Внутри было очень тихо, не шумела вода в душе, только с улицы лился пёстрый коктейль звуков вечернего города, проскальзывая между створками приоткрытого окна и тёмными парусами штор. Полоса света падала на середину комнаты и угол журнального столика, очерчивая силуэт разорванной коробки из-под каких-то лекарств. Пока глаза привыкали к полутьме, Вика медленно прошла к кухонному столу и поставила на него тарелку.
– Андрей? – позвала она.
Он не ответил, но оглянувшись, она разглядела его, сидящего на краю дивана перед столиком в самой тени от зашторенных окон. Голова была слегка опущена, будто он задумчиво смотрит прямо в стол, локти безвольных рук лежали на коленях.
Вика замерла в сомнении, как назло, именно сейчас в голову вообще не шли никакие мысли, будто их всех унесло внезапным ураганом, оставив только унылую бесполезную пыль. Поэтому она молча подошла к дивану и села рядом. Почти вплотную, едва касаясь коленом его ноги.
Будь его силой.
Протянув осторожно руку, Вика коснулась его расслабленной ладони и медленно переплела их пальцы. Она не знала, что он думает, смотрит ли он на её руку, здесь ли он вообще или снова покинул негостеприимную реальность.
– Я очень устал, – проговорил Андрей почти шёпотом.
Это можно было понять, смена у него вышла совершенно сумасшедшая с несколькими крупными и изматывающими пожарами. Но что ответить на это, Вика не знала. Она положила голову ему на плечо, чуть сильней сжав пальцы.
– Я так устал от себя, – продолжил он, – от горстей таблеток, которые забивают голову ватой. Я будто перестаю быть собой, хожу как чучело, набитое чужими эмоциями. А когда они мои собственные, я жалею.
– Не нужно, – тихо ответила Вика.
– Там на аварии, – сказал он спустя долгую паузу, будто точно зная, что она поймёт его, – я застыл. Одно мгновение, вокруг меня Киевское шоссе и бензовоз, в другое – горящий конвой, я на земле и чёрный дым уходит в небо, – на последних словах его голос почти потерял звук, оставляя только выдох, – ослепляющая боль и запах… топлива… металла и… сгоревших тел.
Вика подняла голову и, глотая ком в горле от услышанного, мягко провела свободной рукой по его плечу.
– Это всё в прошлом.
– В прошлом, – согласился Андрей, – только прошлое теперь в настоящем. И я уже не знаю… как его выключить. Если бы Тимур не заметил сразу, что что-то не так и не дёрнул меня… – он покачал разочарованно головой, – я не знаю, что дальше могло бы произойти. Что бы я стал делать, умирать или воевать? Командир этого не видел, но ребята не смогут меня прикрывать, если приступы будут продолжаться. Им и совесть не позволит этого делать, от меня зависят их жизни. Я становлюсь слабым звеном в расчёте. Непростительно слабым. Опасным!
– Тебе нужно вернуться к специалисту, который с тобой работал. Я уверена, он сможет помочь.
– Он тоже думал, что всё прошло, – Андрей кивнул на разорванную упаковку на столе, – что этого достаточно. Что мне сейчас нужна всего лишь лёгкая поддержка для закрепления результата терапии в центре.
– Значит, он ошибся. Но надо продолжить, надо бороться дальше… – Вика понимала, что говорит шаблонные глупости, но что иное она могла предложить?
– С чем бороться? – он повысил голос, – это не болезнь какая-то! Это я! Я теряю контроль! Ты правильно делаешь, что боишься меня.
Так вот как он понял её бегство той ночью из машины, подумала Вика. В груди больно кольнуло, ведь она убегала не от него, а от самой себя и мысли, что это она может причинить ему боль и страдания своим поведением.
Андрей отстранился от Вики и попытался выдернуть свою руку и уйти, но Вика не позволила, сжав её сильней. Он глянул на их сцепленные пальцы, затем резко повернулся к ней, будто что-то собираясь сказать, но Вика положила ладонь на его щеку и опередила его:
– Я не боюсь тебя, – проговорила она, глядя в его едва видные в темноте глаза, – даже таким.
Он замер, а Вика потянулась к нему и поцеловала. И это было правильно. Это, а не тысячи бессмысленных фальшивых убаюкивающих слов, которые должны работать обезболивающим. Никакие слова не могут снять такую боль, никакие обещания.
ДАЛЬШЕ