Мария Ивановна разбирала холодец и мечтала о «кренделях небесных». Вернее о том, что на новогоднем столе, у неё, как положено, будет стоять салат «Оливье», мясной студень из свиных ножек, мясистой говяжьей косточки, парочки куриных окорочков. Бутербродики с красной малосолёной рыбкой. Шампанское заменит бутылка лимонада. А что ей еще одной надо? И так получится пир горой. Настоящее праздничное застолье.
Она ловко поддела из кастрюли внушительную говяжью голяшку, положила её на блюдо, чтобы обобрать мясо. Ёмкости с мелко нарезанным чесночком уже ждали своего «звёздного» часа. Сейчас она только разложит все составляющие красиво, процедит бульон, разольёт его, поставит своё кулинарное творение остывать. На календаре двадцать девятое декабря. Её любимое зимнее блюдо еще должно хорошенько настояться в холодильнике.
Позже она и сама не могла себе объяснить, что её толкнуло обсосать аппетитную косточку, срывая с неё зубами малюсенькие остатки мяса. Рука Марии Ивановны дрогнула, голяшка со всей силы ударила её по нижней части челюсти. Хруст, дикая боль, темнота в глазах. Когда она пришла в себя, два нижних центральных, доселе уже немного шатающихся зуба, оказались в плачевном состоянии. Они шатались вперёд и назад с такой амплитудой, что сомнений не оставалось. Еще немного жестких усилий и десна «выплюнет» их на волю.
- Попадос, – охарактеризовала она происшествие. – Нарвалась ты, бабка, на крутые неприятности. Ну, да что поделать.
Мария Ивановна знала, что благодаря имени, так часто звучащему в анекдотах про Вовочку, её мирному, интеллигентному нраву, ученики и учителя в её родной школе за глаза считали её «блаженной» и немного чокнутой. Правда, искренне любили за бесконечную доброту и отменное знание предмета. Русский язык и литературу она преподавала божественно. Никаких репетиторов потом нанимать родителям не требовалось. Из её классов выходили грамотные люди, прекрасно отличающие Бабеля от Гоголя и Стендаля от Цвейга. Хоть трое из них в школьной программе среди авторов нужных «правильных» произведений вовсе не значились.
Уже пятый год подряд старенькая учительница объявляла:
- Эти выпускники будут последними, коллеги.
Но приходил август. В квартиру гуру литературы шли ходоки из учебного заведения:
- Мария Ивановна, миленькая, может быть, хоть кружок тематический возьмёте, пару-тройку уроков в старших классах. Только ваши подопечные ЕГЭ сдают без сучка и задоринки. Нас уже забросали родители вопросами, будете ли вы вести очередной класс к победе на вступительных испытаниях в ВУЗ.
Не далее как вчера, на школьной вечеринке в честь Нового года и Рождества, её буквально атаковали бойкие мамаши десятиклассников:
- Это что же получается, этих учеников еще выпустите, а нашим потом молоденькая, неопытная неумеха достанется?
- Господа, – отбивалась учительница. – Мне уже семьдесят годков стукнуло. Пора смену передавать современной, продвинутой молодёжи. Уставать я стала, да и здоровье уже не то.
Но кто же её стенания слушать будет? Нагрузив учительницу-любимицу горой конфет, апельсинов и мандаринов, элитного чая, печенья, бойкие родительницы проводили пожилую женщину до подъезда. Жила она в двух шагах от школы. А когда она вошла в тёплое нутро здания, всё еще шумели вслед:
- Там мы надеемся, Мария Ивановна! Потерпите еще пару лет, а потом уж на заслуженный отдых отправитесь.
- Доигралась, – сетовала со слезами на глазах, невольно выступавшими от её попыток, пошевелить сломанные зубы языком, – всё откладывала визит к стоматологу. Кто тебя примет сейчас, непутёвое создание, в пять часов вечера? Вон за окном уже по-зимнему сумерки сгущаются.
Привычка разговаривать самой с собой у неё выработалась давно. Мария Ивановна была классической «старой девой». Нет, ну не девой, конечно, в полном смысле этого слова, чего уж греха таить. По молодости хорошенькая Маша еще как крутила романы, даже замуж собиралась. Да только однолюбкой оказалась.
Жених её в семьдесят девятом году погиб в Афгане в первые дни разгорающегося конфликта. Он был кадровым офицером высшего звена. Практически прикрыл собой еще неоперившихся птенцов-лейтенантиков. Ошибок и просчётов в начале той страшной войны было немало.
Маша тогда уже семь лет, как филологический факультет университета окончила. Они с Алексеем всё удобного случая, чтобы расписаться в загсе, ждали. Жили на два дома, то у неё в квартире, то в его холостяцкой, довольно просторной комнате при военной академии. Поставить штамп в паспорте и на этот раз не получилось. Мужчина получил срочное назначение в Центральную Азию. Проводила, обещала дождаться, не улыбаться другим представителям сильного пола. Много шутили, чтобы не грустить. Беда постучалась в её двери быстро.
До этого Мария жила вдвоём с матерью. Отец от инфаркта умер в сорок лет с хвостиком. Всё план в цеху выполнял, перед партийной организацией и руководством завода на планёрках непростые ответы держал. За простои в цеху по вине смежников. За пьянство и разгильдяйство подчиненных. За не самую идеальную дисциплину рабочих, которым платили не самые высокие зарплаты, частенько срезая размеры премий, а те и бунтовали в ответ. Между «молотом и наковальней» и сгорело неравнодушное сердечко Машиного папы.
Мать как то мигом за пару прошедших со дня похорон лет постарела, в сорок пять выглядела на все шестьдесят. Одевалась по-старушечьи в какие-то нелепые унылые одёжки. Совсем перестала за собой следить. А потом спустя некоторое время слегла, сказав Марии:
- Нет для меня жизни без любимого человека. Мы всё с ним ждали «светлого коммунизма», беззаботного бытия, так чтобы не от зарплаты до зарплаты, а позволить себе что-то вкусное, деликатесное, поездку в Крым, для тебя гардероб подновить...
Она библиотекарем работала всё на том же отцовском заводе. Технической литературой «командовала». В чертежах и эскизах была докой. Мужу в своё время в цеху много помогала с освоением теории производства новых деталей. Машино решение стать учителем русского языка и литературы одобрила. Видела, как к ней вся соседская детвора тянется. За книгами в их огромную домашнюю библиотеку со всего дома народ ходил.
- Иди, дочка, в школу, «сеять разумное, доброе, вечное» - подходящая для тебя стезя.
Вроде мудрой женщиной была, а остаться с Машей, не губить себя – не захотела. Без видимых симптомов каких-то болезней, чахла три месяца. С работы как ушла на больничный, больше туда не вернулась. В одну из ночей молча, тихо уснула, а утром не проснулась. Оказывается, и так бывает. Точка чёрная по мужу съела её душу и остановила, как по команде, сердце.
К моменту гибели Алёши Мария уже была совсем одна. Не с кем было толком горе разделить. Для одних девушек, как известно, лучшие друзья – бриллианты. Для Марии Ивановны самыми родными товарищами стали многочисленные ученики. В школьную жизнь бросилась как в спасительный омут.
Помимо бесконечной вереницы уроков она постоянно придумывала внеклассные мероприятия. Объездила с учениками половину России-матушки. Особенный акцент – домам на малых Родинах великих писателей. Штудировала массу дополнительных источников, чтобы о каждом мастере пера своим ученикам рассказать всё, что только можно было.
На уроках часто говорила:
- Друзья мои, об образах персонажей в литературных произведениях, я думаю, вы и без меня сможете другим людям рассказать. Мне хочется, чтобы вы в душу авторов постарались проникнуть. Себя на их место поставить. Почему они эти самые образы наделяли именно таким характером и нравом. Что толкало героев на поступки. Что двигало самим писателем, когда он брался за ту или иную тему.
В классах на её уроках как обычно складывалось. Уже звонок на перемену прозвучал, а никто не шелохнётся, жадно внимая каждому слову Марии Ивановны. За дверью математичка указкой нервно стучит. Её урок следующий. А ребята всё ещё находятся в мире прекрасных грёз, где добро всегда пытается победить зло. И каждому воздаётся за содеянное. Вот таким одержимым педагогом была эта сухонькая, всегда одетая в строгий костюм и белую блузку, учительница русского языка и литературы.
Продолжение следует
Автор рассказа: Елена Рязанцева