(По материалам книги «Родословная лжи Солженицына» https://solzhenitsyn.net)
«Солженицынские тетради» – сборник непопулярный. Продается преимущественно – в специализированном магазине антисоветской литературы на территории Государственного бюджетного учреждения культуры города Москвы «Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына». (Да и тот закрылся после бегства его родни из России в Америку после начала Спецоперации).
Почему нынешние солженицыноведы не шибко радеют о популярности безумных воспоминаний своего гуру, легче всего понять, открыв выпуск № 6 за 2018 год.
Эссе «Детство», а по сути – автобиография. Среди прочего – такой фрагмент:
«Снег, мороз, солнце, катаемся с другими детьми на салазках (тогда еще не было автомобильного движения, и все улицы — цельно-снежные) — вдруг долго слитно загудели все гудки Кисловодска, а пуще всего — паровозные, на станции, под нашей Скалой. Мы, дети, остановились, озадаченные, а кто-то взрослый объяснил нам: это — Ленина хоронят в Москве. (Наверное, дома у нас большая радость была, но этого я не запомнил.)»
Есть и еще один пассаж.
«Тетя Ира, как полагается по возрасту, разучивала со мной Некрасова – «Я из лесу вышел, был крепкий мороз»… – но и начитывала мне смертно-криминальный тогда стишок (на Красной площади говорит и показывает Минин Пожарскому):
Смотри-ка, князь, какая мразь
В стенах кремлевских завелась:
Под звуки пушек и мортир
Спустили Ленина в сортир».
Написанная в середине восьмидесятых, эта работа (судя по всему, опять «художественно-исследовательская») ни при каких обстоятельствах не могла быть опубликована даже в подлые времена Горбачева. Во-первых, потому что сам автор завещал печатать ее только через десять лет (!) после его смерти. Во-вторых, поскольку в этой статье автор совершал саморазоблачение. «Детство» — это по сути признание Солженицына в том, что написанное им до середины восьмидесятых (все эти «Один день…», «Случай на станции…», «Архип», «круги», «колеса» и т. д. и т. п.) было лишь его глумлением над страной, народом, его переживаниями, поражениями и победами. И вообще не в этом дело…
"... Ленина хоронят в Москве. Наверное, дома у нас большая радость была..."
Он, Александр Солженицын, просто таким талантливым образом грязно и цинично мстил Совдепии за тысячи десятин на Ставрополье, принадлежавшие до революции его деду Захару Щербаку, за дедовский особняк в стиле модерн, другими словами — за «три лошадки и домик на Тверской». И все это в виде конструктивной критики, под издевательский разговор о художественном эксперименте, создавая впечатления борьбы за идею, за очищение ленинского социализма от всего сталинского.
Солженицын специально засекретил эти признания, прекрасно понимая, что вся вот такая эта рвущаяся из него грязная, низкая, откровенная пошлость и неприкрытая злоба в отношении Ленина, полностью разоблачает его многолетнюю маскировку под диссидента, радетеля о демократии. Своей похабной тирадой – «дома у нас большая радость была» – он выдавал свою классовую ненависть, чем компрометировал тысячи своих бесстыдных поклонников из числа читателей, и уж подавно всякие Нобелевские комитеты.
Интересно, а мог ли идеолог перестройки Александр Яковлев, преклонявшийся перед сочинителем, придумать обоснование для публикации такой мерзости году, эдак, в 1987? Взять из его мемуаров «Омут памяти» хотя бы только одно высказывание, которое свидетельствует об отношении к клеветнику: «Известно, какую травлю он (Андропов. — авт.) развернул против великих граждан нашей страны Александра Солженицына и Андрея Сахарова».
Впрочем, какая разница?.. Когда и тот и другой отправились к праотцам, скорбные гудки не гудели ни в Кисловодске, ни в Вермонте, ни в Оттаве. Старательно маскируя от читающей публики свои похабные мысли, отодвинув их публикацию на тридцать с лишним лет, Солженицын оставил все это будущим поколениям, как тяжелое осложнение дурной наследственной болезни. Из поколения в поколение, из рода в род...
Это не лечится.