И в советское время, и в нынешний период образ «типичного белогвардейца» зачастую связан с погонами, орденами и «вашими благородиями».
Действительно, офицеры были «ударной силой» белого движения, практически все известные белогвардейские деятели вышли из военной среды (впрочем, существовали, разумеется, и белогвардейцы-«гражданские» — министры, идеологи, журналисты, чиновники и т.д., просто о них всегда меньше говорили и писали).
Но на практике белое движение было разделенным как территориально, так и идеологически и даже «властно» (разные антибольшевистские силы, армии и правительства). В результате, у казаков и белогвардейцев А. В. Колчака, к примеру, ощущалась нехватка офицеров, особенно кадровых (последних, впрочем, благодаря Первой мировой и так почти не осталось). Целенаправленно офицеры пробирались на юг, тогда как в Сибирь отправились, в основном, местные.
«По общим оценкам, из примерно 30 тысяч офицеров белых армий Востока России кадровые офицеры составляли не более 6%, или 1800 человек...» (с) А. В. Ганин. Русский офицерский корпус в годы Гражданской войны.
Ну хорошо, на востоке было так. Но на юге, как мы знаем, существовали целые «офицерские роты» (впрочем, в 1919 году даже они уже не были полностью офицерскими). Тем не менее, эмигрантские мемуары полны обиды:
«Важнейшие центры — Петроград, Москва, Киев, Одесса, Минеральные воды, Владикавказ, Тифлис — были забиты офицерами. Пути на Дон были конечно очень затруднены, но твердую волю настоящего русского офицера не остановили бы никакие кордоны.
Невозможность производства мобилизации даже на Дону привела к таким поразительным результатам: напор большевиков сдерживали несколько сот офицеров и детей — юнкеров, гимназистов, кадет, а панели и кафе Ростова и Новочеркасска были полны молодыми здоровыми офицерами, не поступавшими в армию. После взятия Ростова большевиками, советский комендант Калюжный жаловался в совете рабочих депутатов на страшное обременение работой:
тысячи офицеров являлись к нему в управление с заявлениями, «что они не были в Добровольческой армии»
Как думаете, кто это написал? Да это Антон Иванович Деникин, его замечательные «Очерки Русской смуты». Впрочем, схожие вещи мы видим во многих других мемуарах и записках (к примеру, об этом писали корниловец Р. Б. Гуль и марковец В. Е. Павлов). Такое «безразличие к белому делу» со стороны многих офицеров, особенно на первых этапах Гражданской, позднее породило разделение белых офицеров на «первопоходников» и остальных (а также «особое отношение» к офицерам, которые служили в РККА, УНР, державе Скоропадского и т.д.).
Согласно современным исследованиям (того же А. В. Ганина), в одном только Ростове-на-Дону находилось до 15 тысяч офицеров! В итоге же, Добровольческая армия перед началом Ледяного (Первого Кубанского похода) насчитывала в своем составе... около 2300 офицеров (Р. Г. Гагкуев. Белое движение на Юге России.). Да, тут конечно стоит сказать, что вся «армия» тогда насчитывала около 3300 человек «боевого элемента» (позднее к ним ещё кубанцы присоединились).
И в целом, именно Добровольческая армия почти всегда оставалась армией преимущественно «офицерской», тогда как прочие многочисленные белые армии этим похвастаться не могли (а некоторые существовали больше на бумаге и в тылах, как это было с «проектами» П. Н. Краснова и немцев).
Но суть в том, что белые на Дону, согласно их же воспоминаниям, собирались набрать до 10 — 12 дивизий, рассчитывали на 40 тысяч офицеров (солдатам не доверяли, расчеты на поддержку казаков рухнули в тот период)! И это в конце 1917 года, опять же, у Колчака в 1919 году на всем гигантском Восточном фронте и в тылу было меньше офицеров, чем рассчитывали собрать М. В. Алексеев и Л. Г. Корнилов на Дону.
Вообще, интересный факт: в начале Гражданской войны и у белых, и у красных было плюс-минус одинаково офицеров, именно добровольцев. Потом уже начались наборы. Большевики, ввиду контроля над почти всеми крупными городами и куда большей «монолитности», регистрации и учет проводили всегда эффективней (хотя многие офицеры умудрялись обходить все проверки и регистрации красных и дожидались в итоге белых властей и наоборот). Отчасти, в этом и кроется ответ на вопрос «почему многие офицеры не пошли к белым»: они оказались в РККА.
Но, разумеется, это лишь один из ответов. Здесь ещё стоит сказать о том, что многие офицеры вообще не знали о какой-то там Добровольческой армии (отрядах Дутова-Семёнова, Комуче с чехословаками, подпольных организациях, нужное подчеркнуть). И до них доходили лишь смутные слухи.
На Дон поначалу попасть было довольно легко (в конце концов, туда уехали и Корнилов, и Деникин, и Алексеев и т.д.), но скоро большевики начали создавать государственную машину, громить подпольные организации (в том числе помогавшие офицерам бежать на Дон или в другие «контрреволюционные регионы») и вылавливать «сочувствующих».
Очень долго можно говорить о туманных целях «предприятия» Корнилова-Алексеева, непонятных даже для многих офицеров. Это усугублялось отсутствием четкого приказа и тем, что сами белые «добровольцы» на Дону находились фактически на «птичьих правах».
Кстати, многие офицеры-монархисты не желали поддерживать «республиканцев» и шли в другие места (места самые разные — кто-то уехал за границу сразу, вообще не приняв участия в Гражданской, кто-то служил в монархических про-немецких белых армиях, кто-то, внезапно, пошел в РККА — многие красные «военспецы» ранее имели репутацию правых, те же А. А. Самойло или М. Д. Бонч-Бруевич). Более того, по этим же причинам часть офицеров на востоке не поддержала «слишком левый» Комуч (В. О. Каппель стал военачальником Народной Армии Комуча только после того, как «старшие товарищи» отказались возглавить войско).
Разумеется, революционные события у многих офицеров вызвали растерянность: большинство находилось ранее в стороне от политики. И даже в 1918 году немало бывших офицеров рассчитывало на то, что «оно как-то само собой наладится». Сказывалась и усталость от Первой мировой войны, и сам опыт «развала армии» в 1917 году, наблюдаемый русскими офицерами.
Когда белые на юге вышли «на широкую московскую дорогу», А. И. Деникин говорил о новых офицерских пополнениях так: многие шли по убеждению, но ещё больше — по принуждению.
Очень интересны слова А. В. Ганина по этому вопросу:
«Противостоявшая большевикам сторона, прежде всего лидеры зародившегося на Юге России Белого движения, не выглядела особо привлекательно, хотя и боролась за интересы офицерской корпорации.
Генерал Л. Г. Корнилов ассоциировался с неудачным выступлением против Временного правительства в августе 1917 года, имея в своих руках рычаги управления армией. Это не прибавляло веры в успех его нового начинания, когда Добровольческую армию приходилось создавать с нуля...» (с) А. В. Ганин. Русский офицерский корпус в годы Гражданской войны.
К этому можно прибавить и отношение офицеров к Интервенции: зависимость разнообразных белых властей от Антанты/Японии/Германии ощущалась многими слишком хорошо (а личные встречи с интервентами часто оборачивались скандалами).
Кто-то даже верил в «освобождение России» при помощи французов, англичан, немцев или японцев (барон А. П. Будберг прямо писал, что это был бы отличный план, белая контрразведка в частях Колчака фиксировала надежду на приход японцев). У других же офицеров подобные мысли вызывали отвращение. Даже в белом лагере Советско-польская война встретила одобрение: многие офицеры П. Н. Врангеля надеялись на победу РККА.
Разумеется, написанное мной никак не опровергает того, что в белом движении приняли участие десятки тысяч офицеров, многие из них добровольно рисковали всем и сражались вполне добровольно. Однако того, на что рассчитывали основатели белого движения, не произошло: их первоначальный призыв не сумел дать Корнилову-Алексееву необходимое число добровольцев-офицеров. В последующие периоды многие офицеры были напуганы отношением белых к «военспецам», разочарованы бюрократической волокитой.
Будет ли верным утверждение, что бывшие офицеры старой армии составляли костяк белого движения, особенно в боевом плане? Да. Без этих людей полномасштабная Гражданская война вообще вряд ли была бы возможной. Будет ли верным утверждение, что большая часть бывших офицеров изначально безоговорочно поддерживала белое движение или любую антибольшевистскую силу? Нет, многие вообще предпочли уклониться от конфликта. И только потом попали к белым или красным, когда пришлось выбирать.
Хороший пример — Пётр Семёнович Махров, между прочим, белый генерал. Вот только... до конца 1918 года он вообще избегал участия в Гражданской войне. В начале 1919 года пришлось выбирать: или белые, или РККА. П. С. Махров выбрал белых, тогда как его родной брат, Николай Семёнович, с весны 1918 года служил в РККА. А ещё один брат, Василий Семёнович, служил у белых тоже с весны 1918 года...
С вами вел беседу Темный историк, подписывайтесь на канал, ставьте лайки, смотрите старые публикации (это очень важно для меня, правда) и вступайте в мое сообщество в соцсети Вконтакте, смотрите видео на моем You Tube канале. Читайте также другие мои каналы на Дзене:
О фильмах, мультиках и книгах: Темный критик.
О политоте, новостях, общественных проблемах: Темный политик.