Лето 2008 года подошло к концу, мой отпуск тоже. Август поливал землю прохладными дождями. Вот и в день моего отъезда с утра зарядил дождик.
Я была в Ундорах. Поезд на Москву, с которого начиналась моя дорога, уходил в 19.00. Но мне нужно было заехать к Андрюше, сделать кое-какие дела. К папе накануне приехала Елизавета Андреевна, его подруга. Вместе они уже не жили, но она приезжала к папе, как к себе домой. Варила варенье, делала овощные заготовки. И вот сейчас явилась в предвкушении, что я совсем скоро освобожу место в Ундорах. Любить ей меня было не за что, мне ее тоже. Но дипломатические отношения мы сохраняли. Я, чтобы не расстраивать папу, а что она думала, мне неведомо.
Сижу на веранде. Вещи сложила. Рисовую кашу на завтрак сварила. Собираюсь перекусить. А на улице дождь начинается. Вдруг слышу Лизин голос:
- Ой, Оленька! Вон, газель прошла. Беги быстрее!
Девять часов утра, а поезд в девятнадцать. До Ульяновска сорок минут езды. В какой-то непонятной панике я выскочила под дождь, а газель проехала мимо меня, обрызгав грязью.
Полная была народу. Папа с Лизой стояли под зонтиком около дома. Увидели, что маршрутка пошла в Ульяновск и спокойненько удалились. Решили, что я уехала. А я!?
Ждала другую маршрутку два часа под проливным дождем. До нитки промокла. И вот, идёт долгожданная мимо остановки, тормозит около магазина. Я, как бешеная, рванула к ней. Вышло пару человек. Влезла в маршрутку, а она уже тоже полная. Насажали людей на въезде. Водитель меня гонит.
- Вылезайте, - говорит.
А я ему:
- Не вылезу. Сможете, вытаскиваете силой.
Вся мокрая приехала в Ульяновск. Потом долго кашляла уже в Воркуте. Так Елизавете я надоела, что она не могла дождаться, когда я уеду. А папа, он известный торопыга. Всегда за несколько часов на вокзал приезжал. А вдруг автобус сломается?
В Воркуте, когда я вышла на работу, у меня разболелось правое колено. Травматолог отправил меня в дневной стационар. Мне делали там инъекции в сустав, массаж. Дело было в конце ноября. В Воркуте уже была зима, довольно суровая. Мороз стоял не шуточный, даже дети не учились. А я каждый день хромала на другой конец Воргашора на процедуры. Кашель, привезенный из Ундор, ещё не прошел. И я, как говорится, "на старые дрожжи" то ли простудилась, то ли заразилась. С утра у меня поднялась температура до тридцати восьми с хвостиком, но я пошла в больницу с расчетом, что после процедур зайду к участковому терапевту и продлю больничный, поскольку это был мой последний день пребывания в дневном стационаре.
Массажистка меня отругала за то, что я пришла к ней с температурой, но массаж сделала. Не успела я зайти в палату, зовут на пост, говорят, муж звонит. И точно. Слава слабым голосом просит вызвать ему врача и быстрее идти домой, у него жуткая температура и раскалывается голова. Что делать? Звоню с поста в поликлинику, делаю вызов. Про себя подумала, что врач послушает нас обоих и выпишет больничный и мне. Чувствовала себя я плохо. Притащилась домой. Слава лежит никакой, хватается за сердце. Мне тоже не лучше. Ждем врача. Звонит телефон: наша врач расспрашивает мужа о его самочувствии, даёт назначения по телефону и говорит, что придет завтра вечером. Вот так. А я? Мне закрыли больничный в дневном стационаре. Завтра на работу с температурой!
Пришла на другой день в школу. Меня вызывает директор. Директор у нас сменился. Теперь школой командует Анна Михайловна. Она даёт мне поручение - организовать ролевую игру на педсовете. Я говорю, что у меня температура, что болею. А она мне: "Ольга Александровна, а вам болеть нельзя! Вы две недели пробыли на больничном. Вы, вообще, работать собираетесь?" Я, без того красная от температуры, покраснела ещё больше. К такому обращению я не привыкла. Вышла, как ошалелая.
Перетопталась. Лечилась, не отходя от рабочего места. Температура стала невысокой, но держалась в районе 37,5. Кашель не прекращался. Ночью я уже задыхалась. Было впечатление, что в груди у меня воробушек крыльями трепещет.
Помнится, сижу я в коридоре Управления образования, жду очереди выступать с защитой 13 разряда одной из своих подопечных на аттестационной комиссии и кашляю. Меня аж выворачивает. Знакомая учительница смотрит на меня сочувствующе и говорит: "Какой у вас нехороший кашель, Ольга Александровна! Вам надо лечиться, а не по аттестациям ходить!"
Дотянула я до того, что начало колоть под лопатками и поднялась температура. Уже после Нового года вызвали врача. "Нет врачей, все на каникулах. Идите на прием сами к дежурному доктору."
У дежурного доктора наконец-то меня прослушали. В лёгких хрипы, разумеется. Положили меня в больницу в терапевтическое отделение. Начали колоть, капельницы ставить, ходила дышать лекарствами с небулайзером. У меня пропало обоняние. Это было благом. В отделении шел ремонт, пахло нитрокрасками. А мне все нипочём. Не чувствую никаких запахов. Сейчас бы я решила, что у меня ковид.
Двадцать дней я пробыла в стационаре, в огромной палате с храпящими по ночам бабульками, сгоняющими давление. Бабушкам по очереди каждую ночь становилось так плохо, что их, буквально, с того света вытаскивали. А моя температура как была, так и осталась. Лечащему доктору я надоела, он выписал меня под наблюдение участкового врача. Сказал, что участковый мне продлит больничный. Я сразу из стационара отправилась к своей Окунцевой, которая только что вышла на работу после отпуска. Она была прекрасным специалистом. Посмеялась над резолюцией врача из стационара. Первый ее вопрос: "Где ваш рентгеновский снимок лёгких? Почему нет? Странно!" Дала мне направление. На другой день я явилась к ней со снимком. Она не поверила, что это мои лёгкие. Сказала, что на снимке лёгкие многолетнего курильщика, что там сплошные обструкции. Окунцева дала мне направление в городскую больницу в пульманологическое отделение. Положили меня в четырехместную палату на шестом этаже, начали лечить.
Моим лечащим врачом была женщина, высокая, с седыми волосами, подстриженными в каре. Она мне сразу не внушила никакого доверия. Высокомерная, чванливая. Лечение назначила в точности такое же, как на Воргашоре. Через неделю был День Защитника, 23 февраля. Три дня выходных. Придя утром на укол в процедурную, я узнала, что антибиотики мне отменили. Как так? Ведь ещё не закончился курс! Потом выяснилось, что меня с кем-то перепутали. Лечение сорвали. Потом мне сделали бронхоскопию. Промывали лёгкие каким-то оранжевым антибиотиком, после которого хорошо отходила мокрота вместе с этим рыжим антибиотиком. Процедура очень неприятная, болезненная. Через нос в лёгкие вводят тонкий зонд с лампочкой на конце и разглядывают бронхи. В лёгких нашли какие-то белые точки, напугали меня термином фибропатия, кажется.
Но жилось мне в пульманологии неплохо. Соседки по палате были замечательные. Слава навещал меня каждый день, ездил с Воргашора за 35 километров на автобусе. Купил мне новые халаты, сорочки, небулайзер шикарный, собственный, маленький телевизорчик, похожий на планшет, разные вкусняшки. Сидел со мной по часу, вся палата на него удивлялась. Навещал меня и сынок моей крестницы Саша. Я подкармливала его шоколадками, пироженками. Однажды он пришел, когда Слава мне принес телевизор. Санёк внимательно слушал объяснения мужа, как работает этот гаджет, на котором можно было смотреть и фильмы с дисков, и телевизионные передачи. Саша мечтательно закатил глаза и сказал: "Мне бы такой! Иногда так хочется посмотреть хороший мультик!" Слава ему ответил: "Вот вырастешь, заработаешь и купишь себе ещё лучше!" Муж повел его в кафе внизу и купил мороженое вместо телевизора.