Мне кажется, что «Любовь» К. может быть не совсем верна понята. Поскольку слово «люблю» в творчестве К. встречается достаточно часто. Мне кажется, что для неё «любовь» - это не чувство, а состояние души, причём постоянное и разнонаправленное. К. вполне искренне может сказать «люблю» по отношению к цветку, животному, морскому бризу, например, полю, человеку. И это будет именно «люблю», а не «мне нравится». Поскольку любовь в понимании К. Хеллен сопряжена, в первую очередь, с пониманием, уважением и служением, с неосуждающим принятием другого как части своей жизни, своего сердца. Это объясняет, почему в творчестве К. так плохо различимы дружба и любовь. Сама автор настаивает, что подлинная дружба – это лишь форма любви, прекрасная, нежная, верная форма, доступная всем, вне зависимости от рамок и правил. Для любви вообще нет правил и рамок и К. не устаёт говорить об этом с маниакальным постоянством.
Тем не менее, любовь – страсть, влюблённость, ревность – эти проявления «земной» любви ей оказываются не близки. В своём творчестве К. не находит им места. Её «Любовь» - это любовь всепрощающая, защищающая, любовь, обязывающая служить тому, кого любишь. Идти с ним до конца, разделяя его путь. Даже если тот, кого ты любишь, не будет знать о твоём существовании.
При всём этом, любовь К. лишена страданий. Ни безответность, ни утраты не разочаровывают К. в любви, подводя нас к тому, что для автора «любить» - это постоянная деятельность души, постоянная потребность. «Любить душе не запретишь», говорит сама К.
Любовь К. одна на всех, от растений до человека, от Бога до земли под ногой, однако для каждого она разная. Это легко заметить, если вчитаться в тексты К., где она пишет о тех, кто дорог её сердцу или о том, что дорого ей.
Одной из центральных максим своей любви К. Хеллен признаёт «следование за» объектом любви, «соследование», сопровождение. Явное или тайное, но постоянное и сосредоточенное присутствие рядом, как олицетворение верности и служения. В этом «следовании» много странного. К. почти никогда не говорит о реальном, физическом нахождении рядом с «любимым» человеком, однако, удивительным образом, она постоянно в курсе его жизненных и душевных перипетий, и говорит о нём так, будто действительно неотступно следила шаг за шагом за своим другом.
Подобная слежка, сопровождение воспринимаются К. как её обязанность, вытекающая из нужд её любви. И в этом служении много подтекстов, если присмотреться. Понемногу, осторожно, но К. говорит о них. Это не только банальное «быть рядом в горе и радости», это не только «стоять плечом к плечу», это, определённо, нечто большее.
Спасибо дорогой Снай, подарившей мне книгу «Кельтская книга Смерти». При всём моём воспитанном К. Хеллен неприятии практики в подобных вопросах, она позволила мне по-другому посмотреть на К. Это сделало её понятия «довести ДО» и «сопровождение» для меня более понятными. По крайней мере, я посмотрела на эти фразы с другой стороны.
Жизнь К. Хеллен, её поступки, пусть даже самые простые, бытовые, как мне кажется, неверно рассматривать исключительно с прикладной точки зрения. К. ничего не делает и не говорит просто так. И, постоянно указывая на то, что её дело – это дело Друга, она, скорее всего, указывает нам направление поиска ответов. Быть другом – это особый труд. К. пишет о нём. И это не только сопровождение до смерти и сопровождение в ней. Это направление человека на его пути, выстраивание его пути, жизненных обстоятельств для исполнения им своего долга. Чего бы это ни стоило. Ни одной, ни другой стороне. Возможно, это лишь один из взглядов на «дружбу» К. Но человек для неё не заканчивается со смертью. Смерть не мешает дружбе. И тем более любви.
Сама К.Хеллен часто апеллирует к такому кельтско-ирландскому феномену, особенно распространённому в церковных кругах как Друг души или Anam Cara. Подобная связь, скорее духовная и душевная, основанная на любви (во Христе) больше, нежели на реальном общении и сосуществовании двух людей, позволяла удостоенным этого дара не только следить друг за другом на расстоянии, предчувствуя опасности и радости своего друга, но и помогать ему, находясь физически далеко. К. называет это сердечным заступничеством, когда, помимо ангела-хранителя и личной смерти – у человека есть ещё и «верное сердце», некий друг, тайный или явный, исполняющий для него те же функции, что и первые двое. Такая дружба-попечительство, дружба-любовь не обязательно связывает двух людей. В подобное услужение дружественная душа может отдавать себя всему живому, что соединено и соделано любовью. Однако именно дружба двух людей есть наиболее полное и высокое воплощение подобного рода дара и служения.
Отсюда, видимо, проистекает привычка К. в первую очередь «смотреть за спину героя, чтобы увидеть героя подлинного», поскольку именно такому другу, остающемуся в тени, как правило, герой обязан своими подвигами и верному пути к славе и прославлению в смерти. На это же обращает внимание К., связывая воедино образ друга и образ друга-врага, человека, которому ты будешь обязан смертью (подготовленными обстоятельствами своевременной смерти). И прославлению в ней. Таких друзей-врагов надлежит выбирать особенно тщательно. «Прежде всего» как говорит К., особенно, если выбранная тобой дорога – это дорога героя и/или короля. Отсюда же проистекает ещё одна близкая К. тема – тема жертвы, добровольного самопожертвования, Праздника, утверждения смертью своего королевского права/статуса. Свой путь К. сама пишет – рядом с теми, кто выбрал именно эту дорогу, независимо от места и времени. Тесным образом с этими понятиями связана и тема непреложного долженствования, по законам которой, как признаётся К., она формирует своё существование.
При всём своём постоянстве в определении себя как Друга, тем не менее, о том, что подобные друзья были у неё самой К. не говорит никогда. Бесконечное, вечное, непрерывное одиночество, незнание друзей и любимых о ней самой, неузнавание и непринятие со стороны других, и как следствие ощущение собственной неполноты принадлежности к человеческому миру – это вполне знакомо К. При всём обилии друзей и любимых, К. говорит в своём стихотворении ««Неполнота»: Неполнота рождает грусть,/ Читаю ночи наизусть/ И эти грустные стихи – пророчества./ Рассеять мглу могу я пусть,/ Но кто сказал, что не боюсь,/ Что я в глаза не знаю одиночества?!» Потому что быть кому-то другом, это значит ЗНАТЬ его, понять его, разгадать его, принять его. Разве это возможно с К. которая, по её словам, остаётся неузнанной даже находясь прямо перед другом? В её словах другом оказывается назван всякий, на кого «с любовью» пал её взгляд, знакомы они или нет, и даже не всегда «друг» знал о существовании К., и тем более об их «дружбе». Для К.Хеллен вовсе не обязательно быть знакомыми и даже встречаться хотя бы раз, чтобы быть друзьями. Дружба К., как и любовь – вне правил. Ничто не может запретить ей быть другом. Ни жизнь, ни смерть, ни расстояния, ни факты реальной жизни. Это заставляет по-иному воспринимать её слова о своей дружбе со многими из тех, кого она называет друзьями. По факту, возможно, это была дружба лишь с её стороны, лишь её услужение тому или иному человеку, скрытое, возможно, даже от него самого. Именно такой оказывается её любовь к МК. Но в этом вся К.Хеллен. Ей не нужно его знание или незнание о ней самой, о её любви или дружбе. Ей важно знать, что она сама может в полной мере посвятить себя своему странному служению. Подобная любовь-служение лишена страдания от безответности и ревности. Почти. И в этом слове вся трагедия К. как человека.