В нашем эскадрильском классе во время предварительной подготовки появился капитан из 1 эскадрильи. Постоял у двери, мельком глянул на мой стол, где лежала открытая Лётная книжка и ушёл. А мой рабочий стол теперь в первом ряду — это я занял место снятого с лётной работы замкомэски. Временно исполняю его обязанности. Сам я стою у заднего ряда столов, где новоиспечённый командир звена объясняет своим лётчикам методику упражнений на парные воздушные бои. Слушаю, вставляю свои пояснения, если считаю это необходимым, короче, контролирую процесс подготовки молодых лётчиков молодым командиром звена. Стою на страже утверждённой в полку методики полётов на воздушные бои. Наверное, не придал бы бесцельному появлению лётчика соседней эскадрильи никакого значения, но он появился снова и опять мимоходом осмотрел мой стол.
- Андрей, ты чего к нам зачастил? Контролируешь нашу эскадрилью, шефство над нами взял, - это Сергей Р. задал вопрос своему другу.
- Сидите, сидите, можно не вставать, - ухмыльнулся в ответ капитан и снова вышел.
- Второй раз заходит, а зачем — не признаётся, - засмеялся Сергей,- странно это.
Эти два парня были молодыми старлеями, когда я прибыл в Сенаки по замене из ГСВГ замполитом. Однокашники, холостяки, друзья, активные на службе и на досуге. Это они нам с комэской подкинули задачку, написав рапорта о нежелании летать со своим командиром звена. Нам эта задачка была не по зубам, но проблема рассосалась сама собой: медкомиссия списала командира звена на дозвуковую авиацию. Теперь они - капитаны, опытные лётчики, Андрей — старший лётчик в эскадрилье асов, а Сергей у нас командиром звена.
И тут до меня дошла причина странного поведения лётчика из соседней эскадрильи. Я подошёл к своему столу, заполнил свою Лётную книжку за вчерашнюю лётную смену и в строке полёта на одиночный воздушный бой в графе «Оценка за боевое применение» поставил «двойку». И снова вернулся к звену на заднем ряду. Не прошло и пятнадцати минут, как в классе объявился тот же капитан и снова завис у моего стола. Мельком, будто случайно, глянул в мою Лётную книжку, лицо его осветила довольная улыбка и он, молча, ретировался из класса.
- Ты меня пугаешь, Андрей, - крикнул ему вдогонку друг.
Вчера с этим капитаном из 1 эскадрильи у меня был одиночный воздушный бой и я его позорно проиграл. И не то, чтобы я расстроился этим фактом, подумаешь — проиграл бой. Не первый раз, нормальное явление в свободных учебных воздушных боях — кто-то должен его выиграть, кто-то - проиграть. Конечно, майору надо бы выиграть, всё-таки у меня опыт побольше, чем у молодого амбициозного капитана. Но победила молодость. Конечно, расстроился я, чего там уж скрывать. Рас-стро-ил-ся. Но грела меня при этом мысль, что этот лётчик был когда-то в нашей эскадрилье и в ней получил закалку воздушного бойца. Получается, что хорошего истребителя подготовили. И в эскадрилью асов его взяли. А туда кого попало не берут.
У нас был свободный ближний бой в зоне пилотажа. Нас свели на разных высотах в переднюю полусферу. По радиолокационному прицелу обнаружить его не успел, услышал в эфире голос капитана: «Цель наблюдаю, атакую!» Глазастый какой! Оторвался от индикатора и увидел, как он мелькнул на встречных курсах справа внизу в развороте на меня. Разошлись на интервале 300-500 метров, не больше. Потерял истребитель капитана из виду. На меня напал какой-то ступор, мгновенье думал куда мне развернуться, ничего не придумал и решил сделать правый боевой разворот в сторону солнца, чтобы скрыться в его лучах. Оборонительный маневр, раз уж инициативу сразу капитан захватил. Выскочил вверх, надеясь услышать доклад капитана: «Цель потерял!», но не услышал. Крутнул самолёт туда-сюда, пытаясь обнаружить своего противника, вращал головой на 360 градусов, но другого истребителя не увидел, а вскоре в эфире прошёл доклад моего противника: «Пуск произвёл, конец боя!»
Тьфу! Жаль, что кислородная маска надета — плюнуть некуда. По команде офицера боевого управления занял свою высоту и полетел на аэродром, проклиная себя за нерасторопность.
На земле после полёта капитану было некогда ответить на мой вопрос - как удалось не потерять меня из виду и сесть мне на хвост, а потом уже и я, после двух ночных заправок, остыл и не стал это выяснять.
И вот, теперь, капитан решил удостовериться, что я письменно признал своё поражение. Удостоверился и остался этим фактом доволен. Правда, я не совсем понял зачем ему надо было увидеть оценку в Лётной книжке. Вот я не стал бы так хлопотать, мне достаточно самому знать, что честно победил, а уж на то, какую оценку поставил мой противник в свою Лётную книжку за воздушный бой - мне начхать. Это — его проблемы. Но Андрей был не таков и проверил меня на вшивость. А я всегда ставил ту оценку, на какую наработал в полёте. И никогда у меня с этим проблем не было при проверке Лётных книжек начальниками.
Есть нормативы отклонений параметров в полёте, я знаю какой величины допустил эти отклонения, по нормативам определяю оценку за элемент полёта и вывожу среднюю за полёт. А по боевому применению там ещё проще: по земле работаешь — Руководитель полётов на полигоне огласит твой результат; на воздушных боях и перехватах - плёнку фотокинопулемёта можно просмотреть после проявления, а на реальных пусках — по результату уничтожения цели оценка ставится. И хорошие оценки были важны только на этапе получения классной квалификации, но не помню ни одного случая, чтобы за средний балл боевого применения кому-то не дали класс.
Хотя, когда был замполитом, то вёл статистику по оценкам лётчиков эскадрильи за боевое применение. Для определения отличников боевой и политической подготовки, чтобы обосновать перед комэской своё предложение. И, чтобы уловить тенденцию качества подготовки молодого лётчика и его способности к истребительному делу. Если год ведёшь учёт, то тенденция обязательно проявится: способности у всех разные, как бы кто ни пыжился. Объективный контроль всех на чистую воду выведет. Уважаю статистику.
Я в полётах, конечно, стараюсь, но соревноваться за оценку мне уже не интересно. И высокий средний балл за боевое применение мне ещё не скоро понадобится. Или совсем не понадобится. С таким ежемесячным налётом до квалификации «Лётчика-снайпера» мне здоровья не хватит долетать. А претендовать лётчику-истребителю на сдачу такой квалификации можно после полутора тысяч часов налёта. У меня только-только за тысячу перевалило.
В январе текущего 1991 года участвовал в трёх лётных сменах, налетал чуть больше шести часов на девять полётов. А в феврале у меня было две лётных смены, выполнил всего три полёта с общим налётом час сорок минут. Очередной раз восстановился ночью при минимуме погоды. А в марте не летал. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Не-не, «Лётчик-снайпер» мне не светит, факт. Вообще начало года меня не вдохновляло: полноценного звена нет, тяну лямку за того парня — замкомэску, - а инструкторить комэск мне пока не даёт, ему самому мало. Откуда взяться налёту и вдохновению? А полк готовится к проверке на авиабазе Мары. Мне в этой подготовке участие не светит.
Ситуация с лётной подготовкой в полку мне кажется странной. Ресурсов явно не хватает для выполнения регулярных лётных смен, а личный состав пытается изобразить целевые полёты под проверку. Командир полка из кожи вон лезет, чтобы подтянуть боеспособность полка к проверке, но с материально-техническим снабжением перебои. Командиру приходится жертвовать полётами по освоению Курса боевой подготовки молодых лётчиков, чтобы подтянуть опытных, давно выходящих на лётные смены только для продления сроков. А теперь уже молодёжь летает от случая к случаю, что совсем не способствует дисциплине. Есть признаки брожения среди молодых офицеров — много завистливых разговоров о гражданке и о баснословных доходах новоявленных коммерсантов. Спрашивается: зачем полку эта очередная проверка опытных кадров, если мы не можем к ней подготовиться без ущерба подготовки молодой смены?
А партийная жизнь в полку ещё тлеет, и периодически вспыхивает ярким пламенем. Вот личному составу подкинули очередную «охоту на ведьм»: из дивизии пришла инициатива присмотреться к военнослужащим-грузинам и, ежели что, принять меры. Какие меры? Народа и так не хватает, а местных в полку и частях обеспечения служит много. На низовых должностях. Как уволить военного? Это же такие заморочки для командира при советских законах! А новых законов ещё нет.
Есть, правда, в полку местный кадр и не на низовых должностях - грузин-лётчик. Старый капитан на должности старшего лётчика. Добряк, не вписавшийся в квоту национальных карьеристов, но и не жалевший об этом. Эму было достаточно гордиться тем фактом, что он был удостоен чести стать лётчиком-истребителем №9 грузинской национальности. Вот на него и пал взор дивизионных партполитработников, а соответственно и остальных должностных лиц управления дивизии, желавших угодить начальнику политотдела. Или — не желавших самим попасть к нему в немилость. На очередной лётной смене лётчик-инспектор из дивизии вычеркнул Резо из плановой таблицы без объяснения причин. Предполётные указания — не место для дискуссий: вычеркнул и вычеркнул. Резервный самолёт появился на пару заправок. Но заноза у лётчиков засела. Грузин-лётчик-истребитель №9 — уважаемый офицер в полку. Что он такого мог натворить, что его дивизионные отстранили от полётов?
Но время шло, а Резо в плановой не появлялся. Это вызвало у лётчиков вопросы к командирам: почему Резо не планируют? А когда командирам надоело отмахиваться от вопросов, выплыла и правда: а потому что — грузин. Вышел из доверия у начальства дивизии или начальства армии. Мало ли что…
Лётчикам это не понравилось. Вот значит - как? Коммунист, советский офицер, достойный человек вышел из доверия только потому, что он — грузин. А как же равенство и братство? А как же новая общность — советский народ? Ответа эскадрильские командиры не могли дать. А дивизионные не собирались снисходить отчётом к полковым офицерам. Поэтому вопрос подняли на очередном партийном собрании. Подняли, но не решили. Полковник Булыга — штурман дивизии - активно защищал позицию своего руководства на полковом партийном собрании и сумел заткнуть полковых ораторов. Заткнуть-то он их заткнул, но не успокоил, а только раззадорил. Активисты решили защитить права лётчика и стали собирать силы.
А меня отправили в отпуск. Тут и срок подходил, да и комэск решил, что пока мой должностной статус не определился, лучше мне сходить в отпуск. Он хлопотал о назначении меня своим замом. Я не стал против этого возражать: и лётчиков лишних нет для моего звена, и инструкторская подготовка новоиспечённых командиров звена в нашей эскадрилье не соответствует задачам, а у меня пропадают инструкторские допуски, полученные мною ещё во времена ГСВГ. Надеялся подлетнуть в задней кабине с молодыми лётчиками, осваивавшими групповые воздушные бои.
Комэск знал, что делал — ему нужен был ещё один инструктор для всех лётчиков эскадрильи на парные воздушные бои. Только я был полностью готов к этим полётам в задней кабине. Вдвоём с комэской на двух спарках будем вывозить старлеев на новый для них вид боевого применения и дело закрашивания клеток эскадрильского плана лётной подготовки пойдёт веселее. Пока же комэске приходится для таких полётов выпрашивать у комполка кого-то из его замов, а у комполка кроме него есть и другие просители. Да у замов комполка и своей работы хватает. Всё упростится для комэски, если у него появится свой зам с инструкторской подготовкой в объёме Курса боевой подготовки. Был у него другой выбор или нет, мне - неизвестно. Но меня он знает, как облупленного, нам притираться друг к другу не надо. Это — несомненный плюс в лётной работе. В любой работе.
А пока — в отпуск.
