Случайно в сети нашел эту "мистическую" историю, хотя, для меня как для даймона в этом никакой мистики нету..Дальше цитирую автора с его книги "Как будут без нас одиноки вершины"
Звонит Поляков. Он тогда работал инструктором ЦС «Спартак», спрашивает, почему мы не едем на Кавказ. Почему одна из сильнейших команд «Спартака» не участвует в первенстве ЦС. А мы с ребятами уже наелись альпинизма в том сезоне. Впрочем, долго я не сопротивлялся и начал обзванивать ребят. Первым согласился Башкиров. Наша команда к тому времени состояла из Башкирова, Саши Зыбина, Олега Коровкина и Вити Копрова. С нами поехал ещё и Юра Визбор.
Прилетели мы в «Узункол», все интересные маршруты уже разобраны. Есть там гора с очень красивой стеной, «Трапеция» называется. У многих альпинистов горел глаз на эту стену. Её не делали только по одной причине – она сильно била камнями. Била так, что камнепад перехлёстывал всю стену и уходил на ледник. Всё это непредсказуемо, но очень уж красивая стена. И мы заявили её на ЦС. Визбор тогда сказал: «Ты с ума сошёл?!»
И вот тут интересный нюанс, здесь из текста не очень ясно, но когда они только поднимались наверх, каменный "обстрел" резко прекратился, и вообще стояла отменная погода. Пока группа не очутилась наверху..
Вышли мы на стену впятером. Юра шел с нами до штурмового лагеря. Идём мы по морене, по камням, которые слетели со стены. Юра беспокоен, я пытаюсь его заверить, что мы вернёмся, если почуем неладное. На этом и расстались. Но у него было предчувствие беды. Он мне неоднократно говорил – вернись. Юра был сильным телепатом.
Остались мы под стеной, день наблюдения, день обработка. На третий день мы прошли эту стену. И, представляешь, ни один камень нас не задел. Отколы, разрушение гигантского массива идёт потихоньку. Днем оттаивает, ночью замерзает. Нам повезло.
– Вот ты рассказываешь, Володя, и я вижу знакомую картину. По кулуарам и желобам с грохотом летят камни. Огромные «чемоданы», ударяясь, образуют небольшие облачка в виде каменной пыли. Вроде как разрывы небольших мин или снарядов. Всё несется вниз по кулуару, словно зона артиллерийского обстрела. И самый сильный обстрел в середине дня.
– В середине дня мы были уже высоко. Когда поднялись на гребень, началась непогода. Фронт идёт мимо нас, грозовая облачность. Видимости нулевая. Туман. Не видно, куда уходить с гребня. Поставили в снежной мульде палатку. Вернее, вкладыш от австрийской палатки, он меньше нашей памирки. Для пяти человек тесновато. Разобрали железо. Я попросил Коровкина и Башкирова не раздеваться на тот случай, если растянет облака и сможем увидеть спуск на ледник.
Устроились в палатке. И здесь опять сыграла роль моя судьба. Ещё раз убеждаюсь, что от своей судьбы никуда не уйдёшь. Я всегда спал в палатке слева, с краю. Это было мое место, хотя и не самое лучшее. Все это знали. А тут, поскольку было очень тесно, я и Зыбин, как самые крупные, легли головой внутрь палатки, а остальные «валетом» головой к выходу. Олег Коровкин лёг на моё обычное место – слева с краю. Мы дали вечернюю связь, сказали, что прошли стену. С нами всё в порядке, не можем пока спускаться из-за отсутствия видимости.
В два часа ночи я вдруг просыпаюсь и вижу, между мной и Зыбиным висит шар фосфорического цвета размером с теннисный мяч, который вдруг зажил своей жизнью. Не знаю в какой последовательности он работал, но отметины оставил на каждом. Помню крики то с одной, то с другой стороны. Потом меня оглушил сильный разряд и ожог. Дальше – больше. Что происходит, не пойму. Сознание мерцает – то возвращается, то уходит. Сколько это длилось, не могу себе представить, да и никто не знает. Шаровая молния вела себя непонятно. Ткань (материал) не трогала. На моём спальном мешке она оставила отверстие диаметром сантиметра полтора – небольшая дырочка. А поражено было почти всё бедро. И палатка осталась цела. Слышал я только треск.
Кого и как она жгла, трудно сказать, но меня поджарила прилично. В голове одна мысль, если мы не сообщим по рации о происшедшем, мы не выдержим болевого шока. Попросил Капрова (он единственный, кто мог что-то делать) найти рацию и передать в лагерь, что мы срочно нуждаемся в помощи. Последнее, что я чувствовал перед потерей сознания, – это то, что мне выжигают бедро. Когда же вернулось сознание, у меня было ощущение, что я весь сгорел. Голова работает, а тела нет. Я не чувствовал ни боли, ни рук, ни ног. Ничем не мог пошевелить. Сколько я пролежал в таком состоянии – не знаю. Одна мысль была, почему у меня работает голова, если я умер? Потом я ощутил пальцы левой руки и смог ими пошевелить. Я решил, если найду этой рукой у себя на груди зуб, то я жив и не совсем сгорел. Зуб кабана – мой амулет, талисман. Я родился в год кабана и всегда в горах ношу его зуб на цепочке. В Москве я его не надеваю, только в горах. Трогаю себя по груди, но зуба не нахожу. Делаю вывод, что сгорел. Но когда немного отпустило, и я почувствовал боль в ногах, понял, что жив. Прошу Витю Капрова развязать мне ноги. У меня сложилось впечатление, что ноги мои заплетены.
Стало отпускать, и я окончательно осознал необходимость связи и помощи, иначе мы долго не протянем. Связались и узнали, что люди к нам идут. Появилась надежда, надо было ждать.
Как потом оказалось, у меня восемь контактов с шаровой молнией в разных местах. Все ожоги 4-й степени, обугливание. У всех 4-я степень. Всё сразу сгорает до кости. Зыбин и Башкиров получили по шести. У Володи Башкирова ожоги выше левого глаза и на пятой точке, очень сильно поражено колено, рука. У Зыбина касание в мочеполовые органы. При мочеиспускании идёт жидкость с черными кусками. Один Капров получил незначительный ожог в пятку. Вниз он сам уходил. А вот Олег Коровкин, который лёг на мое место, получил три касания. Касание в солнечное сплетение, видимо, всё и решило.
Когда я пришёл в сознание, то потрогал его, он лежал рядом, и я понял, что он мёртв. Но я дал команду Капрову реанимировать его: искуственное дыхание рот в рот, массаж сердца.
Утром слышим по связи, что группа Кавуненко погибла на «Трапеции». Видимо, произошла путаница и решили, что погиб не только Олег, но вся группа.
Спасотряд возглавлил Боря Кораблин. Боря боец, спортсмен высокого класса. Когда я узнал, что он идет к нам, мне стало легче чисто психологически. Он подсчитал и сказал, что в 12 будет у нас. До 12 организм ждал, а когда пошла задержка по времени, боль начала усиливаться. А тут еще солнце стало припекать, обожжённые места горят. Башкиров отключился мгновенно, полностью вырубился. Саша Зыбин ведёт себя нормально, но у него подгорела мошонка и он очень переживает, как дальше всё пойдёт, будут ли дети. Я говорю: «Если ты, Саша, справляешь нужду, значит всё у тебя в порядке, ты на все 100% мужик». Не знаю почему мне в голову такое пришло, но, представляешь, он поверил и успокоился. В дальнейшем у него родился сын.
Подошёл спасотряд. Ребята немного задержались и это ожидание мы пережили очень тяжело. Я был в сознании.
Доктор предложил обработать ожоги спиртом. Я говорю, мы все поумираем от болевого шока, давайте лучше выпьем по 100 граммов спирта, а ты сделай нам обезболивающие уколы. Башкирову пришлось открывать челюсть чуть ли не ножом. Все в отключке, кроме меня. Не знаю от чего. Может, на мне лежала ответственность за группу.
Интересный нюанс, но Юрий Визбор, оставшийся внизу, как раз, как потом сверили часы, в момент времени когда с ними "развлекалась" "молния", писал одну из лучших своих песен. Да вот она...
А причина простая - раньше природных тонкоплановых жителей люди уважали. Но не в материалистическом СССР. У горы этой имеется хозяин, у одного из подчиненных лорда Ипоса эта гора является своего рода небольшой цитаделью. В единоличном можно сказать пользовании.
Со слов того духа "Сижу себе, никого не трогаю, перекидываю камушки..а тут эти люди смотрю лезут..кинул в них разок, другой - обнаглели вкрай, лезут.. от соседей слышал, да и гуляя по горам видел, лазят, мусорят временами..тревожат нас.. Ну ладно думаю...лезьте..даже помогу...камнями не буду швыряться.. Только надо погодникам с легиона Индрика сказать, чтобы потом путь назад им закрыли и с материализацией помогли, энергии много уйдет... а там повеселимся... Заодно и поем... А то ишь..моду взяли.. Не все загадили..придут, уйдут..мусор оставят..а мне как быть потом? У меня лапки между прочим.. Да и мусоросборника поблизости нету.."
При материализации духов в виде шаровой молнии используется не только атмосферное электричество. Там подпитка с тонкого плана, по сути это подвижный портал, который неподвижен в иной мерности, но относительно трехмерного нашего мира вполне шевелится. Своего рода плазменная дуга через миры и пространства. Электродами являются сами измерения, кстати именно поэтому бывают случаи появления таких шариков в совершенно закрытых пространствах, к примеру описаны случаи возникновения сего явления на борту самолета при полном отсутствии разгерметизации. Ну а дух...им эти явления не страшны..кроме того плазменное горение скрывает их форму лика. Своего рода маскировка. Хотя в некоторых случаях бывает что плазма принимает форму лика. Чаще всего так развлекаются природники, полтергейсты, стихийники.. Но старшие тоже иногда себе такое позволяют, особенно если их разозлить.
К слову не удивляет и то какие слова песни пришли на ум творческому телепату Визбору, и что он вообще в это время был занят сочинением, ибо лорд Ипос покровительствует музыкантам, композиторам и является своего рода музой для бардов..
Затем наступили для команды дни тренировок и разведки предстоящего маршрута – не пройденной стены вершины Трапеция. Лагерь пережил шок от появления Юрия Визбора, но интенсивность «приставаний» к нему не спадала.
Наконец я передал все эти разговоры Визбору, конечно прибавив свое пожелание:
-Юра! Коль скоро ты в Узунколе, напиши и о нашем лагере: есть песня о Фанских горах, есть Домбайский вальс – неужели ты думаешь, что просто так отпустим тебя!?
- Паша! Ты знаешь, я чертовски устал, сам видишь - форма не та, хочу отдохнуть, и, если получится, немного в тиши поработать. Будь другом, ну отговорись, пообещай, что потом что-то, может, и сообразим.
Отговариваться было трудно, ведь надо было не только объяснить, но и оставить хоть какую-то надежду. Сам я понимал, что просто так Визбору не отделаться.
Визбор был в этот вечер как-то чуточку не в себе. Задумывался, иной раз даже невпопад отвечал. Ближе к полуночи он мне и говорит:
- Что-то тревожно на душе: гроза разыгралась не на шутку, дождь, ветер. Мы-то с тобой в тепле, на столе свеча горит, ничто нам не мешает, а они там, на вершине, в такую непогодь… Дай-ка мне бумагу и посиди тихо - попробую отвлечься, может, что ляжет на бумагу. Почти до утра гремели раскаты грома, да звучали в доме подбираемые аккорды, шелестели листы бумаги, и Визбор ворчал о чем-то недовольно.
Утром радист лагеря требовательно зовет меня в радиорубку: там, на Трапеции, что-то произошло, слышимость кое-какая… Начальник спасательного отряда Борис Кораблин уже здесь, делает наброски схем предстоящей работы.
Да, на Трапеции произошло… Ночью к ребятам в палатку «вплыла» (так кто-то из них потом сказал) шаровая молния, повисела под потолком палатки, а потом начался кошмар: произошел разряд молнии. Олег Коровкин погиб сразу: разряд прожег его насквозь В. Кавуненко, В. Башкиров, Ю. Зыбин получили такие ожоги, что не могли двигаться самостоятельно. Спавший в конце палатки В. Копров отделался незначительными ожогами. Он-то и сумел наладить связь с лагерем и передать это страшное сообщение.
Во второй половине дня, когда наверху первый отряд спасателей начал готовить пострадавших к спуску, на площадке лагеря мне встретился Визбор: в ботинках, одет по-походному, рюкзак за плечами и ледоруб в руке. Увидев Юру в походном снаряжении, я сразу понял, что он собрался наверх, к ребятам. Но, честно говоря, Юра в то время был далеко не в форме, здоровье пошаливало, да и идти предстояло уже почти в темноте, и спасателям пользы вряд ли будет много от него, ну не в той форме он был в то лето, чтобы заниматься экстремальными походами.
- Если ты будешь меня отговаривать – это не честно по отношению к ребятам и ко мне! Если ты попытаешься запретить мне выход наверх – мы вдрызг разругаемся с тобой!
Юра ушел наверх, а мы начали готовиться к приему пострадавших. Под утро по одному их начали приносить. Несмотря на жуткое состояние, они по-разному говорили об одном: что мы здесь правильно сделали, что послали Визбора наверх (это мы то послали!) как здорово, что он встречал их носилки ночью, что под дождем и ветром пытался чем-то угостить доставал из рюкзака обезболивающее, что-то говорил, подбадривал, пожимая им руки. Говорили о том, что присутствие Визбора придавало им сил, они были рады тому, что «наш Визбор был с нами», что было намного легче переносить все то, что выпало в ту ночь на их долю.
Перед тем как сесть в машину, отвозящую пострадавших вниз, в больницу, Визбор отозвал меня в сторонку и, показав исписанные ночью листки, сказал: «Здесь то, о чем ты просил».
Непогода в горах, непогода!
В эту смену с погодой прокол,
Будто плачет о ком-то природа
В нашем лагере «Узункол»…