К сама называет себя Другом. Это имя она применяет к себе не в пример часто, по сравнению с другими именами. Однако кроме естественного понимания дружбы как самоотверженной и нежной верности одного сердца другому, К., видимо, определяет для себя дружбу ещё и иначе. Во-первых, для К. дружба – это форма любви, не стадия, не часть, а именно форма её проявления. Об этом можно говорить, поскольку именно с позиции любви или словами любви К. обращается к тем, кого называет друзьями. Во-вторых, для К. дружба – это служение. И это странное, поистине странное служение, заключающееся в понимании К. в помощи другу на его пути к смерти. В полноценной помощи, даже если она будет заключена в прямом направлении друга к гибели. Безусловно, ничего подобного К. не пишет, и вовсе не объявляет себя причиной гибели друзей, но, определённо, мотивы, подобные «другу-врагу», другу-в-смерти и т.д. присутствуют в её творчестве, сочетаясь в душе автора с самым простым, по человечески уютным пониманием дружбы: полным, неосуждающим принятием другого человека в своё сердце.
Характерным понятием, неизменно сопровождающем понятие дружбы у К. всегда остаётся жертвенность и особенно «долг». Это понятие незримо сопутствует любви, верности и дружбе в творчестве К. И если говорить о дружбе, то К. называет своим долгом «память» (свидетельствование ?) и «быть рядом до конца», «быть рядом неотступно».
Не могу сказать в какой именно форме осуществлялось данное сопутствование – в прямом наблюдении, слежке и даже преследовании или в особом внутреннем наблюдении, посредством внутреннего знания и видения сопутствовании человеку. Тем не менее, К. видит свой долг именно в беспрерывном и безотказном служении (как бы оно ни страшило и не было противно самой К., если речь идёт о направлении к смерти) человеку.
Дружба для К. – счастливейшая участь, и Друг – самое гордое и заветное звание, однако в такой дружбе заключена и немалая доля горечи, так как для К. «из двух идущих по одной дороге один всегда ведёт другого… к смерти».