Ольга Романова — журналистка и основательница фонда Русь сидящая, который помогает осуждённым. Человек, который очень хорошо знает то, что происходит на зонах.
В интервью с Ольгой Романовой обсудили много интересных вопросов. Почему заключённые едут на войну? Как изменилась жизнь на зонах после 24 февраля? Можно ли реформировать российскую систему ФСИН и поможет ли этому профсоюз Навального?
— Ты говоришь, заключённые взяли и ушли на войну. Насколько это массовое явление идти воевать?
— Желающих идти воевать в каждой зоне минимум 30%. В каждой средней зоне 1300 обычно сидит, когда приезжает ЧВК, обычно записывается 600 человек сразу. Их всего было до 21 сентября до мобилизации 11000 завербованных заключённых, сейчас уже почти все из них на фронте (интервью от 12 октября 2022 года).
Кстати говоря, начались очень интересные бунты в тюрьме, таких мы ещё не видели. Когда они записали заключённых, они уже были не под властью ФСИН, не под властью директора, но они ещё физически в зоне. А всё, они уже считают себя вольными людьми и, в общем, примерно так и есть, они уже под ЧВК. Они сидят неделями ждут, когда их заберут, и ведут себя, я бы сказала, своенравно. Они затаскивают офицеров, срываются с них погоны, в общем-то много чего. Но самое на самом деле страшное не это. Самое страшное то, что когда Вагнер приезжает в зону, никто ж не знает, сколько они заберут с собой людей , сколько они завербуют. Условно говоря 600 или там 653, не знает ни Вагнер, не начальник зоны. А если, условно говоря, завербует 100 человек, что мешает начальнику зоны выпустить 102 человека? И вот эти два или пять или десять за деньги уже в России на воле. И я вас уверяю так сделал начальник практически каждой зоны.
— Скажи, пожалуйста, а что мотивирует людей на зоне идти фактически на верную смерть? Осознают ли они риски или у них какая мотивация ?
— Вообще, деньги их не интересуют. Если честно я сама удивлена, но деньги интересуют только родственников. Зэков интересует возможность просто уйти просто уйти из зоны.
Не зря всё-таки добрейшая женщина Валентина Ивановна сразу после того как, вылезли первые публичные пытки и избиения в Ярославской области, вышла на трибуны и говорит: «Нам пора организовать рабкрин. Нам пора эту ФСИН систему поломать. Нужно гуманизация, реформы». В общем, всё как в Норвегии —зашибись. А главное — это всё это легко сделать, это можно сделать. Тюремная реформа не Бином Ньютона. Это судебную систему тяжело реформировать или там финансовую. Хочется конечно сказать, что я занимаюсь ядерной наукой, но нет.
И Путин её одёрнул, сказал, что у нас отлично всё. Не трогайте. А оно ему нужно именно в этом виде в страшном, чтобы было ещё страшнее. Чтобы было хуже и хуже. Нужно место такое, которого бы все боялись. Но и оно такое и его все боятся. И правильно делают.
Там гражданских украинцев избивали, которые вообще-то должны были быть под международным контролем. Они собственно и были — и Красный Крест, и ООН, они и этих били, не говоря обо всех остальных, кто без защиты.
И конечно они уходят на войну, куда угодно — к черту, к дьяволу, в ад, лишь бы только уйти оттуда. Ну и уходит конечно актив, то, что называется «козлы». Блатные не идут, блатным и там нормально.
Ну и мы впервые увидели этим летом и особенно в сентябре, как формируются отряды из отделённых (то есть там «отделённый» и «опущенный» это одно и тоже). Я вот одного спросила в Новгородской области: «Лёха, ну ты то куда записался, тебе сейчас посылка прийдет, да хоть посылки дождись». Он говорит: «не не, лучше пусть меня убьют, чем я здесь задержусь». Ну вот такая мотивация. Кто-то планирует сдаться, кто-то уже попадает туда и начинает звонить родным, просить забрать. А так это назад не работает.
Самое главное, что мы не можем найти 300-ых. Ну 200 груз понятно, легко раненые возвращаются на фронт. У нас есть один тяжело раненый, у него осколочное ранение позвоночника и левая рука просто плеть, она никогда не восстановится — он так ушёл без этой левой руки на фронт. А вот те, кому оторвало руки, ноги, их подлечивают и они исчезают, мы их не можем найти. Ну потому что зэки всегда найдут как поддержать связь. Их нет в зонах откуда их забирали, их нет дома. Я надеюсь, что они в зонах в ОРДЛО зачем-то. Там связи нет, хотя давно бы хоть кто-нибудь бы нашёлся. Я думаю как бы их не прикопали где.
— Я где-то читал, что вот эти зэки фактически идут на убой. Их используют как пушечное мясо для выявления позиции артиллерии. Кидают часто и без оружия, то есть особо их не щадят и не предполагается, что через полгода вообще там кто-то выживет. Есть ли какая-то статистика, как они воюют, какая вообще там выживаемость? Ты говоришь вы фиксируете двухсотых, есть какое-то хоть примерное понимание сколько выживает?
— Ну вот самый первый отряд, который 14 июля вступил в бой, 42 человека. Вот как раз из Яблоневки в Питере. Там остался в живых один, и он в другом подразделении сейчас, то есть полностью выкосило. Второй отряд был из Новгорода, там было 68 человек и осталась где-то месяц назад (интервью от 12 октября 2022 года) пятеро, но их тоже расформировали по другим подразделением, поэтому сейчас очень трудно за ними следить. Но вообще выкашивается 90 процентов.
Причины смерти в основном это подрыв на мине. И есть довольно много смертей это то, о чём говорит Пригожин. Он говорит, что когда вас окружают, вам нужно две гранаты (я не знаю, зачем две, даже не спрашивай, мне кажется, что достаточно одной), они себя взрывают. А вот так чтобы огнестрельное ранение, нет.
Хотя вот вчера (интервью от 12 октября 2022 года) в Мелихово привезли первый труп, там цинковый гроб закрыт, и причина смерти осколочное ранение. И почётная грамота от Луганской народной Республики. Такая в рамочке красивая, с клеточками, со звёздочками. Матери заткнули рот дали 150 тысяч рублей, на этом всё. Это вот насчёт выплат, что 200 тысяч в месяц за воюющего, 5 миллионов за погибшего. Да, их выплачивают, и по 200 тысяч в месяц, и по 5 миллионов за погибшего, но это рекламные выплаты. Когда это показывают по телевизору, когда об этом пишет пригожинская пресс-служба, как Пригожин принёс букет и долго плакал на могиле героя, тогда да. Но это прямо скажем рекламные выплаты. В основном вот по 150.000 по 200.000 и до свидания.
— После скандала с пытками очередного мы увидели робкую реакцию Кремля, год прошел (интервью от 12 октября 2022 года), изменилось ли что-то на зонах, и были ли проведены какие-то реформы спустя год после того, как вся страна была шокирована тем, что на зонах происходит?
— Да нет, конечно, потому что это действительно не надо никому, кроме заключенных. Не надо никому это всё реформировать, наоборот, надо, чтобы оно было. То, что мы увидели, реакция какая: «Ой блин, что творится, как же Калашников (предыдущий директор) такое допустил». Но не в смысле пыток, а в смысле слива.
Как же так-то, товарищ такой ответственный, в ФСБ всю жизнь, глава у ФСБ Красноярского края, и у него утекло…Ну и всё.
Если это изменится, у нас просто нынешняя зона перестанет работать. Почему? Потому что тюремная система у нас так построена. В смысле она построена изнутри тюрьмы, а не снаружи. Мы знаем, что раньше были Чёрная Зона и Красная Зона. Чёрная Зона, где комитет главный, красная зона, где менты главное. Сейчас их нет. Сейчас всё смешалось в кучу. Почему?
Потому что если говорить совсем просто, то в зонах есть промышленное производство. Раньше промышленное производство — это было народное хозяйство, и труд выливался в труд республики. А сейчас всё то же самое, только это не на народное хозяйство, а какие-то частные карманы. И в этих частных карманах всегда есть большая доля начальника зоны. Начальник зоны хочет, чтобы заключённые все работали по много-много смен, получали мало-мало денег и не жаловались. А как это так устроить, если их там полторы тысячи человек. Он не может следить за каждым. И он идёт в блат комитет и говорит: «дорогой блат комитет, сделай так, чтобы никто не пожаловался на условия работы, на то, что нет профсоюза, чтобы никто и никогда ни адвокату, ни родственникам, ни в прокуратуру, ни к правозащитникам не жаловался.
Блат комитет говорит: «Окей, это мы можем. Ноги выдрать там швабру куда засунуть. А ты нам чего?». А он им наркоту, мобильные там, карточные игры, но если хотите колл-центр, бизнес тоже у каждого свой. И произошло сращивание интереса комитета и собственно тюремной власти, менты и блат комитет как-то получили симбиоз.
Полное интервью смотрите на канале:
