Резонансные эксцессы проведения частичной мобилизации закономерно породили у населения вопросы не только к качеству работы военкоматов, но и к качеству стратегического планирования на более высоких уровнях госуправления. Мол, у генералов и у начальников генералов такой же бардак в голове, раз за последние месяцы мы утратили стратегическую инициативу. На фоне локальных "выравниваний линии фронта" союзными войсками актуализировался (причем не только в либеральной среде» но и среди пропутинского электората) довольно широкий круг вопросов, ключевыми из которых являются три:
- каковы территориальные цели российских войск на Украине?
- какую цену (в человеческих жизнях и падении уровня жизни) придется еще заплатить за достижение этих территориальных целей?
- сколько еще эта война продлится с учетом фактора западной помощи Украине и есть вообще у Путина реалистичный план выхода из войны с сохранением имиджа победителя по меньшей мере для внутрироссийской аудитории?
Вразумительной реакции власти ни на один из этих вопросов - хотя бы в приблизительно-намекающей на логику ответа от околовластных медийщиков - нет. Система госпиара по-прежнему настроена не на вдумчивый диалог с населением, а на рекламный монолог носителей политической истины в последней инстанции по формуле: «За вас начальство все решит, а ваше дело исполнять долг перед Родиной». Но эти тревожные вопросы, остающиеся без ответа, все равно являются частью массового сознания – в случае успехов СВО они будут несколько отодвигаться на задний план, а в случае неуспехов вставать в полный рост, обостряя внутриполитическую реальность.
Понятно, что раз понадобилась первая за последние 77 лет публично заявленная мобилизация, то ситуация с кадровыми ресурсами российской армии на территории Украины довольно критичная. Но насколько критичная – это зависит от масштаба целей и от четкости мотивации войск. Схема выстраивания мотивированности армии в Великую Отечественную войну была проста: на нас напали – на нашей земле фашисты творят зло – наша месть священна – мы за ценой не постоим. В отношении СВО эта схема не работает, поскольку формально мы первые напали и Украину уж никак нельзя объявить главной виновницей всех наших бед. За семь месяцев спецоперации госпиар так и не выработал ее четкую мотивационную формулу для населения. Пока все что есть – это больше на уровне благого призыва: «Мы ввязались в драку – так что все дружно болеем за нашу русскоязычную команду против украиноязычной и англоязычной команд».
При этом в российском обществе есть раскол на четыре группировки, придерживающихся разных позиций:
- безоговорочно и деятельно поддерживаю спецоперацию, разделяя ее цели (сейчас это примерно 30%);
- абстрактно поддерживаю спецоперацию «на диване» до тех пор, пока она не заденет меня и мою семью (примерно 40%);
- пассивно-абстрактно против спецоперации, держу "кукиш в кармане", считая действия России несправедливыми и опасными (примерно 20%);
- активно, в том числе, и в форме эмиграции протестую против спецоперации (примерно 10%).
Сейчас не приходится говорить о том, что большинство населения России воспринимает СВО как "отечественную", т.е. связанную с нашими коренными национальными интересами войну. Отметим, что вышеозначенные цифры с каждым месяцем постепенно будут меняться в сторону роста «патриотичного сегмента» за счет размывания «непатриотичного сегмента». Дело в том, что население России вошло в ситуацию с СВО в основном психологически неподготовленным к военной мобилизации и мобилизационной экономики. Потребуется не менее полутора-двух лет адаптационного периода, по ходу которого интересы личной и общественной выживаемости в восприятии россиян будут все более (но не до конца) совмещаться.
Мотивационная формула в любом случае должна строиться от позиционирования противника. Запутанность общественного понимания нынешней ситуации с СВО связана с тем, что мы ведем военные действия на территории «братского народа» (мол, народ в целом хороший, а вот государство у него плохое с уклоном в нацизм). В этой системе координат позиционирование Украины в качестве основного военно-технического противника сейчас уже контрпродуктивно. Возможно, сейчас наступил момент для:
- признания на официальном уровне полной потери Украиной своей политической субъектности с делегированием англосаксам всех высших управленческих полномочий (проще говоря, Украина в лице ее политических и бизнес-элит отказалась от своих национальных интересов и суверенных украинских национальных интересов сейчас попросту нет, поскольку формально провозглашенный субъект этих интересов в лице Зеленского сейчас по факту выступает в качестве палача украинского народа и украинской государственности);
- признания на официальном уровне конфликта на распродавшей свой суверенитет Украине как прокси-войны, инициированной США, в которой украинцам отведена лишь роль оплаченного «пушечного мяса» против России (а мнение пушечного мяса никому из реальных акторов не интересно, украинцы - это просто титульные для территории военных действий наемники англосаксов и не более того).
Однако эта конструкция требует и оглашения контурной концепции некоего нового суверенного украинского государства в каких-то новых границах, отвечающего национальным интересам Украины, но не за счет интересов России. Пока же Путин ничего кроме требований капитуляции украинцам, зацикленным на лозунге "Це Европа" не предлагает. А ведь похоже на то, что привлекательность сливания в экстазе с Европой после прохождения одного-двух отопительных сезонов заметно поубавится. И поскольку в качестве 51-го штата США Украина тоже не интересна (хотя почему бы России не предложить эту идею украинскому народу с ценой вопроса для американцев в 1000 триллионов долларов?), то фактор России с ее экономическим пространством объективно будет возрастать для здравомыслящих украинцев по мере развеивания военного угара. Но уж если оставшаяся без зерновой зоны Украина предпочтет роль гордого «чемодана без ручки», то это не наши проблемы…