Рассказ. Тёмное фэнтези.
Аннотация:
О чём? Судьба решила поиграть с молодым человеком. Судьба или Смерть? Сергей попадает в чужое тело, обречённое на гибель. У него есть сутки жизни в этом теле. Но этих тел на его памяти сотни тысяч, в коих он задерживается лишь на краткие часы и снова забрасывается в умирающее тело другого человека. Что он должен понять, чтобы прервать этот своеобразный день сурка? Что вообще можно понять за несколько часов жизни?
************************************************************************************
Бежать. Только бежать!
Бросив автомат, Сергей упал в канаву, едва не вдохнув грязную жижу. Несколько секунд дышал захлёбываясь ужасом и боясь осмотреться. В нескольких десятках метров рванул снаряд, подбросив в воздух комья грязи. Мягкие шлепки по спине. Успел. Но от грохота заложило уши.
Кто здесь против кого? В какую сторону бежать? Откуда эти машины, стреляющие огромными снарядами, которые разрывали солдат на куски? Что вообще происходит?
Перевернувшись на спину, молодой человек быстро огляделся, прижав к груди, с бешено колотящимся сердцем руки. Он просто лежал, глядя в серое, неприветливое небо и разглядывал точки самолётов. За одним из них тянулся чёрный дым. Он падал. Вот ещё один пыхнул огнём и, накренившись, тоже полетел к земле.
Жаль, часов нет. Сергей потянул кверху рукав. Действительно, нет часов. Обшарив карманы, нашёл военный билет и жетон, но читать документ не было времени: слева на него надвигалась стальная громадина. Можно остаться лежать, притворившись мёртвым, исхитриться и лечь между гусеницами. Но под ложечкой дико засосало от страха, и Сергей продолжал наблюдать за танком как завороженный. Нет, так дело не пойдёт. Нужно заставить себя отползти всего на двадцать сантиметров в сторону. Так, уже лучше.
На лицо посыпались куски земли, шмякнулся кусок чего-то неприятно влажного. По щеке потекло нечто воняющее мертвечиной. Глаза не открывать. Молчи и не открывай глаза. Лишь бы танк не начал разворот прямо над ним. Всё, пронесло.
Парень открыл глаза и взглянул на измятый броневой корпус уползающей машины. Не двигаться. Кажется, ещё один идёт следом за этим. Проклятие!
Боль взорвала голову, прокатилась по всему телу, и Сергей снова увидел знакомую вспышку. Всё. Жизнь солдата закончилась внезапно. Его время истекло.
Сергея несло в сосудах среди эритроцитов. Вроде бы здоровые…
— Роник, просыпайся!
Кто-то маленькой, слабой рукой тряс его за плечо. Жарко.
— Да, встаю, встаю.
Но где он? Кто он в этот раз? В какой стране? Это всё стало не важным за сотни тысяч скачков из одного обречённого тела в другое, такое же обречённое тело.
Он открыл глаза и быстро окинул себя опытным взглядом: смуглое, поджарое тело парнишки лет семнадцати. Вьющиеся, тёмные, очень коротко стриженые волосы. Грязные ногти. Грязные ноги. Да и постель давно просится в стирку — вся в подозрительных пятнах.
Рядом стоит мальчуган лет семи. Кубинец.
— Говори, чего надо, — грубо рыкнул Сергей, поднимаясь и осматриваясь в поисках одежды. Вот это тряпьё его одежда? Лады, и не такое носил.
За стенами раздавались шумные разговоры, крики петухов, лай собак. Деревня.
Ловко запрыгнув в штаны, Сергей двумя шагами настиг дверь и распахнул её, ослепнув от яркого света. Кубинская глубинка. Народ занимается своими делами. Компания мальчишек гоняет в футбол недоспелым плодом манго.
— Педро, я есть хочу.
Мальчуган, что его разбудил, теперь настойчиво тянул его за штаны.
— Ща, что-нибудь придумаю, потерпи.
Пришлось потратить уйму времени, чтобы исследовать дом в поисках кухни и съестного. Бедно живут. Из продуктов только бутылка старого масла, пара полупустых пачек из-под чипсов и одно яйцо в корзинке на чумазом столе.
— Эй, ты! Как там тебя? — Сергей оглянулся на следующего за ним по пятам мальчика.
— Ты дурак? Я твой брат. Че меня зовут. Забыл?
Забавное имя. Че, значит?
— Забыл, брат. Ты лучше скажи, чего это у нас так грязно и ничего нет?
Мальчишка прислонился к косяку и закатил глаза, мотая головой.
— Ты точно дурак, Педро. Тебя ж уволили за драки. Кажется, в двадцатый раз. Последний раз тебя выкинули из магазина за то, что напал на пьяного иностранца. Ты в магазине у Томаса работал уборщиком. Теперь тебя точно никто не возьмёт на работу. А ехать в город на работу, нужны деньги, которых у нас нет. Ты ничего не зарабатываешь.
Сергей кивнул, осознав, что нет смысла спрашивать о родителях. Никого из взрослых в этом доме нет давно.
— Сколько мне лет, Че?
— Девятнадцать.
Малыш удивлённо наблюдал за старшим братом, тщательно изучающим дом.
— И я оформил на тебя опеку, — выразил уверенность Сергей, открывая шкаф и выбрасывая на старый диван мятое шмотьё. Нет, вещи не дают полной картины обстоятельств жизни семьи, в которую он попал.
— Да. Ты что, реально всё забыл?
— Да, головой ударился, - буркнул Сергей, аккуратно складывая вещи обратно на полки.
Единственное объяснение для ребёнка сойдёт.
Обыскав весь дом, Сергей упал на шаткую табуретку и вытер пот со лба. Жара дикая. Пацана надо накормить. Но где взять еды? Сколько протянет малой без него, когда закончится время жизни и этого тела, чей хозяин внезапно помер?
— Че, иди сюда.
Сергей привлёк мальчишку и обнял его.
— Меня скоро не станет. Возможно, завтра. Прости, но нельзя скрывать от тебя правду. Я уже понял, что был плохим братом, а потому не сожалей и не плачь. Будь мужиком. Я отведу тебя к соседям. Они позаботятся о тебе. А когда вырастешь, обещай, что станешь сильным и успешным, не таким оболтусом, как я. Стань лучше меня, чтобы родители гордились хоть кем-то из нас…
— Родители? — Че отстранился и, сощурив подозрительные глаза, уставился в лицо Сергею. — Они же бросили нас. Уехали на заработки и не вернулись. Далеко уехали. Ты говорил, в другую страну. Ты совсем ничего не помнишь, Педро.
Мальчишка начал хныкать, но Сергей мягко встряхнул его за худенькие плечики.
— Эй, а ну брось реветь. Мы мужики. Давай, вытри слёзы и пошли к соседям. Моё время истекает.
В этот раз взгляд ребёнка стал пронзительно испуганным.
— Ты же не серьёзно, Педро? Ты болен?
— Не знаю, брат. Просто, уверен, что к утру следующего дня меня не станет. Просто, поверь мне и пошли к соседям. Я уверен, что среди них есть добрые люди. С кем бы ты хотел остаться жить? Кто из них тут самый добрый?
— Тётушка Розалия. Она одна живёт. Ты же должен её помнить!
— Не помню, Че. Пошли, покажешь её дом. А утром возьмёшь письмо от меня и уйдёшь к ней. В мою комнату не заглядывай. Письмо оставлю здесь, на этом столе.
— Ты же писать не умеешь.
— Умею, брат.
Проводив мальчишку и оставив его удивлённой пожилой соседке, Сергей вернулся в дом и с трудом нашёл письменные принадлежности. Ручка почти засохла, но всё же удалось начертать на испанском несколько строк. Даже нашёл по карманам несколько песо и вложил в записку.
Восемь песо — не густо для заработка. Интересно, чем занимался Педро? Уж в девятнадцать лет можно было и работу поприличнее найти и брата на ноги поставить. Но, видать, этот Педро был ещё тем оболтусом и лодырем со скверным характером.
Покинув дом, парень обнаружил у стены старый велосипед и решил уехать на нём по рыжим, очень пыльным дорогам подальше от деревни. Он остановился только тогда, когда сумел подняться на холм. Внизу расстилались заросли, чередующиеся с небольшими полянками плантаций. Вроде ананасы.
Сергей бросил велосипед и сел под деревом, глядя на смешную, шуструю ящерку. Рептилия с закрученным как у дворняги хвостом ловко поднималась по стволу вверх, почти не издавая звуков.
Сколько всего он видел за миллионы суток в чужих телах? Всегда в телах молодых парней, примерно, одного и того же возраста: от семнадцати до двадцати двух лет. Одни сутки в чужом теле, а то и меньше, чтобы зачастую умереть мучительной, болезненной смертью, не оставив в этом мире следа. Можно по пальцам перечислить тех, чья жизнь впечатлила Сергея и осталась в его памяти. Единицы. Остальные проносились как эта: бездарно, никому не нужные, незаметные, бесполезные и бестолковые. И смерти им были подобные, чаще глупые.
И если прежде он задавался вопросом, как умрёт очередное тело, в которое он попал, то с некоторых пор его это стало мало интересовать. Беспокоила только боль. Всегда разная. Но страшная, нестерпимая. Большая половина смертей была долгой. Тело уже мертво, а мозг ещё жив, мыслит, всё чувствует, орёт от страха, и глаза продолжают видеть…
И сколько бы раз не приходилось умирать, это всё равно очень страшно. Всегда бьёт набатом мысль, что это последний раз, и обратного пути не будет, не будет больше жизни. Никакой. А там нет солнца. Нет запахов. Нет ветра. Нет времени. Всё статично. Там всегда либо светло, либо сумрачно; и этот, живой мир словно через мутное стекло виден, но не вызывает никаких чувств. Но и живой мир за мутным барьером быстро растает, как туман, не оставив воспоминаний.
Самая спокойная смерть от инсульта. Боли почти нет. Она возникает задолго до инсульта. Но во время него боль уходит. Проходит страх. Исчезает способность анализировать и узнавать, думать, чувствовать. Только беспокойство о том, что не можешь нормально двигать конечностями и говорить. Не вспоминаются родные, близкие, любимые. Память умирающего от инсульта их не сохраняет.
Сергей откинулся спиной о ствол дерева, не особо заботясь о нестерпимой жаре, жажде, голоде. Всё равно это тело скоро выбросит его в следующую жизнь ровно на сутки. Прямо, день сурка какой-то.
Он пытался считать сутки в чужих телах. Но на сто тысяч пятьдесят восьмом прыжке сбился со счёта.
Пытался вспомнить, каково это жить всю жизнь в одном теле, в одной стране, в одном доме, общаться с одними и теми же людьми много лет подряд. Но ничего не выходило. И со временем пришло абсолютное спокойствие и безразличие. Только страшно было ждать момента конца. И он не был уверен, что его зовут Сергей. Даже фамилию забыл. Всё забыл. Чужие предсмертные боли вырвали плоскорезами всю память, выкорчевали её под корень.
Может, если бы он успел дать кому-то какое-то обещание, если бы любил кого-то так сильно, что цеплялся бы за жизнь отчаянно и зло, вгрызался зубами, хватался ногтями до крови, тогда сохранились бы хоть какие-то крошки воспоминаний? Может, стоить дать обещание и попытаться выполнить его, невзирая на ждущую его через двадцать четыре часа смерть?
— Надоело это путешествие по чужим телам. Пора бы и честь знать.
Сергей поднялся и заорал в небо:
— Эй, верни меня в моё тело! В моё настоящее тело! Хватит уже устраивать этот балаган, ей-богу! Эй, Смерть, тебе самой-то не наскучило фигнёй заниматься, а?! Эге-ге-гей!!! Патлатая баба с косой, верни меня в моё тело, сука!!!
Парень рассмеялся, подумав внезапно, а есть ли у него своё тело? Может, ему и некуда возвращаться? А Смерть гоняет его по чужим телам, не желая забирать его к себе насовсем по собственным, известным только ей мотивам?
— Эх, спросить бы у тебя лично. Да, что толку? Мы воображаем Смерть в образе женщины с косой, но на самом деле, просто, спихиваем ответственность за свою жизнь на фантазию. Бабы с косой нет. А человеку свойственно искать виноватых, оттого и придумали её такой, страшной, с черепом вместо лица, косой в руках. Смерть — это же очередной прыжок в другой мир. И миров не счесть. Даже по ту сторону жизни всегда всё по-разному.
Он поднял велосипед, и замер от острой боли в щиколотке. Приподняв штанину, недовольно уставился на блуждающего паука. Спрятался от жары безобразник. Ни до деревни, ни до города Сергей уже не доедет, ясно как пень.
Велосипед полетел на рыжую землю.
— Плевать. Давай, кусай ещё, и покончим уже с твоими играми с телом Педро. И начнём новое утро в теле очередного бедолаги.
Пока тело корчилось от боли, и медленно накатывали приступы тошноты, Сергей лежал на земле и думал. А ведь и правда, последние несколько скачков в другие тела были, как и прежние воплощения фатальными. Но если всё тщательно проанализировать, он сам, Сергей, был виноват в гибели этих парней. Сейчас, к примеру, если бы он не поехал сюда на велосипеде, не сел на голую землю в тени дерева, где прячется множество живности от жары, это тело могло выжить. И в прошлый раз он бросил автомат и лёг под танк, не особо борясь за свою жизнь. Фактически, он подставил чужое тело. Он собственными руками бросил несчастного под гусеницы танка!
И все предыдущие скачки в тела заканчивались также: подставой, а не борьбой за выживание!
Задыхаясь и чувствуя, как парализуется грудная клетка, Сергей с трудом дотянулся до велосипеда. Опираясь на него, поднялся, заполз на сиденье и огляделся, обливаясь потом. Деревня там. Просто нужно скатиться с холма к дороге. Там есть шанс, что его заметят местные, часто проезжающие на мопедах и лошадях, и окажут помощь.
Нужно делать попытки спасти тела, в которые он случайным образом оказывается. Что из этого выйдет, он не знал. Но решимость заставила его вцепиться в шаткий, ржавый руль и поднять ноги, оттолкнувшись. К тому моменту, когда он выехал прямо под колёса небольшого грузовичка, потерял сознание, слыша сквозь муть скрежет и металлический удар.
Опять эритроциты. Не справился. Парень погиб. Неизвестно, от яда или от столкновения с грузовичком.
Он открыл глаза и уставился в белый, ровный потолок, скривившись от досады. Где он на этот раз оказался? Плевать. Нужно встать и сделать для этого тела хоть что-нибудь полезное.
Он сел и, внезапно ощутил нечто странное. Мучимый страшной догадкой, резко откинул простынь. Нет ног!
— Так, понятно. Не впервой скакать в тело инвалида. И что мы тут имеем?
Он огляделся по сторонам, заметил в дальнем углу инвалидное кресло. Рядом с кроватью на табуретке стояло судно. А вот наличие судна его напрягло. Это означало несколько причин: тело не способно контролировать естественные потребности или оно абсолютно не жизнеспособно. Хм, памперс?!
В лицо ударила краска стыда: кто-то менял ему памперсы, кто-то следил за чистотой его тела.
Ну, хоть говорить может. Пока не ясно, на каком языке, но на языке этого тела. Он сейчас и думал на нём.
Дверь тихо приоткрылась и в комнату вошла пожилая женщина. Измученная, усталая, с синими кругами под глазами.
— Проснулся, милый. Сыночка, я сейчас тебе завтрак принесу, умоемся, оденемся, и на прогулку. Медсестра придёт позже.
— Спасибо, мама.
Женщина, собравшаяся наклониться к судну, резко выпрямилась и удивлённо уставилась на сына.
— Ты заговорил!
Она осторожно и бережно обняла его, привлекла его голову к тёплой мягкой груди, и Сергей ощутил упавшую каплю на макушку.
— Мама, всё хорошо. Я буду стараться выжить. Но я не помню своего имени. Ничего не помню.
— Тебя зовут Сергей. Силуанов Сергей Павлович. Ты мой сын. Мы сейчас в нашей квартире, — терпеливо говорила женщина, помогая ему надевать одежду. Руки этого тела слушались с огромным трудом: слабые, хилые, с тонкими, прозрачными ногтями. Вены исколоты иглами.
— А что со мной случилось?
Женщина всхлипнула, но заставила себя говорить:
— Ты занимался бейсджампингом. Прыгал с парашютом с крыш высоток. Парашют не раскрылся. Ты чудом уцелел.
“Уцелел?! Да этот парень реально идиот!!! О чём он думал, когда прыгал?! Что он хотел и кому доказать?!”
— Что ты ещё хочешь знать, Серёженька?
— Ты одна меня выхаживаешь?
— Нет. Мне помогает твоя девушка и приходящая медсестра.
— Девушка?
Женщина поднесла мокрое полотенце и обтёрла его лицо.
— Да, Иришка. После того падения она два года не отходит от тебя, но ещё работает и учиться в институте. Она очень любит тебя и надеется…
— Где она сейчас?
Сергей попытался самостоятельно почистить зубы, но у него плохо это выходило. Мать взялась за зубную щётку, аккуратно вытягивая её из скрюченных, непослушных пальцев.
— Нет, мама, оставь. Я сам должен.
Женщина села рядом на постели и молча ждала, следя за каждым его движением.
И как заставить жить это тело? Как заставить его бороться? И есть ли шанс избежать очевидной смерти в течение двадцати четырёх часов от целой кучи травм, искалечивших каждую клетку?
Сергей едва сдержался, чтобы не скривиться от боли: в шее густо пульсировало, отдавая в голову тошнотой, зрение периодически слоилось, тяжело сглатывать. На лицо признаки нарушения мозговой деятельности. Блин.
— Два года, говоришь?
— Да, милый. Я схожу за завтраком. Подожди немного. А потом погуляем.
— Мама, у меня есть протезы для ног?
Женщина смущённо мотнула головой и робко сказала:
— Ты совсем не мог двигаться. Теперь закажем. Не волнуйся, мы достанем тебе протезы.
Сергей согласно кивнул, дождался, когда закроется за женщиной дверь и, прикусив губу начал медленно и осторожно сползать с кровати, целясь в сторону инвалидного кресла. Ух, и слабое же тело! Придётся поработать, чтобы восстановить двигательные функции конечностей. Итак, поехали.
Сергей с грохотом растянулся на полу, ударившись лицом. Некоторое время лежал, прислушиваясь к ощущениям. Больно. Очень больно. Но это ерунда по сравнению с сотнями умирающих тел, через которые он летел сюда. Плевать. Справится. Он справится.
Подтянулся и пополз, кряхтя, роняя слюни и пот на чистый пол, вытирая капли своей футболкой. Рука коснулась колеса кресла. Ага, попалось. Ещё. Давай, Серый, ты можешь. Больно. Плевать. Ещё. Ну, же!
Сергей повис животом на сиденье кресла и держась подбородком за мягкую спинку. Осталось повернуться и сесть. Ерунда. Пот лился водопадом по атрофированной, впалой груди.
Могу. Вот так. Не фиг заставлять пожилую женщину тащить это ленивое тело в кресло.
Несколько минут Сергей не мог отдышаться, вцепившись в поручни кресла побелевшими пальцами. В голове всё помутилось, но чувство победы заставило его криво ухмыльнуться. Одолел! Теперь уже легче.
Внезапно стало всё проясняться. Он начал стремительно всё вспоминать. Он был студентом. Перед смертельным прыжком он получил диплом. У него есть отличная профессия, которая позволит ему весьма достойно зарабатывать даже не выходя из дома.
Сергей победно улыбнулся висящему в рамке на стене диплому.
Придвинувшись к столу, протёр насухо все части тела, до которых мог дотянуться. Обилие пота на теле может спровоцировать осложнения у ослабленного организма. Тело должно быть сухим всегда. А теперь можно и позавтракать.
Проезжая по коридору, Сергей остановился, услышав скрежет ключа входной двери. В помещение вошла девушка с сумками. Такая красивая!
Сергей смотрел на неё, не в силах оторвать восхищённый взгляд.
— Ира!
— Серёженька!
Девушка бросилась к нему, уронив сумки. И пальцы Сергея утонули в мягких волосах, а его окутал аромат её нежных духов, аромат её кожи.
Он всё вспомнил!
Он неистово целовал ту, что два года была рядом с его неподвижным телом и мысленно дал себе обещание, что не уйдёт, не струсит, и будет бороться, чтобы остаться рядом с ней. Он не имеет больше права отказываться от жизни, какой бы сложной она ни была! Ради мамы и Иришки он всё победит.
«Мы же мужики, братишка Че из Кубы, правда?».