- Моя бабушка курит трубку, – прохрипела бодрого вида старушка, покачиваясь в кресле-качалке - черный-пречёрный табак... Небольшой деревянный ларец лежал на ее коленях, и теперь она узловатыми, скрюченными пальцами доставала из него щепоти табака, забивая ими причудливого вида трубку. Стаммель (та часть, в которую пихают этот самый табак) представлял собой наипаскуднейше ухмыляющегося кота, с гуслями в руках. Элегантно изгибающийся пушистый хвост, полый внутри, был ничем иным, как мундштуком. По всей его длине красовалась надпись «С любовью, Баюн». Опытный глаз знахаря мог бы различить в «табаке» и белену, и дурман, и болиголов. Однако бабушку совершенно не смущал «состав» трубочного зелья. Забив трубку до отказа, старушка затянулась полной грудью и выдохнула большой клуб дыма. Свободный от оков, он перелетел к центру избы и принял образ высокого, сухощавого рыцаря, держащего в одной руке утку, в другой зайца. - Золотце ты мое. - тепло улыбнулась бабушка образу. Рыцарь не обратил внимания. Теперь он был занят тем, что примерял голову утки под хвост зайца, размышляя над каким-то чрезвычайно важным для него вопросом. Обстановка самой избы была довольно скромной. В углу стояла старая, пошарпанная метла, от одного только взгляда на которую можно было занозить и руки, и ноги, и черт знает какие еще части тела, которые могли иметь неосторожность прикоснуться к этому архаичному предмету уборки. В противоположном углу стоял небольшой столик. Чучело вороны, пучки трав, колбы, ступки – оборудование алхимика- таксидермиста, не иначе. Вторую половину комнаты занимала старинная русская печь, на которой лежал толстый черный кот. Поглядывая на хозяйку хитрыми желтыми глазами, он периодически запускал свою лапку в крынку со сметаной, стоявшую у заслонки. Завершал композицию стоящий посреди избы чугунный котел, с кипящим внутри мутно-зеленым варевом, источающим невыносимую вонь по всему жилищу бабушки. - Барсик, хватит таскать сметану, шкодник ты этакий. – беззлобно прикрикнула на кота Ярило Горена Аеровна, в простонародье более известная под своими инициалами - Я.Г.А. — Вот и масочка моя готова – бабушка зачерпнула половником свое зелье. Что-то прошептав себе под нос, она подула на половник. Кипящая жижа мгновенно остыла. Теперь, откинувшись на спинку кресла, Яга довольно размазывала «масочку» по своей сморщенной, похожей на многократно пережеванный чернослив, морде. Глядя на это, любой случайный посетитель мог бы задаться вопросом, стоит ли травить живность на версту вокруг ради такого результата. Сама же бабушка не чувствовала никакого дискомфорта от "благоухания", доносившегося из котла. Века изготовления всего, что могло отравить, убить или проклянуть, или, быть может, ковид – что-то явно атрофировало ее обоняние. - ТРЕВОГА! - проорал небольшой человеческий череп, подвешенный на криво забитый у двери в избу гвоздь. Яга вскочила с кресла, проткнув одной ногой половицу, и заковыляла к двери, чтобы впустить гостя. На пороге стоял молодой человек, одетый в широкую желтую рубаху, с большим плетеным коробом за спиной. - И века не прошло, - прокряхтела Яга, - Давай сюда куль. Новгородия, сварого-маки. Где мой Питермиссу? Нашла, не дергайся. Осмотрев содержимое куля, старушка засунула куда-то в складки грязного фартука руки и вытянула из него небольшой кошель. Трепетно отсчитала десяток медяков. Взглянула на качающегося, как осина под ветром, курьера, и, отслюнявив еще две монеты, протянула деньги ему. - Сходил бы лучше к знахарям, вишь, зеленый какой. А ежели астма у тебя? - заботливо проворчала старушка, - ты подожди минутку, сейчас я тебе настоечку изготовлю, вмиг излечишься. Молодец благодарно кивнул, спрятал деньги в сапог и рванул подальше от избы. Лишь отдалившись на версту от избы, он позволил себе наконец-то вдохнуть полной грудью. Пожав плечами, Яга вернулась в избу, села в кресло и принялась уплетать чудные кушанья из оленины, огурцов и помидоров, завернутых в гречневую кашу. Закинув в рот очередной гречневый деликатес (далеко за рубежом, в стране кальмаров и осьминогов, такие блюда называли "сушами"), старушка с довольным видом принялась жевать еду. Внезапно лицо Яги покраснело. Закашлявшись, она согнулась к самым коленям и, спустя несколько секунд, выплюнула на пол крупную кость. - Все, лешачьи дети, доигрались, - прошипела бабуся. В мгновение ока она превратилась из пожилой, на вид даже хрупкой женщины - в разъяренную ведьму. Маленькие язычки пламени вырывались из глазниц, придавая ей ужасающий вид. Оглушительно свистнув, Яга крутанула котел, и тот, расплескивая содержимое, перевернулся, обнажив на своем дне приборную панель с разными кнопками, рычажками и приборчиками. Дернув за несколько рычагов, ведьма прислушалась. Внезапно изба затряслась, а из-под половиц начало доноситься тихое кудахтанье. Резкий рывок сбросил с печи кота, который не успел спрятаться поглубже, и чуть не повалил саму бабушку. В окно можно было заметить, как окружающий жилье Яги лес становился меньше, а само окно поднялось почти до самых верхушек деревьев. - Ну, побежала, родимая, - довольно крякнула Яга. Громкое кудахтанье было ей ответом. Дятел, стучавший по старой ветхой ели, подпрыгнул на ветке. За первым прыжком последовали еще несколько. Мимо него пронеслись огромные куриные лапы, сотрясавшие землю при каждом шаге. - Через 50 саженей поверните направо, - прокаркало чучело вороны на столе. Бабушка послушно крутанула котел, и изба свернула на большую наезженную дорогу. За окном мелькнул указатель - "До Владимира 10 верст". Близился вечер. Здоровенная куриная лапа чуть не снесла старенького, немного поддатого мужичка, прислонившегося к столбу, подпирающему крыльцо трактира. На вывеске было выведено, уже потускневшей от времени вязью, - "Парижъ". - Ты еще кто, собака? - прорычала Яга. - Так это, кобель! Конь? Консоме... Консьерж я! - наконец-то смог выговорить перепуганный мужичок, с которого хмель как рукой сняло. - Кто?! По-русски говори, дрянь такая! - Сторож я, сторож! Прости матушка за слова дурацкие, заморские, такие уж порядки у барина моего! - жалобно протянул "консьерж". - За такие порядки можно и в бубен получить! Брысь! – закончила Яга. Куриная лапа подняла сторожа, отряхнула его, нацепила слетевшую шапку - и дала оздоровительного пинка, задав направление пути, подальше от трактира. Сама же бабушка, с неожиданной для ее возраста ловкостью, соскочила с крыльца избы и влетела внутрь трактира. Внутри было пусто. Оно было и понятно, основная масса посетителей еще находилась на промыслах, да в полях. Лишь хрупкая девушка стояла у прилавка и собирала еду в небольшие узелки. А недалеко стоял уже знакомый нам молодец, протирающий свой короб. - Где барин? - гневно спросила Яга. Парень взглянул на посетительницу и позеленел. - Так наверху отдыхает, сударыня, - пролепетала девушка. Старушка с грохотом поднялась по лестнице и направилась к комнате, на которой значилось - "Управляющий". - Ты что же паразит себе позволяешь! – снесла Яга костяной ногой дверь - Ты что же это делаешь? - Па-азвольте... - начал было протестовать дородный бородатый мужичок, вставая из-за небольшого письменного стола. Закончить фразу ему уже не позволили. В два шага преодолев разделяющее их расстояние, бабка подскочила к "управляющему" и впихнула ему в рот ту самую кость, которой подавилась несколькими часами ранее. - Что, собака ты этакая, паразит ты несчастный, нравится? - прогремел голос Яги, - сейчас я наберу куда следует, и будешь ты, гнида, до скончания веков таскать вилы, которыми тебя колоть будут, у меня везде связи есть! - Мадам! – прохрипел хозяин трактира, выплюнув злополучную кость, - Я Вам не гнида! Я, позвольте заметить, блоха! - Что ты несешь, окаянный? - в недоумении застыла ведьма. - Повторяю-с, блоха я! Яга вытаращилась на «управляющего». В ее голове пронеслась мысль, что внезапный перформанс свел с ума мужика. - Какая же ты блоха? И руки есть, и ноги. Или заколдовали тебя? —спросила она с подозрением. - Ни чар, ни ведовства на мне нет-с. Я Блоха Иван Митрофаныч, так уж от батюшки повелось, - произнес уже окрепшим голосом трактирщик, - И я, собственно, не понимаю, по какому такому праву Вы ко мне тут, понимаете, врываетесь, буяните! - По какому? – Яга не могла поверить в такую вопиющую наглость, - А то, что холуи твои мне, несчастной старушке, пенсионерке, между прочим, носят еду с костями – это что – позволительно?! Сжить меня со свету вздумали, собаки?! - Коль недовольны – извольте заполнить формуляр по форме 241! Занесете в гостиный дом, комната 15. Рассмотрим в течение трех суток, исключая Юрьев день и Ивана Купалу. Бересту с пером можете взять у девки моей, что снизу возится. А сейчас – попрошу Вас покинуть кабинет, пока я не вызвал городового! – закончил с надрывом трактирщик. - Формуляр, значит. Трое суток, говоришь. Блоха? – злобно прошипела Яга, - ну так вот тебе формуляр! Засунув руку куда-то внутрь своего фартука, ведьма пошарила там и выудила небольшой, блеснувший металлом, предмет. Покрепче сжав его, она замахнулась. «Па-азвольте» только и успел сказать трактирщик… «Консьерж», шатаясь, брел по мощенной булыжником мостовой, героически преодолевая развернувшуюся на его пути огромную лужу. Он уже успел залечить нанесенную ему душевную рану парой кружек крепкой, доброй медовухи и теперь удалялся от кабака, где и занимался «исцелением души и тела». Настроение его приподнялась. Гузно чесалось после крепкого пинка, но хмель разносил по телу теплоту, и сторож уже не обращал внимания на притупившуюся боль ниже спины. Он даже начал неумело насвистывать какой-то веселый мотив. Внезапно он почувствовал резкий удар в лоб, из глаз посыпались звезды, а под ногами глухо, разбрызгивая вокруг себя воду, брякнуло железо. Сдавленно крякнув, мужичок покачнулся и грохнулся прямиком на свой многострадальный зад. Затем помотал головой. Звезды рассеялись и устремились куда-то в небо. Сторож посмотрел вниз, между ног. В луже на мостовой лежала, ничем не примечательная на вид, подкова. Немного ржавая, немного погнутая, с выбитыми на стороне, обращенной к небу, маленькими буквами. Сторож задумчиво почесал бороду и протянул к ней руку. Подкова дернулась. Сторож удивленно крякнул. Подкова слегка подпрыгнула. Еще громче крякнул сторож, вытаращив на нее глаза. Встретив одно волшебное существо, он не испытывал ни малейшего желания познакомиться с братом его меньшим. Неуклюже встав на ноги, сторож попятился от вращающейся и подпрыгивающей железной бестии. Сама же подкова обернувшись вокруг своей оси, замерла, как будто прислушиваясь, и рванула большими прыжками дальше, вглубь города, не обращая уже никакого внимания на многострадального мужика. «Допился» - мелькнула мысль в голове «консьержа». Второй раз за день хмель покинул его в считанные секунды. Он оглянулся назад. За кабаком, где он восстанавливался после первой встречи с необъяснимым, возвышались стройные, голубые купола. Мужик выпрямился, одернул тулуп и уверенно двинулся вперед. Остановившись перед самым входом – он размашисто перекрестился. Дернул на себя дверь и вошел в кабак. На лбу красовалась отпечатавшаяся после удара подковой надпись – «Левша».