В последнее время меня занимает вопрос. Смотрите сами, вот есть тот или иной оппозиционер. Он пишет тексты, что-то там в Твиттере постит, короче, если не борется с нашим общим врагом, то хотя бы маленьким протестным флажком помахивает. Но другие оппики вместо того, чтобы делать примерно то же самое, начинают нашему герою вменять, что в прошлом он, мол, придерживался неправильных взглядов, чуждого мировоззрения. И каждый второй пост этим тыкают и тыкают. Конечно, они может и правы, как можно доверять тому, кто однажды отказался от своих взглядов. Вдруг он завтра снова окажется подлым ренегатом, как адвокат Горошек из «Чиполлино»? Но не кажется ли вам, что таким образом они пытаются лишить человека его базового права? Права меняться.
По этой логике человек, словно в «Футураме», однажды получив чип со своим мировоззрением, теперь обязан следовать ему всю жизнь, не смея отклониться на шаг влево или вправо. Я и сам ловлю себя на том, что хвастаюсь незнакомцам, что те пресловутые 8 лет назад, выступил вперед с прокламациями против аннексии и прокси-войнушки. Правда, тогда я был ближе по воззрению к Бэду, который оделся в белое пальто тру-нейтрала. «Продолжайте в том же духе, идиоты». «Превратим империалистическую войну в гражданскую». «Повернем штыки против своих олигархов». Ну а что вы хотите, от левака из небольшой сектушки? Тем более что из неё уже вышли как сторонники Майдана, так и поклонники комдива Мозгового. Остались только кони в пальто. Но меня ненадолго хватило на эти догмы. Я выбрал сторону. И в этом вопросе уже не сворачивал, все больше убеждаясь в собственной правоте.
Я постоянно менялся в других вещах. Это немудрено. Ты узнаешь что-то новое, добавляешь к картине мира, и она начинает рассыпаться, потому что этот кусок намного больше, чем пробел в твоем паззле. И ты понимаешь, что собирал до того какую-то херню. Как завещал Тоффлер, в современном обществе надо учиться всю жизнь. И политические взгляды просто обязаны меняться. Политика – отражение современного общества. Общество меняется, зачем застревать в догмах столетней давности?
* * *
Пожалуй, я открою эту тему с небольшого биографического экскурса. В нашем информационном поле, похоже, сложился консенсус, выраженный в вопросе: «А где вы были восемь лет назад»? Настоящим водоразделом стали не Грузия, не Болотка, не перевыборы с обнулением и пенсионкой. Отсчет ведется от Крымнаша. Я люблю приговаривать, что тогда я была лоялисткой, — а теперь больше нет. Но как произошел этот решительный переворот?
Начнем с того, что я была аполиткой. Социально-политические новости вызывали у меня зевоту, либо отторжение из-за грязи и негатива. Ситуация в стране, как я ее представляла по очень скудным источникам и сытой московской жизни, меня устраивала. Впечатления и потребление были приоритетной заботой.
И вот случаются Майдан, Крым, Одесса, сепары поднимаются. Я за этим слежу. Как болельщица, через низкопробные ресурсы, типа Русвесны и в таком духе. Но я болею не за Россию — я болею за справедливость. Просто на тот момент справедливость представляется мне в том, что наших донбасских братушек надо срочно защищать от укронацистов. Это очень важный мотив. Один из центральных стержней моей личности — пытаться как-то защитить слабых и угнетенных от агрессоров, силой подчиняющих и унижающих остальных. И я считала, что народные республики здесь жертва, украинцы — агрессор, а я солидаризировалась с Россией-защитницей. Готова поспорить, что такая же картинка до сих пор сохраняется в головах наших сограждан.
Из-за той войны я включилась в инфополе и по инерции стала читать все больше и больше новостей. Да, сперва тоже стенала про сливы на Минских соглашениях, волновалась за наших солдатушек и ополченов, восхищалась удалью Стрелкова. Но к концу года стало ясно, что Русский Мир крякнулся, а конфликт переведен в тлеющую стадию. Зато сохранилась привычка читать политоту, и тогда я начала разбираться, что вообще происходит. Почему?
С этого момента поползли трещины. Лоялистка умирала последовательно и довольно быстро. Полный разворот, наверно, за полгода. Ну и влияние лево-анархистских товарищей, которые меня приютили, в отличие от самодовольных лоялистов, которые меня оттолкнули. Это, кстати, тоже важный фактор. Но за один раз развеять все мифы о величии отечества тяжело. Хотя бы потому, что часто мы даже не подозреваем, куда они схоронились в подсознании, и когда, по какому поводу выстрелят.
Что же получилось? Я и поменялась, и нет. С одной стороны, я перешла из одного лагеря в противоположный. С другой стороны, базовая мотивация — защита слабых от притеснений — сохранилась, но теперь я поняла, кто тут настоящий подлец и разрушитель. Можно ли сказать, что я прозрела? Наверно, да. Можно ли сказать, что я изменилась? Тут намного сложнее.
Я считаю, что люди меняются, могут меняться. Но есть части, которые остаются неизменными. К тому же человек редко меняется весь, целиком. Лягушка не бьется о землю и не становится Василисой Премудрой. Одни блоки постепенно заменяют другие. Одни улицы города в моей голове приходят в упадок, а другие украшают к праздникам.
Мое прошлое — не трупы. Скорее, это руины. Многие из которых были отреставрированы, и в домах теперь живут другие люди.
* * *
Все-таки эти рассуждения кажутся попыткой соткать себе новое белое пальто вместо обветшалого старого. Умом мы все понимаем, но если взять частности, есть реальные мудаки. Вспомним, к примеру, Талейрана. Вот уж действительно, слуга всех господ.
Кроме самых радикальных. Во время якобинского террора пришлось ему побыть политэмигрантом. Но это ведь и к лучшему вышло. Революция тогда своих детей жрала сырыми и без соли. Так что пережил самые кровавые годы по ту сторону Ла-Манша, а то и вовсе океана. Удобно. Жаль, тогда Твиттера не было.
Потом вернулся и дальше, как по накатанной: Директория, Консульство, Империя. Наполеона он иногда дико бесил. Именно потому, что смотришь ему в лицо, а там покерфейс. Непонятно, что ждать, может уже нож за спиной приготовил.
Так оно и произошло, собственно. Талейран сговорился со своим злейшим врагом, шефом полиции Фуше, и они в очередной раз предали императора. Русские войска заняли беззащитный Париж по их наводке. Кстати, помимо постоянного путешествия по сетке политкоординат, Талейран ещё и работал на половину разведок Европы. В том числе и нашу под именем «агент Анна Ивановна». И вот уже наш герой на послевоенном конгрессе решает судьбы Франции. И потом работает на восстановленных Бурбонов. Впрочем, и их он предаёт, вовремя переметнувшись к Луи Филлипу. Наверняка и дальше бы продолжил, но дряхлость и смерть прервали этот бесконечный цикл.
Да, наш герой сменил множество костюмов. Но менялись ли его взгляды при этом? Наш ответ, нет. Он всегда был верен только себе. Главной любовью его жизни были даже не женщины, а взятки. При таком подходе политическое просто отходит на второй план. Банальный цинизм. А каким флажком махать: какая разница, пока это приносит выгоду.
«В политике нет убеждений, есть обстоятельства» — так он говорил в своё время.
Потому, Талейраны не меняются. Они остаются верны себе до конца. И если вы уважаете верность себе, почему лицо скорчили?
Притом Талейран был всё-таки очень талантливым мудаком. Выдающимся. Будь среди наших мудаков хоть кто-то близкий к его масштабу личности, я бы даже невольно проникся уважением. Но нет.
Есть ли смысл обвинять Ходорковского в его вкладе в путинскую Россию? Или Мартынова в работе на Едро? Мартынов политически ориентируется только на свинину в сладком соусе. И ей он верен все эти годы. Какой смысл тыкать его палочкой?
У них есть право меняться, и мы его не оспариваем. Но они предпочитают свинину. И что мы с этим поделаем?
* * *
В одном я однозначно уверена: связи надо обрубать решительно и навсегда, мясницким тесаком. Перерубить канат, и пусть лодочку уносит к другим берегам. Если расставаться — то навсегда, если вычеркивать из жизни, то широким жестом. Мертвых очень важно хоронить должным образом, иначе они возвращаются.
В моей практике какое-то умопомрачительное количество токсичных взаимоотношений, когда люди друг другу явно не подходят, причиняют боль, проваливают совместные проекты, но никак не могут расстаться. И даже если кто-то из них решится выйти в одиночное плавание, то через месяц-другой они вновь находят друг друга и сливаются в бесполезный но привычный союз. И я всегда говорила: вы просто не хотите ничего менять. Если я захочу уйти — я встану и уйду, не оглядываясь и не заглядывая на страничку к человеку, с которым порвала.
Перемены — это порыв. Выдергивание сорняков с корнем. Как мало это похоже на утешительный самообман людей, не сумевших оставить прошлое в прошлом. Воз вещей, связей, отношений, привычек и репутации — очень сильно определяет нас и не дает разгуляться. Ага, брось работу — а семья что жрать будет? Пресловутый кризис среднего возраста, подкрадывающийся к сорока годочкам, — болезненное осознание, что жизнь ушла на дно под грузом опостылевшей рутины, но изменить ничего нельзя. Слишком много всего накопилось, и остается только как-то доволочь это на своем горбе.
У Макса Фриша есть великолепная книга «Штиллер». Одна из моих самых любимых. Она про такого вот человека, вдруг осознавшего, что живет не так, как хочет. И он сбегает самым радикальным образом: меняет имя и фамилию, записывается в Иностранный Легион, и на самом деле становится другим человеком. «Я не Штиллер!» — кричит он случайно узнавшим его соседям, жене и сослуживцам.
И ведь он не врет.
* * *
Ладно, бог им всем судья. Но у нас есть другие примеры. Вот жил себе Савл. Вернее, Саул. Тут забавный переводческий баг, вроде недавнего, когда принц Чарльз лёгким движением руки стал королём Карлом. Здесь то же самое. Был мальчик из Вениаминова колена, названный в честь своего выдающегося предка, первого еврейского царя Саула. Но наши переводчики в первом случае используют имя Саул, во втором Савл. Чтобы красиво потом переделать его в Павла.
И вот юный и перспективный фарисей внезапно меняет свои взгляды на жизнь и переходит в лагерь тех, кого яростно преследовал. Он, на минуточку, римский гражданин. То есть, по нашим меркам, сын какого-нибудь мэра или регионального министра, с европейским гражданством. И вот этот золотой юноша внезапно всё бросает и начинает топить, например, за Навального, за что и сам подвергается репрессиям.
Причём, сейчас можно, подобно Талейрану, просчитать, чем это всё закончится, и вовремя выбрать нужную сторону. А в случае Павла какой профит?
И даже сейчас кому из христиан приходит в голову его отменять на основании его прошлого? Это абсурд. Христианство, собственно, базируется на преображении личности.
Но в чем тогда секрет? Просто Павел — искатель. Я писал об этом феномене не один раз. Искатель — человек, который ищет себя. А чтобы понять, кто ты, надо надеть ту или иную маску, попробовать себя в той или иной роли. И немудрено, что в процессе можно безоглядно уверовать в ту или иную концепцию. Нельзя понять религию, хотя бы на секунду не поверив в бога. Нельзя понять коммунизм, на мгновение не ощутив всю несправедливость классового общества.
Такой поиск может идти теоретически всю жизнь. А может в итоге на чём-то остановиться. Это, как на Клондайке. Ты можешь искать свое заветное золото и не найти. А можешь напасть на золотоносную жилу и разрабатывать её до конца жизни .
Но сам процесс поиска подразумевает смену множества убеждений. Нельзя получить знание, как в «Матрице», единым пакетом. А по мере накопления, ты сто раз изменишь своё видение мира. Хотя даже Нео пришёл к концу трилогии совсем другим человеком. А что же вы хотите тогда от нас, простых смертных?
Требовать от человека идти в одной колее, значит, лишить его шанса вообще что-либо понять в этом мире. И что-либо найти. Как там в известной цитате: кто в молодости не искал себя, и не менял мировоззрение, у того нет сердца. И, возможно, ума тоже.
* * *
К сожалению, гений и злодейство — совместимы, как бы нам ни доказывали обратное. К тому же вокруг многих исторических и талантливых личностей часто возникает поляризация мнений. Сколько клавиатур стерты о Сталина? Какие дебаты постоянно разгораются о Бродском или Достоевском? Последовательная, фанатичная верность себе и своим принципам, равно как и хамелеоновская изменчивость, встречаются редко. Средний человек во всем тяготеет к срединности.
Для большинства обывателей единственная константа — их конформизм. Они будут подстраиваться под среду, следовать в формате групповых ценностей, пугливо озираться на чужое мнение, выпрашивать похвалу и признание. Обыденность, о которой в иных обстоятельствах не следовало бы упоминать.
Для этих людей характерны либо мягкая теплохладность — и они адаптируются к группе, либо упоротость — и они ищут группу единомышленников, в которой меняться как раз не надо. Первых легко переубедить в курилке. Если коллектив топит за либерах, а приходит путинист, то сперва он вяло возражает, потом молчит и прислушивается, потом начинает вяло поддакивать. Подобная групповая динамика — бесценный объект для наблюдений. Так подростки с незрелыми личностями поддаются дурному влиянию молодежных тусовок: перенимают стиль, музыку, жаргон, релаксанты. Они не меняются — они социализируются.
Тусовки вообще созданы для того, чтобы человек мог осесть там и перестать меняться. Когда идеологические разногласия стерты, в ход идут личные претензии либо нарциссизм малых различий. Хорошие тусовки, полные жизни, умеют хотя бы ассимилировать и подгонять под себя новых участников. На какой-то период такое влияние даже можно признать продуктивным. Но кружки, тусовки и секты надо преодолевать.
Турбопатриот легко обретет место среди ему подобных в z-пабликах. Соевые тянутся к Дохе. Места кормления зверей давно известны охотникам, собирающимся пойти за той или иной добычей. У меня органичная нелюбовь к тусовкам, потому что я видела, сколько людей прозябают там без цели и перспектив.
Меняются, незаметно для себя, те, кто долго просидели перед излучателем. Я часто ставлю над собой различные медийные эксперименты. Попробуйте, скажем, неделю провести вообще без новостей. Или месяц смотреть каналы и читать тексты тех, кто вам мировоззренчески омерзителен. И вы рано или поздно, подвергнетесь определенной эрозии. Так что все эти операции по насаждению культуры и новых стандартов не так уж безобидны, тем более для детей.
Зачем вообще меняться? Даже я не могу измениться усилием воли. Создать персону — справлюсь, а вот внутренне преобразиться… Это так не делается. Перемены, как и революции, приходят сами по себе, когда прежняя картина мира трещит по швам. Неуправляемый процесс, сопряженный с потерей контроля. Если все по плану, то какие ж это перемены? Это продвижение по той же колее.
Меняться никто не хочет. Потому что у каждого из нас курс всегда один — правильный.
* * *
Но с другой стороны нет ничего нового и в самом факте тыканья человека его прошлым. И если сейчас это нападки в Твиттере, то в Soviet Russia это были целые кампании и пачки доносов. Что в итоге могло подвести под тюрьму или казнь.
Собственно, в этом суть пресловутого 37-го года. Участника революции и гражданской войны взвешивали и находили лёгким. Ага, был царским офицером, а потом ещё в штабе Троцкого работал? Смерть.
Но были процессы и помельче. Как тут не вспомнить войны, что вёл РАПП с неправильными писателями. Или кампанию против «цыганщины» в музыке, что организовала ВАПМ (Всероссийская ассоциация пролетарских музыкантов).
«С увлечением поют «Шахту № 3″, „Кирпичики», „Стаканчики граненые». Больше того — поют „Смело мы в бой пойдем» на мотив «Белой акации», «Марш Буденного» на мотив обрядовой свадебной песни, „Коммунистов семья» на мотив „Хуторка». Разлагающую музыку присоединяют к революционным словам».
Так они писали в одной из статей. Что-то подобное происходило в живописи и архитектуре. Кто написал миллионы доносов? Да они сами писали друг на друга.
И, кстати, сейчас ситуация схожа на базисном уровне. Смотрите, в чем суть происходящего? В том, что есть некая прослойка общества, сильно зависящая от преференций. В случае раннего СССР это деньги и гонорары, в современном — всякие там гранты. Но претендентов явно больше, чем имеется ресурса. И они начинают грызню между собой. Не надо переоценивать роль Сталина в происходящем. Это лишь примета времени, отражение базиса в надстройке.
Впрочем, ресурс может быть символическим. Например, это просто ощущение своей значимости и правоты. В любом случае, тыканье человека в его прошлое в большинстве случаев просто типичный приём в этих боях без правил. Даже не подножка, а просто отвлекающий манёвр. Где ты был 8 лет назад? А пока ты вспоминал пропустил удар в лицо.
* * *
В христианстве есть термин — метанойя. Перемена ума. На очень глубоком уровне. О каких переменах мы привыкли говорить? Саморазвитие — в лучшем случае модификация нескольких бытовых привычек. То, что мы считаем откровением, — чаще всего перемена этических ориентиров. А кто-нибудь проходил через онтологическую трансформацию? И то, и другое, и третье — изменения.
Онтологически меня поменял не Крым — это сделала смерть. Медленная и предрешенная, в какой-то момент она лишь откатилась волной обратно в безмолвный океан, омыв меня холодом. Как будто отвлеклась и забыла. С той поры я смотрю на все иначе. Всегда немного под неестественным углом, с усмешкой. Смех да и только. Смерть поменяла не мои взгляды — она перекорежила меня.
Один из аспектов метанойи — покаяние. Поскольку метанойя суть и процесс, и результат, это, в каком-то смысле, оправданно. Покаяние — добротный костыль для тех, кто встал на путь перемен. Поэтому общественность ждет извинений на камеру или постов, полных самобичевания. Как без этого поверить, что человек осознал всю греховность своего прошлого воплощения и готов принять новую жизнь?
Впрочем, это такая гнусная формальность. Если перемена произошла — то за что каяться и перед кем? Нельзя вечно терзать себя. Эти мучения допустимы на стадии сепарации. Но вот я отторгла прежнюю себя. Убила ее. Похоронила по всем правилам. Все, она мне такая же чужая, как и вам. Я ничего не испытываю по поводу того, какой я была восемь лет назад: ни стыда, ни гнева, ни жалости. Это перевернутая страница, выдранная и по ветру пущенная.
Вот и получается, что пресловутые перемены — либо приспособленчество, либо травма. Хорошо еще, если эта травма достойно проработана, а то ведь станет дополнительным грузом и ничего больше. Сознательное и поступательное движение к лучшему? Простите, я в это не верю. И это то, в чем фундаментально прокололись прогрессоры.
Для меня перемены — еще и жизнь без страха. Боишься попробовать что-то, боишься собак, публичных выступлений, одиночества. Вычеркнуть тот или иной страх — разительное изменение личности. К лучшему, как правило. Мы же хотим, чтобы люди менялись к лучшему? А то ведь и обратных примеров полно.
Человек либо освобождается, либо становится все более зависимым и закованным в цепи пороков и обстоятельств.
* * *
Обязательный поворот одного из злодеев к добру давно признан безыскусным штампом. Как обстоит дело с изменениями характера героя в искусстве? В серьезной литературе (я сейчас поспешно перебираю заголовки в голове) таких случаев не так уж и много. На ум приходит Иван Бездомный из «Мастера», переживший поистине савловскую трансформацию.
Гораздо чаще герои не меняются, а идут к пропасти с распахнутыми глазами. Идут — а изменить ничего не могут. Рок, фатум — наследие еще греческих трагедий. Либо с ними происходит нечто другое — они превращаются. Грегор Замза, он же не изменился, а именно что превратился в таракана волею автора. Превращение — хороший ход, его никто не запрещал.
А в остальном? Гораздо чаще герой не меняется. По Кэмпбэллу, герои вообще не меняются, а проявляются, исполняя пророчество. Их задача — дорасти до архетипа. Трикстеры текучи, как ртуть, но в своей вечной карнавальности и травестии неизменны, словно каменные идолы острова Пасхи. Иванушка-дурачок умнеет, что ли, после того, как ему полцарства обломилось? Просто сказки милосердно умалчивают, каким бесноватым самодуром он будет на троне.
А вот у графоманов необоснованные перемены происходят с героями постоянно. Можно считать это маркером некомпетентности. Фанфики про попаданцев и Мэри Сьюшек буквально кишат несуразностями. Самовлюбленный альфач становится скромным симпом? Дурочка из колхоза — лучшей студенткой магической академии? Прислужник темного властелина, растроганный силой дружбы, спасает героя от смерти ценой собственной жизни?
У Толкина такой фигни не было!
Такова сценарная логика. Сказано, что должно быть развитие персонажа, они и обеспечивают его, как могут. Поверхностное отношение к этой проблематике в массовой культуре помогает понять ванильные и стереотипные размышления обывателей. Половина бед проистекает из того, что люди не могут измениться, даже если захотят. И всегда будут возвращаться к натоптанным следам, даже предчувствуя, что крах все ближе.
Как обычно, самые грубые, топорные и примитивные работы — худшие. Посмотрите, сколько оттенков перемен мы отыскали в ходе мысленного эксперимента за несколько часов. Это, по-хорошему, минимальный уровень анализа. Художники в своем творчестве должны заходить намного дальше. А ведь я еще даже не прикасалась к И Цзинь — оставим это на другую ночь.
Люди меняются. А судьбы? Свободен ли герой, или он следует по предсказанному и предопределенному маршруту? Ретроспективно вглядываясь в ЖЗЛ покойников, видишь только непреодолимую логику, историческую обреченность. Но как это ощущает сам человек? Его близкие?
Грегор Замза единственный из нас, кто заметил в себе изменения, едва проснувшись.
* * *
В сериале «Вавилон-5» была одна интересная серия. Суть такова. В прекрасном будущем преступников не казнили. Им стирали память и записывали поверх новую личность. И вот, на станцию присылают такого преступника, в прошлом страшного маньяка.
И выходит так, что сам бывший преступник не подозревает о том, кто он. Теперь, он уборщик. А вот командир станции и шеф безопасности это знают. И нервничают. Они не могут до конца поверить в то, что перед ними совсем другой человек.
Или вот уже реальный случай. Был такой белый генерал Слащев-Крымский. Ещё в те времена он считался одним из лучших белых командиров. Хотя, это больше пиар. Если почитать его собственные мемуары, можно увидеть, что перед нами скорее политик, нежели военный. Такой Цезарь на минималках. Но не суть. Слащев после вступления красных в Крым бежит в Стамбул. А большевики несколько лет спустя объявляют амнистию. И генерал, истосковавшись в Турции по русским берёзкам, возвращается домой.
И работает преподавателем. Показывает красноармейцам, в чем их были ошибки на поле боя. И даже в фильме про Гражданскую войну играет сам себя.
Но один бывший красноармеец не может смириться с тем, что тот, кто расстрелял его брата, жив и здравствует. Он убивает Слащева тремя выстрелами.
Похожие по духу сцены мы видим и в продолжениях фильма Хичкока «Психо». Нормана Бейтса годы спустя выпускают на свободу. Но теперь он изгой и объект ненависти. Не это ли на самом деле подталкивает его к новым злодеяниям?
Что уж говорить, у нашего главреда Риалины, есть рассказ на эту же тему, «Палач«.
И если все мои прежние примеры лишь ставят вопросы, этот рассказ даёт ответ. Всё же просто. Мы не зря, то и дело рассуждая на эту тему, возвращаемся к теме религии и праведности.
Вот у нас есть Мессия. Он обещает спасение тем, кто вёл себя правильно. А прочие сгинут в геене огненной. И они соблюдают эти правила, и вот он долгожданный рай. Но какого хрена здесь тот самый мудак-грешник? Да ещё в очереди за райской кашей впереди меня. Эй, мужчина, вас здесь не стояло!
Конечно, «Палач» намного глубже. Там суть в мысли, что если в раю может оказаться нацисткий палач рядом со своей жертвой, то вообще зачем этот рай нужен?
Какой смысл есть всю жизнь есть умеренно мясо, как пели «НОМы»?
* * *
Мы далеки от того, чтобы навязывать или советовать определенные практики, выставлять заветные цели. Такие вещи надо изучать на личном примере, приправляя листьями теории из разных наук.
Самое важное — запустить дискуссию. Подвести к человека к теме, чтобы он вообще на нее взглянул, задумался и соотнес с собственным опытом. Ничего иного сделать нельзя. Поэтому не удивляйтесь, что по итогам эфира нет никакой резолюции. Давайте продолжим нашу неспешную прогулку по саду с оливами.
Пока что мы чувствуем, что в переменах сокрыто позитивное значение. Россия не меняется. Пьют и воруют, как завещано 200 лет назад. Режим не меняется, а костенеет. Вся надежда на нас.
Вечность — удел мертвеца. Живых и лукавых в эти сети не поймать.
До новых встреч.
Если ничего не изменится.