Странная перемена, которую я переживаю все эти дни, должна быть исследована, во всяком случае, с психологической точки зрения. Мое сердце спокойно, и я начинаю привыкать ко всему, что вижу вокруг себя. Это было нелегко. Я помню первые дни, когда даже то, как люди одевались, казалось мне странным. Теперь я нахожу свою жизнь все более интересной. Каждая мелочь интригует меня, и я спрашиваю Степана о стольких вещах, что мне потребовалась бы целая вечность, чтобы все это записать. Но почему у меня нет силы точно выразить все, что я чувствую? Разве не было бы более подходящим, чтобы писателю была дарована эта уникальная судьба, а не кому-то вроде меня, бедного и больного учителя? Так много новых и разных вещей и впечатлений! Насколько чудесно лучше писатель переписал бы их…
Все обращаются со мной так, как будто я Михаэль Портман. И я уверен, что никто из них—за исключением Степана—не знает правды. Из того, что я понял, старый Портман был немного выше остальных в своем кругу друзей. То же самое относится и к Арине, если судить по тому, как они с ней обращаются. Арине двадцать пять лет, но, когда она говорит, остальные замолкают. И еще одна вещь, которую я заметил: вчера вечером, когда она вошла в гостиную виллы, где мы были, дамы из нашей группы встали, как обычно делали мы, мужчины,—то, что в наше время и в наших общественных кругах дамы никогда бы не сделали.
Тем временем я многому научился у Степана относительно моих новых компаньонов. Отношениям Акселя с Джульеттой всего два месяца. Она очень молода, девятнадцати или двадцати лет, брюнетка, хорошенькая и несколько легкомысленная. Она всегда немного неряшлива и полна энтузиазма по поводу жизни, а когда она одна, она часто напевает. Аксель-ее первая любовь, и их знакомство началось однажды, когда они были в саду, и муслиновое платье Джульетты было испачкано, и Аксель поспешил подшить его булавками самодельным способом, пока оно не стало еще грязнее. Аксель довольно хорошо играет на скрипке, хотя, если вы спросите Джульетту, она скажет вам, что он скоро станет виртуозом! Тем не менее, у них обоих золотые сердца, и группа не может жить без них.
Что касается Софии, я узнал, что Михаэль очень любил ее в течение двух-трех лет, но она никогда не испытывала к нему ничего, кроме простой дружбы и признательности за этого человека и его работу. Ее сердце может принадлежать кому-то другому, кто знает? Степан ничего не знает на эту тему, так как здесь никому нет дела до сплетен. Однако, когда я увидел ее в первый раз, у меня возникло ощущение, что я видел ее раньше. Потом, когда я остался один, я понял: я вспомнил из-за моих размытых воспоминаний из больницы. Она была среди медсестер, и даже в разгар моего лихорадочного оцепенения я заметил ее. В ее фигуре было что-то очень грациозное и благородное, и она выделялась среди остальных.
Степан снова сказал мне вчера: “Эта любовь была очень болезненной для Михаэля. Были ночи, когда его глаза постоянно наполнялись слезами”.
Я ответил, что он, однако, должен ценить честность и принципы, которые характеризовали Софию, которая никогда даже не думала о том, чтобы ответить взаимностью, не испытывая к нему чувств. ” Кто-нибудь другой на ее месте, - сказал я, принимая во внимание репутацию Портмана, - на самом деле не возражал бы против того, чтобы изображать любовь и привязанность, чтобы быть с ним“.
Степан, сначала пораженный моими словами, ответил: “Почему ты так говоришь? Это было бы вульгарно! Ни одна женщина не сделала бы этого!”
Мне не следовало открывать рот. Я быстро сменил тему и спросил его, что другие могли сказать о “новом” Портмане. Он сказал мне, что София несколько раз упоминала обо мне за последние несколько дней. На самом деле, сегодня утром она спросила его, заметил ли он, как изменился мой взгляд, и помнил ли он, что у Михаэля было такое выражение лица до аварии. Она также сказала ему, что Михаэль вел себя очень странно, что он казался необычно тихим, нерешительным и робким, что его акцент изменился и что ему даже было трудно произносить слова.
Я спросил Степана, что делать, поскольку для кого-то было невозможно понять бесчисленное множество новых вещей, обрести новый менталитет, новые манеры и свободно говорить на языке изо дня в день. Он подбодрил меня улыбкой и сказал, что все наладится. Их старый друг попал в ужасную автомобильную аварию, и после выздоровления он временно изо всех сил пытался восстановить свои умственные способности; такое у них сложилось впечатление. Будет ли это когда-нибудь причиной для того, чтобы они любили тебя меньше? Нет. Вы сами можете убедиться, что они всегда рядом с вами, проявляя к вам такую привязанность”.
Я сижу на террасе, и все эти мысли и дискуссии мелькают у меня перед глазами, как движущиеся картинки. Я слышу, как внизу разговаривают и смеются девушки. Они дразнят меня и спрашивают, как, черт возьми, я могу читать и писать в таком шуме. Солнце почти село, и скоро наступит время “Молитвы сумерек”, которую они слышат каждый день. Я слышу, как они зовут Степана, прежде чем снова погружаюсь в свои мысли.
Вот что странно в Степане. Похоже, нас связывает общая связь, связь, которой он не разделял даже со своим ближайшим другом Михаэлем: та же любовь к истории. Его основным занятием было изучение истории вообще и искусства прошлых тысячелетий в частности. И поэтому наша дружба развивается без особых усилий, даже если во мне нет ничего, что напоминало бы ему об Портмане — ни их общих воспоминаниях, ни их мечтах…
Что касается связи Степана с Матильдой, то это то, что выдержало испытание временем. Они счастливы вместе уже более четырех лет, и, похоже, так будет продолжаться всю оставшуюся жизнь. Вот по-настоящему счастливая пара! На самом деле они решили завести ребенка и уже передали свое юридическое заявление Партнерам офиса, руководителям демографических служб, которым те, кто хочет иметь одного ребенка, которого им разрешили, должны подать заявление. Примерно через год настанет их очередь.
Матильда также иногда помогает Степану с работой, читая вслух или копируя, хотя сам Степан говорит, что он не создан для больших дел. Все, чего он хочет, - это учиться, и это все. Он знает, что ему не суждено внести большой вклад в мир исследований, полная противоположность Арины, которая в свои двадцать пять лет уже опубликовала работы, на завершение которых ушло пять или шесть лет, и сделала себе имя.
Что касается остальных троих–Матильды, Софии и Арины–их связывает особая дружба, отличная от их дружбы с Джульеттой, которая началась совсем недавно. Последняя, конечно, знает об этом, но она ни в малейшей степени не возражает, так как видит, как сильно они заботятся о ней.
Они встретились в канун Рождества восемь лет назад в Долине Роз в одном из дворцов Лорффов—еще одного правящего класса, похожего на старейшин,—где они, по словам Матильды, вместе со многими другими девочками-подростками, тщательно отобранными среди тысяч за их естественную красоту, одетыми в белое и держащими факелы, приветствовали старейшин на приеме после великой вечерней мессы. Они описывают это как свое лучшее воспоминание детства, как сон, в который позже им было трудно поверить, сбылся.
Эрик наконец-то приедет! В руках у него какая-то ракетка и какие-то другие мелкие принадлежности, необходимые для игры или спорта, о которых я еще не удосужился спросить. На нем сандалии, и он голый по пояс. Он выглядит свежим и возбужденным. Знакомство между Эриком и Ариной было судьбоносным. Они вместе уже четырнадцать месяцев, и никто не знает, как долго продлятся эти отношения. Эта особенная девушка, с ее ранней склонностью изучать то, во что она верила с детства, сумела в свои двадцать лет присутствовать на раскопках в Америке вместе с великими экспертами и которая, основываясь на смелой интуиции—почти как вдохновение—аргументировала свои собственные выводы о жизни инков, находки, которые позже были подтверждены! Эта по своей сути мудрая молодая женщина, чьи взгляды были подтверждены во многих аспектах, которая два года назад сделала свои собственные заявления перед многотысячной аудиторией в мегаполисе Норфор, у которой недавно была целая команда молодых людей, помогавших ей в ее исследованиях, отказалась от всего ради этого темноволосого молодого человека, у которого, возможно, было изысканное сердце, но он не мог вынести ни слова о своей работе. Некоторое время назад Степан услышал, как он сказал: “Поговори со мной о спорте, поговори со мной о путешествиях, о плавании или о чем угодно еще, что ты хочешь, но не говори мне ни слова о Боге и всех этих древних сокровищах!”
Они готовы отправиться в путь. Пришло время для молитвы. Я не буду писать до завтра.