Настоящее медицины будущего. Что мешает внедрению перспективных разработок?

Очень-очень большое терпение Сфера медицины — на четвертом месте по применению Интернета вещей после автотранспорта, «умных» зданий, торговли. Это в среднем по развитым странам. Статистику привели на осеннем Петербургском международном форуме здоровья, где Университет ИТМО собрал за круглым столом айтишников и врачей. В России эта технология тоже набирает обороты. В 2021 году рынок достиг, по разным оценкам, 150 – 300 млрд рублей. Но медицина как область внедрения — где‑то в хвосте, сильно уступая лидерам, транспорту и ЖКХ. Хотя с помощью Интернета вещей лечащий врач может, например, дистанционно «мониторить» пациента-сердечника, больница — оптимизировать работу сотрудников и оборудования. При этом есть достижения международного уровня. Например, в 2019 году на конкурсе Global Mobile Awards в Барселоне среди победителей был российский «ВымпелКом». Телекоммуникационную компанию отметили за… бионический протез: оператор связи сделал возможным дистанционный мониторинг этого устройства. #INJECT_1# Или другая разработка, совместная с врачами московского Первого меда. Уже из области искусственного интеллекта. С помощью трех тысяч МРТ-снимков натренировали искусственный интеллект распознавать дефекты в тазобед­ренном суставе. Точность — больше 80 %. Это выше «человеческой», говорит Светлана Столярова, руководитель направления телемедицины в компании. Диагноз все равно — за врачом. Просто человеческий глаз может не разглядеть воспаление на ранней стадии, а ИИ подскажет: вот тут надо дополнительно обследовать. Инновационные системы для хирургии разрабатывает с коллегами Владимир Иванов, профессор петербургского Политеха. Например, уже упомянутую: перед операцией пациенту делают компьютерную томографию, по ней строится 3D-модель, ее отображают на очках дополненной реальности. На модели хирург «репетирует», как добраться до опухоли, как ее удалить. По модели можно ориентироваться и во время хирургического вмешательства. Очки — американские, после введения западных санкций стали пробовать китайские, сделать аналог вызвалась и одна из российских компаний. — С помощью этой технологии в ведущих клиниках России проведено больше сорока операций, в том числе нейрохирургическая, — рассказывает Владимир Иванов. Ученые показывали разработку в Бахрейне по приглашению тамошнего минздрава. По словам профессора, «что‑то подсказывает, что она быстрее будет внедрена в странах Персидского залива, чем у нас». В «ЛЭТИ» разработан цифровой двойник шеи, в московском Первом меде — сердца. Двойники позволяют спрогнозировать ход болезни или реакцию на терапию. «Пробовать лечение не на пациенте, а на цифровой модели», — формулирует задачу Виктория Коржук (Лаборатория киберфизических систем ИТМО): ее команда готова создать собственных цифровых двойников. Стартап Станислава Кондратенко из ИТМО — «умное» устройство контроля дренажа. Дренирование требуется после каждой второй операции, а аппаратно-программный комплекс может высвободить медперсонал для другой работы. Опытный образец проходит тестирование, в проекте участвуют врачи Военно-медицинской академии. Однако, чтобы браться за подобные разработки, нужна известная отвага. Потому что стандартов для них нет. Это тормозит процесс, а то и вовсе отпугивает потенциальных разработчиков, констатирует Станислав Кондратенко. Светлана Столярова внедряла технологичные решения в самых разных сферах, но, признается, здравоохранение — самая труднодоступная. Рынок не готов, перегруженным врачам не до того: — Я верю, что все будет внедрено. Но необходимо очень, очень, очень большое терпение. Все по контуру Представим себе ситуацию: врач осмотрел пациента, отпустил, а через три дня того госпитализировали с осложнением. Доктор, возможно, что‑то упустил. Но вряд ли узнает о своей оплошности. Или специалист выписал лекарство, оно не помогло, и недовольный пациент пошел к другому врачу. Тот тоже «не помог». К третьему… Всякий раз пациент остается в убеждении, что «и этот врач плохой», а медики — в блаженном неведении. Хотя, возможно, пациенту имело смысл не докторов менять, а с одним специалистом последовательно подбирать терапию. — Нет обратной связи. Чтобы знать, хороший я доктор или нет, я должен знать, что с моим пациентом, — говорит Владимир Мальков, руководитель Экспертного центра эндоскопии и эндохирургии ЖКТ, зав отделением в Клинике высоких технологий им. Н. И. Пирогова СПбГУ. Эту возможность должна обеспечить цифровизация медицины. Она началась больше десяти лет назад с закупки компьютеров в клиники. С 2019 года в здравоохранении создается так называемый цифровой контур. Система будет обмениваться информацией на разных уровнях. Для граждан это запись к врачу онлайн и электронная медкарта. Для врачей, в частности, — возможность получать информацию о пациенте и «видеть» оборудование, которым располагает та или иная клиника. Для комздравов в регионах и Минздрава РФ — способ прогнозировать заболеваемость, расходы и так далее. Создание контура — это и защита информации. Скажем, сейчас врач поликлиники потому и не примет от вас документы по электронной почте, что это незащищенный канал. Трудности переводав «цифру» Цифровизация должна развивать и персонализированную медицину. Обычно ее понимают как лечение, подобранное под конкретного пациента. Но в идеале — это когда до лечения почти не доходит. Потому что срабатывает прогнозирование и профилактика. Давайте пофантазируем. У вас на руках информация о некоем пациенте: мужчина, 55 лет, давление высокое, лишний вес, уже была госпитализация «с сердцем», в семейном анамнезе — гипертония и инфаркты. Понятно, что человека надо бы направить на обследование. Калининградская компания «К-Скай» разработала платформу, которая анализирует информацию из миллионов обезличенных медкарт. Уже сейчас, по словам представителя компании Анны Андрейченко, искусственный интеллект умеет «заподозрить» 40 заболеваний. В их числе — сердечно-сосудистые, онкологические, болезни крови, органов дыхания и ЖКТ, сахарный диабет. И сигнализировать врачу. Чем больше данных, тем проницательнее искусственный интеллект. В медицинских организациях — уйма информации. Но КПД от ее использования пока не так уж велик. Чтобы машина могла учиться на данных, они должны быть на понятном ей языке, но примерно 80 % информации в электронных медкартах — неструктурированная и неполная. А может быть и искаженной в угоду отчетностям. И не каждому врачу очевидно, почему он должен вести записи, как удобно не ему, а искусственному интеллекту. Более того: как говорит Анна Андрейченко, сейчас 50 % электронных медкарт, которые поступают на платформу от медучреждений, — пусты. В них нет ни одного документа. Справедливости ради, внедрению «превентивной» медкарты мешают… и наши страхи. Так считает онколог Ростислав Павлов. В свое время скрининг на рак поджелудочной железы не показал эффективности — и не потому, что «мало выявлял». Наоборот. Чего только не выявлял. Допустим, кисту. Врач рекомендовал «наблюдаться» — и жизнь человека сводилась к постоянным обследованиям и тревож­ному ожиданию. — Получалось, что большему количеству людей мы вредим, а не помогаем, — констатировал Ростислав Павлов. Скрининг нужен, подчеркивает врач. Но не огульный. Он необходим, например, людям с наследственной предрасположенностью к заболеванию. А что в законе Цифровизация медицины началась, повторим, больше десяти лет назад, но законы и нормы не всегда соответствуют реалиям и не всегда помогают, так сказать, прогрессу. Например, закон 323‑ФЗ «Об основах охраны граждан РФ» разрешает выписывать в электронном виде справки и рецепты, давать информированное добровольное согласие на медицинское вмешательство. Однако «цифра» не отменяет «бумажки». Медучреждение обязано вести и бумажную документацию, отмечает Лидия Сопрун, врач-эпидемиолог, ассистент кафедры организации здравоохранения и медицинского права СПбГУ. Это и понятно: для заверения электронных документов нужна электронная подпись, но не у всех она есть. Не говоря о том, что не все пользуются компьютером. Наконец, человек вправе вообще отказаться от цифровизации своих данных. Дальше. Везде звучит: «телемедицина». Если вкратце — это дистанционное общение с врачом. Но какое? Определять заболевание, назначать лечение, наблюдать за здоровьем пациента можно только очно. С помощью технологий телемедицины разрешено лишь консультирование. Да и тут не все просто. — В законе есть понятие «консультация», но нормативного определения «телеконсультации» нет, — говорит Лидия Сопрун. Поэтому не всегда понятно, чем консультация отличается от, скажем, наблюдения за состоянием здоровья пациента. Осторожность с допуском телемедицины в здравоохранение понятна. По видеосвязи непросто оценить состояние здоровья, одинаковые симптомы могут быть у совершенно разных болезней. Однако в некоторых странах закон позволяет ставить дистанционно диагнозы вроде ангины, ОРВИ, в том числе гриппа. Как считает Лидия Сопрун с коллегами, в России такая возможность облегчала бы работу врачей. И приблизила медпомощь жителям труднодоступных местностей. Какие‑то подвижки уже вынудил сделать ковид. Приказ Минздрава ввел временный регламент: разрешал с помощью телемедицинских технологий открывать и закрывать «коронавирусные» больничные, подтверждать диагнозы ОРВИ или гриппа, назначать лекарства. Москва для этого создала отдельный Телемедицинский центр. Нынешняя версия приказа разрешает дистанционно оказывать медпомощь людям с симптомами ОРВИ, ковида, внебольничной пневмонии — с оговоркой: в случае неблагоприятной эпидситуации. Но в целом, полагает Лидия Сопрун, законодательству о телемедицине нужна «существенная корректировка». Количество и качество Среди электронных госуслуг (уплата налогов, запись в детсад, оформление паспорта и т. д.) услуги в сфере здравоохранения — самые востребованные. Так говорится в исследовании экспертов Высшей школы экономики. Но это именно госуслуга — запись к врачу. Кусочек цифровизации. Можно себе представить, какой колоссальный у нее потенциал. Может показаться, что цифровизация — жутко дорогая штука. На самом деле она «про экономию». Уже хотя бы потому, что предупреждать болезни или лечить их на ранних стадиях — дешевле, чем иметь дело с осложнениями. Государству всегда интереснее получать налоги с доходов трудящегося, чем платить пособие по утрате трудоспособности. В России в доковидном 2019 году от хронических неинфекционных заболеваний (к ним относятся, например, сердечно-сосудистые) умерли 1,5 млн человек, приводит данные Анна Андрейченко. Сравните: госрасходы на здравоохранение в этом году — 4,1 % ВВП, а экономические потери государства только от сердечно-сосудистых заболеваний — 3,2 % ВВП. Затраты на лечение хронических неинфекционных заболеваний — в восемь раз больше, чем на скрининг и профилактику. А с помощью профилактики можно предотвратить 40 % случаев таких заболеваний. Другой вопрос, что цифровизации может быть много, но довольно бестолковой. — Сейчас в России огульно занимаются «количеством цифровизации». Это порождает массу разрозненных систем, — констатирует Данил Заколдаев, декан факультета безопасности информационных технологий Университета ИТМО. Отсюда, например, — надуманные и не нужные по большому счету электронные сервисы и при этом нехватка необходимых. Получается это нередко потому, что врачи и разработчики «не пересекаются», не работают вместе. — Мне казалось, что самое главное в высоких технологиях — это внедрить, — говорит Светлана Столярова. — И когда в регионах я развернула телемедицинские платформы, тут‑то поняла, что не это главное. Главное — в том, чтобы врачам было интересно это использовать и чтобы было правильно проведено обучение. Очевидно, чтобы приблизить научные достижения «к народу», для начала надо, чтобы приблизились друг к другу айтишники и врачи.