мой рассказ ♥️