На улице было зябко. Еще за полночь начался мелкий нудный дождь, и теперь, за час до рассвета, мостовая Олддок-роуд блестела в неярком свете газовых рожков. Давно стихли пьяные голоса ночных гуляк, закрылись ставни веселого дома мадам Чейз, и тишину утра нарушал лишь тихий скрип раскачивающейся на ветру вывески паба. Откуда-то издалека разносились негромкие мужские голоса, скрадываемые деревянными стенами угольного склада.
Если бы кто-то задумал выглянуть в окно в столь безотрадный час, то едва ли он смог бы уловить взглядом высокую фигуру человека, застывшего в неподвижности у сточной трубы склада. Он точно слился с домом, превратился в тень и морок, и лишь едва заметное движение грудной клетки выдавало в нем живое существо.
Прикрыв глаза, человек жадно вслушивался в голоса говоривших.
- Это, переходит все границы, Джонас, - плохо скрывая ярость в голосе, произнес один из мужчин, - Ребенок. Прежде он соблюдал правила, охотился на отребье. Мы не можем промолчать.
Второй, которого говоривший назвал Джонасом, ответил не сразу. Его голос, напротив, был тих и спокоен.
- А что ты предлагаешь? Заявить в полицию? Рассказать газетчикам? Посеять панику?
- Но люди должны знать!
- Знать? О чем, Майк? О том, что в городе орудует новая тварь? Вспомни, чем это закончилось в прошлый раз? Или ты забыл Уайтчепел?
Майк тяжело выдохнул. Он по-прежнему ощущал вину из-за того, что по его нерасторопности пострадало столько женщин. Упустить инкуба! А все почему? Потому что слишком самонадеян! Потому что привык делить тварей на низшие и высшие, и счел инкуба слишком легкой целью. Конечно, большого урона не было - в Лондоне и без того много проституток, но все же, все же...
- Я не для того это говорю, - мягко произнес Джонас, - чтобы разбередить старые раны. Умерших не вернешь, а тварь уничтожена, но, пойми, Майк, правда не лучший выход. Она никогда не бывает выходом в нашем случае. Да и Парламент...
Он так резко замолчал, что скрывающийся в тени мужчина, пришел в оживление и заглянул в окно, впрочем, тут же отпрянул.
- Я пытался говорить с ними, а толку? - мрачно продолжил фразу Джонас. - Пара разорванных шлюх не повод закрывать все публичные дома в столице. Да и, будем честны, он мог явиться куда угодно, хоть в постель королевы.
Майк хмыкнул, но ничего не ответил. Голоса некоторое время молчали, слышались лишь звуки шагов и негромкий звук, с каким из сумки извлекают металлические приборы. Наконец, Майк спросил,
- Кто это, как вы считаете?
- Не знаю, - задумчиво произнес Джонас. - Когда прибежал мальчишка и рассказал о трупе, я подумал, что вампир, - его голос дрогнул и подслушивающий ухмыльнулся. - Но это... Нет, не понимаю.
Человеку у окна было прекрасно известно, что видит сейчас перед собой охотник на тварей Джонас Уэббс. Эта картина навсегда вонзилась в его память.
Нужно признать, еще при жизни девушка была страсть как хороша. Он любил таких. Юная, можно сказать, еще совсем ребенок, нераскрывшийся бутон, которому никогда теперь не расправить лепестки. Уродливые человеческие одежды лишь прятали ее красоту, но Гарлок умел распознавать алмаз среди камней.
Ее щеки пылали ярким огнем, и это была его печать. Вампиры брезговали чахоточными, но жар их крови возбуждал Гарлока, наполнял теплом, и на мгновение, о что за сладкое наваждение, ему начинало казаться, что он и сам смертный.
Это было странное чувство. Оно завораживало и пугало одновременно. Как встреча с богом страшит людей и вместе с тем вселяет в их души надежду. Гарлок усмехнулся, позабавленные таким сравнением. Он не знал о смерти ровным счетом ничего, а в бога не верил с того дня, как осознал свою суть. Как же давно это было!
Девочка не испугалась, когда он шагнул к ней из переулка. Да и чего было бояться? Вряд ли у этой нищенки можно было отобрать что-то ценное, да и желающих позабавиться с ее телом не нашлось бы. Хотя, кто их людей понимает? Может, где-то и есть человек, которого, как и его, завораживает хрупкая, изнеможенная плоть. Если девочка и вздрогнула, то лишь от неожиданности. Но страх ее исчез, стоило Гарлоку встретиться с ней взглядом.
Ее кровь отозвалась на его зов, замедлила свой ход, успокоила учащенный ритм сердца. Он мог заворожить свои жертвы, поработить их волю, заставить делать то, чего так хочет сам. Но Гарлок этого не любил. Их чувства и без того усиливались в его присутствии, страх превращался в ужас, волнение в панику, а интерес в желание. Каждый раз он с замиранием сердца ожидал, что ожидает его теперь, сможет ли он угадать, как поведет себя жертва?
Обычно, они кричали, давились своими всхлипами и тогда он, в своем великодушном милосердии, внушал им спокойствие и умиротворение. Ему нравилось чувствовать себя благодетелем. Нравилось, когда они сами протягивали к нему руки, ища защиты от недавнего страха и он, Гарлок, давал им желаемое. Их чувства передавались ему с каждым глотком крови, и он ощущал любовь. Пусть на крошечный миг, в мире был кто-то, кому он был дорог.
Она не закричала. Всматриваясь в его лицо пытливым непонятным взглядом, девочка сама шагнула в двери угольного склада, который он присмотрел для своей поздней трапезы. Гарлок изумленно замер, на мгновение решив, что перед ним охотница, но тут же отбросил эту мысль. Слишком юна для такой работенки, да и какая в ней может быть сила? Своим чутким слухом он едва улавливал ее легкую поступь.
Оказавшись внутри, девочка остановилась. Руки ее потянулись к лентам капора, и шляпка упала к ногам, расплескав по волосам черные локоны волос. Гарлок ошибся, она не была так юна, как ему показалось вначале. Взгляд, которым она скользила по его лицу и фигуре принадлежал не девочке, а женщине.
Ее кожа была бледнее алебастра. Тонкие пальчики легко расправлялись со шнурками и крючками, а он не смел шелохнуться. Гарлок был растерян. Голод всегда был главнее. Он подавлял мысли и желания Гарлока, направлял его туда, где он мог насытиться, заставлял порабощать волю и разум своих жертв.
Но теперь голод как будто стал меньше. Не ушел, нет, Гарлок никогда не мог насытиться вволю, но будто утратил свой неусыпный контроль. Кровь не стучала несмолкаемым набатом в его висках, она прилила к животу, возбуждая в памяти воспоминания прошлой жизни.
Гарлок сделал неуверенный шаг, и замер, не сводя взгляда с ее лица. В тусклом свете газового фонаря, едва пробивающемся через мутное стекло, ее глаза горели лихорадочным огнем. Чахотка почти завладела ее телом, кровь лавой билось в жилах и, на мгновение отвлекшись на биение пульса, Гарлок вновь ощутил жестокую руку голода. Ослепнув от жажды, он набросился на свою жертву, и горячие толчки крови ворвались в его пересохший рот.
Он выпил ее целиком. Никогда прежде Гарлок не ощущал такого желания, зов ее плоти передался и ему, и Гарлок оторвался от тела со сдавленным стоном. Ее кровь пульсировала в нем, упругими толчками распространялась по скованным членам, превращая его в яростный сгусток пламени. Его ладони скользили по ее холодеющему тело, ласкали его, оставляли темные следы на восковой коже. Лишь услышав шаги, Гарлок обрел в разум и шагнул в тень.
И вовремя. Мальчишка, прихвостень охотников, почувствовал запах крови. Эти смертные обладают каким-то сверхъестественным даром ощущать присутствие потусторонних существ. Гарлоку ничего не стоило убить и его, но он не хотел, чтобы второй труп нарушал совершенство завораживающей сцены. Мальчишке понадобится время, чтобы позвать старших, а значит и у него будет время еще недолго побыть с ней наедине. Даже когда к складу подкатила коляска и на мостовую спешились двое охотников, он не уходил, а все стоял и смотрел на красивое личико с прикрытыми, точно у спящей глазами. Зачем он остался, чего ждал?
- Джонас, постой, - раздался вдруг взволнованный голос Майка. - Мне кажется или...
Гарлок весь обратился в слух.
- Она... шевелится!
Сердце Гарлока пропустило удар. Не осознавая, что делает, он шагнул вперед, но замер, прислушиваясь. Из дома разнесся ужасающий вопль, треск балок, рык. Что-то с сочным хрустом рухнуло, воздух наполнился запахом крови.
По лицу Гарлока скользнула тень улыбки и, отвернувшись от окна, он шагнул в утренний туман. Что-то произошло этой ночью, то, чему он не знал названия. Его зов отразился эхом, пробуждая неясные силы, что были скрыты от понимания самого Гарлока. Он медленно шел по улицам предрассветного Лондона, зная, что теперь все для него изменится. Зная, что совсем скоро, с минуту на минуту, услышит за своей спиной легкие шаги, и голод вновь потеряет над ним власть.