Имя этой "лазурной художницы", как называл её поэт Игорь Северянин, было известно в начале XX века всем любителям искусства сцены. Вершиной творчества Ольги Владимировны Гзовской считается период её работы с К. С. Станиславским, но были в её жизни и кино, и педагогика, и режиссура, и концертная деятельность... Переполненные залы, восторженные овации, охапки цветов!..
"Поразительно красивая, страшно честолюбивая, мечтающая стать русской Сарой Бернар, целеустремленная, поражающая неудержимым напором, уверенная, что таланту „все позволено“. Она вся — воплощение Театра как в его сильных, захватывающих, так и в его опасных, разрушительных чертах..." — так говорили о звезде Московского Художественного театра.
Об Ольге Гзовской можно написать огромную биографическую книгу, — длинная, богатая событиями жизнь актрисы, её роли, оглушительный успех в России и Европе... всё это ещё ждёт театроведческого осмысления. Мы же предлагаем лишь небольшой очерк о том, как в истории театра возникло новое актёрское имя.
Первые шаги к сцене
Полька по происхождению, будущая актриса родилась в октябре 1883 года в семье чиновника московской таможни Владимира Даниловича Гзовского. Отец Ольги, несмотря на свою скучноватую профессию, был человеком разносторонним, интересовался литературой, обожал стихи. От него дочь унаследовала любовь к русской поэзии, которую пронесла через всю жизнь. В доме Гзовских часто собирались гости, звучала живая музыка, устраивались домашние спектакли.
Семья жила небогато, и девятилетнюю Олю определили в Мариинскую женскую гимназию, где девочек готовили в "домашние наставницы", давая возможность самим зарабатывать на жизнь. Гимназисткам строжайше запрещалось посещение театров и кинематографа — за соблюдением этого правила обязаны были следить классные дамы. Обязательным элементом гимназической формы был значок, который нужно было носить на платье. Поймав ученицу в театре, классная дама могла этот значок снять — это было позором. Встречая товарку без значка, все другие гимназистки сразу понимали — она в чём-то серьёзно провинилась. Поэтому, чтобы побывать в театре, девочки шли на самые различные ухищрения: переодевались "до неузнаваемости", проникали на спектакли через чёрный ход, прятались, дрожа от страха, на галёрке... Тем не менее, именно тогда, в гимназии, Оля Гзовская твёрдо решила стать актрисой. Любящая блеск и яркие впечатления, амбициозная и гордая — она никак не могла смириться со скромной долей гувернантки.
В 1899 году Владимир Данилович ушёл из жизни, оставив жену вдовой с тремя дочерьми и маленьким сыном. Гзовская к тому времени уже занималась в театральном кружке у артиста Малого театра Н. Васильева, увлекалась мелодекламацией — художественным чтением под аккомпанемент рояля и арфы — и участвовала в любительских спектаклях. Несколько сезонов в Театре Корша шла пьеса Э. Ростана "Романтики", первое крупное драматическое произведение будущего автора "Сирано де Бержерака". Кружок Н. Васильева тоже взял "Романтиков" к постановке, вдохновившись поэтическим переводом Т. Щепкиной-Куперник. Гзовская играла Сильветту, и удостоилась благосклонной рецензии журналиста "Русского слова". Это окончательно утвердило её в решении идти на профессиональную сцену.
Чтобы заручиться поддержкой человека, сведущего в театральном деле, девушка смело отправилась к самой Гликерии Федотовой, знаменитой московской актрисе того времени. Добиться аудиенции было непросто, помогли друзья покойного отца. Эту судьбоносную встречу Гзовская потом опишет в мемуарах — с юмором, но и без самоуничижения: как Федотова пыталась отговорить её от поступления в театральную школу, как устроила ей прослушивание, и как в итоге благословила.
... Гликерия Николаевна протянула мне обе руки. Я подошла к ней. Она меня обняла, поцеловала и сказала, что я найду свое место в театре. И тут же дала совет держать экзамен в императорское театральное училище.
Я очень настойчиво попросила ее написать моей матери и прибавить, что она, Гликерия Николаевна, считает необходимым мое поступление в театральную школу.
— Если вы не напишете, — объяснила я мою просьбу, — мне дома могут и не поверить! А без разрешения родителей меня не примут в школу.
Она рассмеялась... и написала все, что считала нужным. Я поблагодарила Гликерию Николаевну и, взяв драгоценную бумажку, уже не помню как, спустилась по лестнице, помчалась домой и, сияющая, гордая и счастливая, положила перед мамой письмо Федотовой... (Гзовская О. Н. Пути и перепутья)
Экзамен был сдан успешно, и Ольгу Владимировну зачислили в класс А. П. Ленского. Это было и огромной удачей, и одновременно началом долгого, тернистого пути к мировой славе. Не раз ещё Гзовская убедится, что Федотова говорила ей чистую правду, предупреждая о неприглядном закулисье, которое скрыто от зрительских глаз... Но с выбранного пути она уже не свернёт.
В императорском театральном училище
В училище Малого театра Гзовская провела три года, и вспоминала о них со смешанными чувствами. Отдавая должное своему мастеру, признавая его большой и самобытный актёрский талант, Ольга Владимировна не могла не замечать, что Ленский опекает лишь своих "любимчиков", а к другим учащимся не всегда объективен. У неё были все данные, чтобы попасть в число избранных: точёная фигура, великолепный голос, дикция, "отполированная" декламацией, врождённая пластичность и способность к необычайно выразительному танцу; воспитанный вкус и лёгкая "французская" ироничность, особенными искрами вспыхивающая в комедийных ролях... Но Ленскому была больше по душе юная Вера Николаевна Пашенная, актриса трагического потенциала, из которой он мечтал сделать вторую Ермолову.
Преподавал Александр Павлович по старинке, репетировал с показа (педагог показывает — ученик копирует), застольного разбора пьесы не признавал, предпочитая игру спонтанную. Не любил, когда актёры "раздумывают", зато очень ценил порыв, непосредственность, живые эмоции. Однако и не считал, что актёр должен играть исключительно "нутром" — разбирал с учениками ошибки, старался привить им привычку к труду, повысить общую культуру. В 1890-е годы театральная пресса отмечала, что ученики Ленского уже опытные артисты, большинство из которых смело может выступать на сцене.
Гзовская ещё не была в то время знакома со Станиславским, но "чувствовала внутренне, что МХТ несет что-то новое и свежее в искусстве, что ради такого искусства стоит идти на сцену и что только такому искусству надо служить..." Впрочем, и Александр Павлович признавал, что в Художественном театре происходит нечто, достойное внимания. Он не разделял скепсис других зрелых актёров, снисходительно относившихся к "причудам купеческого сынка", и даже сказал однажды, что хотел бы поприсутствовать на репетиции у Станиславского. Однако положение педагога при Малом театре диктовало свои правила: Ленский был жёстко ограничен и в выборе материала, и в подготовке спектакля, и в методах воспитания молодёжи...
Дар сценического выхода
В 1905 году Гзовская была зачислена в труппу Малого театра и сразу же получила роль Ариэля в шекспировской "Буре", которая сначала была отдана Елизавете Садовской. Молодая актриса была даже слегка разочарована той лёгкостью, с которой ей удалось обойти конкурентку. И публика, и театральная критика моментально заметили дебютантку.
Гзовская начала в Малом театре – шумно, почти кричаще. Она обладала редкостным сочетанием внешних и внутренних данных. Первое же появление ее на сцене не могло не привлечь радостного внимания. Она обладала даром сценического выхода. Он был всегда неожидан и разителен... (Марков П. А. Гзовская — актриса)
За два сезона в Малом театре Ольга Владимировна успела сыграть ещё в двух пьесах Шекспира (Беатриче в "Много шума из ничего" и Дездемону в "Отелло"); была занята в современных переводных драмах, очаровала зрителей в "Идеальном муже" Оскара Уайльда (много позже она создаст непревзойдённый образ Саломеи на русской сцене). В её исполнении отмечали и дар блестящих импровизаций, и неиссякаемость фантазии, и умение найти детали, которые помогали создавать объёмные образы... В ней была молодая дерзость, острословие, жажда внимания, желание максимальной реализации, но — ни капли вульгарности и дешёвой сентиментальности, которой пользуются посредственные исполнители, чтобы разжалобить публику. Сценические героини Гзовской в жалости не нуждались. Наоборот, они насмехались, нападали, спорили!..
Со Станиславским у Ольги Владимировны был шанс познакомиться сразу по окончании учёбы, когда Художественный театр подыскивал молодых артистов. Константин Сергеевич пришёл на "Бурю", но Гзовская от страха спряталась в своей уборной — ей казалось, что в её исполнении масса недочётов, и ей нечего предложить режиссёру такого уровня. Судьба свела их во второй раз в Ессентуках, на отдыхе.
— Так вот она, та самая Ольга Гзовская, которая, говорят, боится меня, — сказал Станиславский.
— Да, Константин Сергеевич, боюсь! — ответила я. — Боюсь, потому что, как мне кажется, я ничего не умею. Все говорят, что я талант, а я не знаю, верно ли это? Я не знаю, как надо работать над ролью, как вообще должен работать актер? А я так хотела бы все это знать и учиться этому! (Гзовская О. Н. Пути и перепутья).
Станиславский улыбнулся... и с этого дня начались уроки актёрского мастерства, которые Ольга Владимировна вспоминала потом с любовью и благодарностью. Играя в Малом театре, она продолжала учиться. И наконец 17 августа 1907 года Ленский подаёт записку директору императорских театров. Суть её в том, что после очередной репетиции Ольга Владимировна Гзовская заявила, что бросает службу в Малом театре и переходит в Художественный. На вопрос о причинах она отвечает: "все пять лет, три в школе и два на сцене, я бесплодно томилась, тосковала и рвалась неудовлетворенной душой, сама не зная куда и почему. И только в это лето благодаря Станиславскому я наконец прозрела и поняла, что такое настоящее искусство..."
Она ещё не знает, что вернётся в Малый театр. Но это будет потом...
Если вас заинтересовала публикация, продолжение рассказа о судьбе Ольги Гзовской читайте ЗДЕСЬ.
