Однако Ограниченный контингент советских войск в Афганистане пробыл там 3341 день – девять лет и полтора месяца.
…Помню первую ночь в ущелье на пакистанской границе. Было это 9 апреля 1980 года. Я прилетел в командировку в 3-й парашютно-десантный батальон 350-го гвардейского парашютно-десантного полка 103-й гвардейской ВДД. Ночевать меня пригласил к себе командир 7-й ПДР мой друг гвардии старший лейтенант Леонид Верединский. Условия были самыми спартанскими – между двумя боевыми машинами, стоявшими метрах в двух одна от другой, был натянут брезентовый тент. Леонид зажёг от аккумулятора маленькую лампочку и присел на снарядный ящик. Не успели мы с ним поговорить, как пришли офицеры и среди них – замполит батальона Олег Бастанов – давний и добрый мой друг. Олег прекрасно писал стихи, рисовал и вообще был изумительным рассказчиком. Он очень часто помогал мне с материалами в газету. Самому ему писать было некогда, а вот дать факты, подсказать, куда пойти и на что обратить внимание, к кому обратиться – это всегда пожалуйста.
– Ну, Ксаныч, рассказывай, что пишут из дома, что в штабе дивизии говорят о выводе войск из Афганистана… – спросил, улыбаясь, Олег.
– Эдуардыч, ну, что тебе сказать, – ответил я другу, – опять назначают дату – теперь уже на 15 мая…
– Во-во, всё это, Ксаныч, для тех, кто верит, что война скоро кончится, – заговорил Бастанов. – Ты вот сходишь с нами в рейд, сам посмотришь, что здесь творится… На пакистанской границе… Вчера, например, такое было… Рванули перевал, а душманов там – не сосчитаешь… Какой, к чёрту, вывод… Воевать нам ещё и воевать…
– Но говорят же, Олег, что десантникам больше двух месяцев не положено находится за границей, тем более – наша дивизия входит в состав войск Варшавского договора, вроде бы начальник Генерального штаба за наш вывод, мы – его резерв, а вот министр обороны считает, что мы тут нужны… – передал я другу то, что слышал в штабе.
– Вот именно, нужны. Так что, Ксаныч, ещё повоюем…
– Умеешь ты «утешить», Эдуардыч, – шутливо ударил я ладонью по плечу Олега…
Сам Бастанов воевал на совесть. Не зря его в батальоне уважительно называли «Комиссаром». «Личный пример» – для Олега был не пустым словом. Он был всегда там, где особенно жарко. Зачастую даже не надевал каску и бронежилет. Был ранен в руку, но остался в строю… Помню, потом в рейде, в котором и я принял участие, была сложнейшая ситуация, но Олег оставался спокойным и невозмутимым…
А теперь о вопросе, который мне тогда задал гвардии старший лейтенант Олег Бастанов.
Надо сказать, что вопрос о выводе войск был самым больным. Он ни у кого не сходил с уст и в палатках солдат, и среди офицеров. Ветераны, участвовавшие в чехословацких событиях, рассказывали, что вернулись ровно через два месяца. Повторяю: дескать, дольше десантников за границей держать не имеют права по каким-то международным соглашениям. Поэтому первый срок намечали на двадцатые числа февраля восьмидесятого. Его приурочивали к выборам в Верховный Совет СССР. Однако вывода не состоялось. Не было и выборов. Для нас – тех, о ком говорили обтекаемой фразой: «Ограниченный контингент советских войск в Афганистане». Что-то в ней было нелепым, издевательским. В чём «ограниченный»? – Ограниченный в выборе между понятиями – жизнью и cмертью, долгом и бесчестьем… Третьего было не дано.
Когда в феврале 1980-го вывод войск не состоялся, все испытали состояние бегущего спортсмена, который достиг конца дистанции и хотел было остановиться, сбросить напряжение, отдышаться, а ему вдруг сказали: «Ты ошибся. Финиш не здесь…»
Словно с ходу налетев на внезапно возникшее препятствие и сильно расшибившись, все чувствовали себя избитыми, измятыми, изжёванными. Но руки никто не опускал. Тем более боевых задач было много…
Но вот опять забрезжил свет слабой надежды. Не для нас, а для наших семей. Жёны ведь в Витебске и Боровухе верили всем этим слухам… Писали нам, спрашивали… По лагерю разнеслась весть: «Мужики, выведут пятнадцатого мая. Это уже точно. Ещё три месяца продержаться надо…» И все поверили. Иначе и не могло быть. Хотели в это верить. Каждый строил планы на будущее, участники чешских событий рассказывали: «Ровно два месяца прошло. Поднимают нас и колонной идём к границе. В Белоруссии встречают с цветами. На подходе к Витебску останавливаемся. Километрах в десяти от города. Переночевали, почистились, постирались. Утром идём по Московскому проспекту. Прервали работу на предприятиях, отменили занятия в школах. Дети, женщины – все с флажками, цветами, платочками… Радости… Будто всенародный праздник…»
Слушали солдаты, молодые офицеры рассказы бывалых десантников, и каждый представлял, как его, обожженного афганским солнцем, запылённого, в выгоревшем берете и застиранном комбинезоне, обнимают детские ручонки, незнакомые девушки и женщины целуют, дарят цветы… Мужики крепко жмут в объятиях. А та, самая родная, самая любимая, о которой столько раз думал в Афганистане, чьи глаза во сне и наяву заглядывали в истерзанную душу, та пытается протиснуться к нему, но не может, и она то смеётся, то плачет… Стараясь перекричать радостный шум толпы, гром полковых оркестров, зовет: «Здесь я!.. Я здесь!..» А у него самого что-то подкатывается к горлу, отчего-то щиплет глаза… Он вспоминает тех, кто прилетел раньше, закованный в цинковую броню. Их уже так никогда и никто так не встретит…
В марте в Кабул пришли ракетчики противовоздушной обороны. Как-то вечером, в начале лета, они засиделись в палатке десантников. Разговор шёл опять же о возвращении в Союз. Дело было в июне. «Вам хорошо, вас выведут, – завидовали соседи, – а мы два года здесь трубить будем…» Десантники соглашались. Конечно, их-то выведут. Нельзя долго держать за границей ВДВ. Не зря батальоны, воюющие в отрыве, уже переодели для маскировки в общевойсковую форму…
Но получилось наоборот. Утром ракетчикам объявили приказ, они снялись с аэродрома и ушли в Союз. Выведены ещё были танковые части. Десантники остались…
Следующий рубеж был назначен на второе августа. Связали его с пятидесятилетием Воздушно-десантных войск. И опять потянулись долгие дни ожидания.
Но прошло второе августа, миновала годовщина «афганской эпопеи», на которую возлагали особые надежды, съезд партии (думали, выведут накануне его открытия, чтобы был повод заявить о новых мирных инициативах) – десантники оставались по-прежнему в Кабуле. Когда же опять потеплело, надежды поубавилось – вновь продолжились активные боевые действия.
Дивизию наградили орденом Ленина, её полки были отмечены тоже.
Весной восемьдесят первого армия получила приказ на замену. «Афганская эпопея» вступала в новый этап. Убыла в Союз первая партия. А десантникам по-прежнему обещали, что их-де выведут в полном составе: «Вот немножко, ещё чуть-чуть – и всё…»
Но потом пришёл приказ на замену и десантникам. В три этапа. Так же, как и в армии. Но те настраивались на два года с самого первого дня, а мы всё прошедшее время словно ехали в разбитом трясущемся вагоне трамвая… Узнав, что дивизия остаётся, поняли: война будет долгой…
Да, мы ошиблись тогда, в 1980-м, насчёт вывода войск.
То, что десантники думали о выводе войск, – не наша вина. Нас просто вводили в заблуждение. А то кто-то подумает, что все мечтали побыстрее вернуться в Союз. Мечтать-то мечтали, но воевали на совесть. Да ещё как воевала крылатая гвардия!.. Именно так называли десантников в газетных публикациях… Кстати, мечтали о выводе и солдаты. Офицеры подшучивали над ребятами: «Ну, ладно, мы-то – домой, а вы опять в казарму, чего вам тут не служится…» Конечно же, там была не служба, там была война. А на войне приятного мало…
Мы давным-давно вернулись из Афганистан, а он нас так и не отпускает всю жизнь. И «идёт за нами вслед». Он в наших мыслях, в наших поступках и делах… Многое мы сверяем в соответствии с законами боевого братства, чести и достоинства.
Меня иногда спрашивают: «А не хотелось бы тебе побывать сейчас в Афганистане?»
Нет, не хотелось бы. Потому что там, знаю, стало ещё хуже. Зачем ещё раз рвать сердце? А вот мой младший товарищ, военный журналист Вадим Хуланхов, во второй половине 1990-х умудрился слетать в командировку в Афганистан к талибам. На свой страх и риск. Его сопровождал в Афганистане один из бывших полевых командиров. Разговорились о войне. Вадим не знал поначалу, на какой стороне воевал его добровольный «гид». «Да с вашими воевал, конечно же», – пояснил моджахед. «Ну и как теперь? Не жалеешь? Смотри, всё разрушено, разграблено, всё брошено вокруг?» – задал вопрос Хуланхов. «Да кто же знал, что такое получится?» – сокрушённо вздохнул бывший полевой командир. Видите, даже бывшие душманы со временем начали сожалеть о том, что ушли «шурави»…
На войне не бывает «первых» или «последних» – да, мы начинали воевать в 1979-м, другие заканчивали в 1989-м. Каждому из нас довелось исполнить свой долг в своё время. Я вспоминаю стихи Сергея Острового:
Нас всё меньше и меньше,
Надвигаются годы.
Мы из той, из двужильной,
Из солдатской породы.
Да, мы уходим, но мы стояли и будем стоять до конца – не зря же мы из двужильной солдатской породы. Вспомним в этот день ушедших, пожмём руки живым!..
Александр КОЛОТИЛО, «Красная звезда»
Продолжение: http://redstar.ru/o-vyvode-govorili-eshhyo-v-1980-m/