Только начала открывать для себя творчество Тодоровского золотого представителя гениального поколения, родившихся в 60х, наравне с Пелевиным, Быковым, Щербаковым
Лодку любви долго не раскачивают, и вводная конструкция фильма сразу начинается с обычной квартирной пьянки, цель которой всем понятна, а вот итог, абсолютно противоположный.
Две разные истории любви, которые, как параллелизм в романах Толстого, проходят сквозь сюжет, окрашивая его разными красками. Вот одна, в мемориальном, увешанном табличками” доме, в богатой генеральской семье, с тактичной бабушкой. И другая — в обычной панельке, с орущими соседями, истеричной мамой и выбитыми пробками. Две разные девочки. Марина и Маша. Марина, чистая, открытая миру как белый лист бумаги. С глазами олененка за розовой пеленой, у которой все еще впереди. Маша, читает Пушкина наизусть и, как сперва кажется, абсолютно равнодушная. Но в этих сильных еврейских глазах читается абсолютная мощь, прошедшей огонь и воду девочки.
-Саш, а девочка не русская?
-Успокойся, мам, она — японка
Вадик. Собирательный персонаж студенческого ловеласа, разбивателя женских сердец. Разбиватель, сдавшийся в добровольный плен в мавзолей к олененку с волгой. Здесь он, скорее, для того, чтобы оттенить и сместить акцент в центр композиции.
Саша. Наивный, трепетный, простой в своей сложной любви. Любви, открывшей силу, позволившей остаться в том квартирном хаосе. Не ради плотский утех обмораживались ноги в прогулках вокруг дома, терпелись насмешки семьи Маши. Не ради этого влечения он пытался вернуть ее честь и все время возвращался.
Ты несёшь чушь, а не ответственность!
И вот она такая любовь. Ночующая в доме без крыши в мороз, свисающая вниз головой с чердака. Любовь без крыши, но с молоком и веником. И больше ничего. Простая, без спутывание и усложнений, не растянутая на несколько сезонов, без отписок, жившая одним днем в то время, когда “завтра” могло не быть.
#кино #любовь #рецензия