Семен Степанович Гейченко говорил: «Музейные вещи живут особой, таинственной жизнью, и хранители читают скрытые в них письмена», совершая, порой, неожиданные находки. Вот один из таких случаев. В конце июля 1954 года в лавке писателей Ленинграда за 75 рублей была приобретена фотография под названием «Генрих Манн» c дарственной надписью Федору Шаляпину. Долгое время предмет не вызывал никаких вопросов: в те годы пополнение фотофонда шло очень активно. Портреты писателей и поэтов разных стран, переводчиков Пушкина на самые редкие языки, в том числе и с автографами, составляли существенную часть новых поступлений.
Приобретенный портрет был явно выполнен в хорошем фотоателье, оформлен на паспарту, в нижнем правом углу которого, крупным размашистым почерком оставлена подпись, говорящая сама за себя: «Henri Mannes». Казалось, что все вполне очевидно, пока, спустя время, в ходе подробного описания предмета, не выяснилось, что изображенный на фотоснимке мужчина совсем не Генрих Манн, а французский композитор Жюль Массне. Установить это помогла надпись – автограф композитора, сделанный прямо на фотоснимке: «Chaliapine en enthousiasme! Massenet Juni 1911 Paris» - «Шаляпину - в восхищении!» Оказалось, за этим фотопортретом скрыта целая история, связанная с созданием оперы «Дон Кихот», главная роль в которой была предназначена знаменитому русскому артисту.
Современники высказывали о Жюле Массне совершенно разные мнения, отражающие не только борьбу вкусов и устремлений, но и неоднозначность творчества композитора. В целом, его музыка характеризовалась как весьма посредственная, главное же достоинство ее заключалось в мелодиях, которые, по словам композитора А. Брюно, «узнаешь среди тысяч».
В 1909 году Рауль Гюнсбург, знаменитый импресарио, директор Театра-казино в Монте-Карло, в котором уже были поставлены несколько произведений Массне, предложил композитору написать оперу «Дон Кихот» для легендарного русского баса Федора Шаляпина. Шаляпин к тому времени был уже знаменит во всем мире, его фамилия была гарантией высочайшего исполнительского мастерства, им восхищались, перед ним преклонялись и, конечно, его участие в опере открывало перед композитором широкие перспективы.
О знакомстве Массне и Шаляпина имеются лишь косвенные свидетельства, скорее всего, оно состоялось во время Русских исторических концертов, организованных С. Дягилевым в Париже в 1907 году. Сам Шаляпин рассказывал, что познакомился с Массне за несколько лет до премьеры оперы, когда пел в доме композитора «при большом стечении гостей», кстати, после этого в репертуаре артиста появилась и знаменитая «Элегия» Массне.
Опера «Дон Кихот» задумывалась как героическая комедия, где соединяются драматизм и романтические настроения, а комические события соседствуют с грустью. Последний акт, поражающий гармоничностью и смиренным величием, является не только кульминацией постановки, но и принадлежит к числу самых выразительных страниц творчества Массне, выдвигая «Дон Кихота» в первые ряды произведений французской музыки начала ХХ века.
К созданию либретто Массне привлек драматурга Анри Кэна, который также был художником, автором жанровых сцен и портретов, их сотрудничество длилось уже несколько лет. В основе сценария оказался не роман Сервантеса, как могло показаться на первый взгляд, а пьеса современного поэта Жака де Лоррена «Рыцарь печального образа».
Шаляпину очень понравился замысел оперы, в письме своему другу Максиму Горькому он пишет:
«…два дня здесь были прекрасными: один раз у Массне, а другой раз у Анри Кэна. Один из них (первый) играл мне музыку новой оперы, а другой читал мне либретто, им сделанное, и оба раза я плакал, как корова. Это был Дон Кихот, рыцарь печального образа. Да, именно печального образа и такой честный, такой святой, что был даже смешным и потешным для всей этой сволочи, этой ржавчины, недостойной быть даже на его латах.
Либретто сделано чудесно, музыка (кажется) отличная, и если бог умудрит меня и на этот раз, то я думаю хорошо сыграть «тебя» и немножко «себя», мой дорогой Максимыч. О, Дон Кихот Ламанчский, как он мил и дорог моему сердцу, как я его люблю…Итак, да благословенно все грядущее, - я в феврале, 14-го, кажется (здешнего стиля) в первый раз буду изображать в Монте-Карло Дон Кихота…Кто знает, может быть, я больше ничего не сумею потом и эта роль окажется последней».
По воспоминаниям современников, Шаляпин буквально «заболел» образом Дон Кихота, читал и перечитывал роман, без конца думал о своем персонаже, изучал многочисленные иллюстрации, фантазировал, советовался с друзьями. Артист рассуждал: «Дон-Кихот. Я совсем не знаю, какой он из себя. Правда, внимательно прочитав Сервантеса, закрыв затем глаза и задумавшись, я могу получить общее впечатление от Дон Кихота... Я, например, могу понять, что этот сосредоточенный в себе мечтатель должен быть медлительным в своих движениях, не быть суетливым. Я понимаю, что глаза у него должны быть не трезвые, не сухие. Я понимаю много различных и важных отдельных черт. Но ведь этого мало: какой он в целом – синтетически? Что нужно мне сделать для того, чтобы публика при первом взгляде на Дон-Кихота доверчиво и с симпатией ему улыбнулась: да это ты, старый знакомец и наш друг. Ясно, что в его внешности должна быть отражена и фантазия, и беспомощность, и замашки вояки, и слабость ребенка, и гордость кастильского рыцаря, и доброта святого. Нужна яркая смесь комического и трогательного. Исходя из нутра Дон-Кихота, я увидел его внешность. Вообразил ее себе, и черта за чертою упорно лепил его фигуру, издали эффектную, вблизи смешную и трогательную. Я дал ему остроконечную бородку, на лбу я взвихрил фантастический хохолок, удлинил его фигуру, издали эффектную, и поставил ее на слабые, тонкие, длинные ноги. И далее ему ус – смешной, положим, но явно претендующий украсить лицо именно испанского рыцаря…»
Трогательный и в то же время величавый образ Дон-Кихота - результат исключительно шаляпинского творчества, по праву считается одним из высших достижений в творческой биографии артиста. Музыкальный критик Вячеслав Каратыгин отмечал: «Нередки случаи, когда Шаляпин творит прямо поверх музыки, по собственному интуитивному разумению, опираясь лишь на общую художественную концепцию известного типа. Это особенно заметно бывает тогда, когда музыка слишком бедна и бледна, а фигура, ею рисуемая, сама по себе выпукла и характерна… Музыка в «Дон Кихоте» такого свойства, что в ней нет ни серьезного художественного содержания, ни даже «метамузыки» никакой здесь не отыскать…Творчество Шаляпина не опирается на дряблую мелодику французского композитора, а парит высоко над ней; и, однако, с ней в прямое противоречие не входит…Главная мелодия исполняется Шаляпиным. Массне же только подпевает голос второстепенного значения».
Премьера оперы состоялась 6 (19) февраля 1910 года в одном из самых роскошных залов оперного казино-театра Монте-Карло, где собралась самая изысканная публика.
Обилие роскоши не затмило триумфального выступления Шаляпина – с первого же выхода артисту был обеспечен абсолютный успех. По окончании представления пресса устроила артисту торжественный ужин, князь Монако пригласил его на обед, а композитор Массне назвал «идеальным Дон Кихотом».
Вскоре опера вошла в репертуар многих театров мира. Нередко музыка Массне, как и либретто, подвергались суровой критике, но в гении Шаляпина не сомневался никто, именно он обеспечивал успех постановки, повсюду встречая понимание и восхищение. «Шаляпину – в восхищении!» - не скрывал своих чувств и композитор, оставив подпись на фотографии.
Что же с подписью «Henri Mannes»? а это подпись популярного французского фотографа Анри Мануэля, фотостудия которого в 1910-х годах стала крупнейшей в Париже и специализировалась на портретной фотографии. У Мануэля снимались многие знаменитые деятели искусства, спорта, политики. Такая же подпись часто встречается на портретах артистов концертов и мюзик-холлов, публикуется в нотах и программах концертных залов, это и помогло идентифицировать автора.
Любопытно, что в собраниях российских музеев, судя по данным Государственного каталога Музейного фонда Российской Федерации, находится всего 4 работы Анри Мануэля, портрет Массне из нашего фонда будет пятой.
Автор текста - Яна Пономарева, хранитель фонда документальной фотографии Всероссийского музея А.С. Пушкина.