— То есть, ты решила угробить свою жизнь? — спрашивает мама, в сотый раз закатывая глаза. — Ты понимаешь, насколько грязно собираешься поступить?
— Да. Я грязная. Я отвратительная. И мне абсолютно плевать на его дурацкую жену! Что с того? И не заводи пластинку о том, что ты меня этому не учила, я же вижу, тебе и так хочется это сказать!
Мама молчит, посылает мне мрачный взгляд, поправляет полотенце на голове и уходит в комнату, многозначительно хлопнув дверью. Сама не знаю, зачем я поведала ей о своих планах. Наверное, чтобы насолить, сделать побольнее. С ней ведь поступили так же. Мой папаша тоже ушел к другой: к молодой, красивой, к кому-то вроде меня. Бросить кого-то – дело нехитрое. И Ванька бросит, уж я-то уверена. Сам жаловался, что житья ему с ней нету. И пусть. Значит, заслужила.
Да, может показаться, что я зла на весь мир, и небезосновательно. Так и есть. Только вот я уже давно не считаю это проблемой. Я свыклась с собственным гневом. Он подталкивает, помогает двигаться вперед.
Скорее всего, мама ушла в комнату и, вместо того чтобы злиться, сидит и оправдывает меня всеми возможными способами. Думает, что я влюблена и наивна, увожу мужика из семьи из благих побуждений, ведь со мной ему будет лучше. Дочь борется за свое счастье. Бла-бла-бла. А могла бы разъяриться, наорать, влепить мне пощечину, что есть силы. Вот тогда бы я ее зауважала. Может, даже призадумалась бы. А сейчас… тьфу!
Ванька-то мужик – не промах, это да. Но любовь? Увольте! Мне просто нравится смотреть на его метания. Это что-то вроде соревнований, а я никогда не проигрываю. Вон и призов сколько на полке. И все я заслужила.
Звонит. Ха, еще б ему не звонить. Никогда не беру трубку сразу же, я же не какая-нибудь девка. Я – победительница.
— Алло.
— Привет, Даш. У меня для тебя плохие новости.
Вот так сразу? Надеется, что я полечу исправлять его проблемы? Да сейчас, разбежалась!
— Что стряслось? — спрашиваю непринужденным тоном.
— Я… не могу. Знаешь, это неправильно. Я так больше не могу.
Неправильно. Ну да, кто бы сомневался. Только вот раньше думать надо было.
— О чем ты? — невинно отзываюсь я.
— Ты знаешь, о чем, — бурчит он, хочет, чтобы его поуговаривали.
— Хорошо, — равнодушно пожимаю плечами, хоть он этого и не видит.
— То есть, ты согласна? — пугается он, а я торжествующе улыбаюсь. Ему нужно мое согласие, вот дурачок.
— А куда деваться? Решение принято.
— Рад, что ты все поняла. Знаю, что надо было сказать это лично, но я боюсь, что, увидев тебя, передумал бы.
Вот, значит, как мы теперь заговорили. Ладно. Посмотрим еще, кто останется в дураках. Сбрасываю звонок. Знаю, что это ненадолго. Прибежит, куда он денется. Вот нарвется дома на занудную, до смерти надоевшую жену и опомнится. Вспомнит, как ему со мной повезло. И пожалеет. Ух, как пожалеет!
Спустя три дня ни слуху, ни духу. Не умер он там, случаем?.. Потому что другого объяснения я не вижу. Разве что… играет. Перетянул одеяло на себя и ждет, что я замерзну, и первая прибегу греться. Но я сама – лед. Разве не понятно?..
Через неделю начинаю по-настоящему беситься. Ловлю ехидные мамины улыбочки. Невыносимо. Зря ты так со мной, Ваня, поплатишься ведь. Не на ту напал.
Думала, что эмоций будет больше, но при виде этой женщины абсолютно ничего не екает. На ней – с виду дорогой халат и вязаные тапки. Она вопросительно смотрит на меня, пока я размышляю, могу ли назвать ее красивой. Решаю, что могу. В ней что-то есть. Не похожа на глупую жену Вани, которую он мне описывал. Даже в таком домашнем виде есть в ней что-то благородное. Она повторяет вопрос:
— Вам кого?
— О, я к Ване. Хочу видеть вашего мужа, — нагло требую я.
Она в недоумении сдвигает брови.
— Уверены?
А вот и мой черед удивляться. Ощущение, будто бы она знает, кем на самом деле является ее муж. У нее такое выражение лица, будто бы я тону, а она решает, кидать ли мне спасательный круг.
— Д-да.
Подстава! Голос дрожит, как у подростка. Не нравится мне все это. А ей, похоже, наоборот.
— Как вас зовут? — интересуется по-доброму, по крайней мере, у меня не возникает инстинктивного желания защищаться.
— Даша.
— У меня нет никакого мужа, Даша, — спокойно говорит она, — вы проходите.
— Я… не понимаю.
— Да вы не бойтесь. Сейчас я все вам объясню. Можете не снимать обувь, не стесняйтесь. Такие встречи не каждый день происходят.
Внутри квартиры этой женщины пахнет сосной и домашними булочками. Сочетание интригующее. Я все-таки снимаю обувь. Весь мой пыл угас, я уже не понимаю, что здесь делаю.
— Проходите-проходите, — слышу ее воркующий голос из кухни.
Плетусь туда, механически слежу за тем, как она вытаскивает противень из духовки, машет рукой на себя и втягивает носом вкусный аромат домашней выпечки.
— Надеюсь, вы любите корицу? — спрашивает она, будто бы я пришла к ней в гости, а не выяснять отношения.
Вообще-то я пришла от бессилия. Не думала, что все-таки сдамся, но я сдалась: позвонила ему. И он не взял трубку. Это-то и добило меня окончательно. Я решила во что бы то ни стало испортить ему жизнь. А сделать это, не слишком заморачиваясь, было очень просто. Всего лишь надо было прийти к его жене и разоблачить его. Что я и пыталась сделать. Однако что-то пошло не по плану.
— Люблю, — отвечаю уныло.
— Как и Ваню, я полагаю, — ухмыляется она, а я застываю в недоумении.
— Вы же сказали, что не знаете его.
Похоже, она тоже любит поиграть. И в этот раз я попалась.
— Я сказала не это, — миролюбиво объясняет она, аккуратно укладывая булочку на блюдце и протягивая мне. — Я сказала, что он мне не муж. Больше не муж. Мы развелись пять лет назад. Наверное, не стоит называть причину.
Молчу, уткнувшись взглядом в пол. Держу это дурацкое блюдце и злюсь на саму себя. Может, я и коварная грязная соблазнительница, но он превзошел меня.
— Да вы не печальтесь так, — успокаивает она меня, надо же, откуда в ней столько понимания?!
— Неужели вы не злитесь на меня? — искренне изумляюсь я. — Вы ведь с ним развелись из-за кого-то, вроде меня, разве нет?
— Разумеется, нет. Наша свадьба – в принципе, была ошибкой. Как выяснилось, я совсем не знала его.
— То есть, вы вините его? — цепляюсь за соломинку.
Отчего-то мне очень хочется увидеть ее гнев. Если честно, мне бы хотелось стать такой, как она. Мне даже мерещится свечение вокруг ее тела. На этой кухне царит спокойствие и уют. Мне очень хочется найти какую-то прореху в этом порядке. Хочется ошибиться, понять, что это все глупости, мне нравится тот человек, которым я являюсь. Даже в этой милой женщине есть тьма. Мне очень нужно подтверждение моей правоты.
— Я никого не виню, — пожимает плечами она, и этим убивает мою последнюю надежду. — Все совершают ошибки. Стоит это принять. Никто не идеален.
Мне хочется кричать, вопить во всю глотку о том, что вот же, вот она идеальна! Но я этого не делаю. Вместо этого я откусываю от ее булочки кусок и уже заранее знаю, насколько это будет восхитительный вкус.
Домой я иду целую вечность. Ощущение, будто все мои эмоции высосал некий воображаемый пылесос. Во мне больше нет гнева и нет обид. Скорее всего, это не навсегда, но я впервые за долгое время чувствую себя так хорошо. Теперь я понимаю, что гнев, которым я жила так долго, очень изматывает. Избавиться от него на удивление приятно, хоть и немного страшно.
Первым делом по приходу домой я извиняюсь перед мамой. Она улыбается и дарит мне горячие объятия, поглаживая меня по спине. В этот момент я и понимаю, что она давно отпустила свой гнев на моего отца, и теперь я горжусь ей. Оказывается, я так много теряла, ненавидя всех и вся, пытаясь мстить людям за то, что они вечно совершают мерзкие поступки. Это превратило меня в чудовище. Однако теперь я ясно вижу выход, и это обнадеживает.
Ваню я больше не видела, да и не хотела видеть. Пусть он живет, как ему хочется. А я постараюсь стать лучшим человеком. По крайней мере, я готова простить людям их темные стороны. И собираюсь я начать с самой себя.