Дорога гудела под колесами, отдавая в кресло мелкой дрожью. Это убаюкивало. Особенно когда за окном чернела французская ночь. Арсений ждал этой поездки целый год. Само осознание, что он с семьей укатит на машине в Европу на весь август, приводило его в невообразимый восторг. И вот они здесь, едут по холмам и полям к самой Атлантике, которая прежде открывала свои голубые глаза лишь в иностранных фильмах.
Мать спала на переднем сидении, отец слушал Высоцкого и следил за дорогой. Сон навис на ресницах, тянул их вниз, мешая Арсению впитывать каждый километр, наполненный ароматом лаванды и морским воздухом. Нет. Арсений не упустит скользкую спину океана ни за что на свете, и он держался, елозя в кресле, чтобы хоть как-то сохранить утекающую бодрость.
Они заехали в маленькую деревушку. Одноэтажные дома с каменной кладкой спали, горела пара фонарей. Отец выехал на перекресток и повернул направо, как требовал навигатор. Они уже не раз пропускали повороты, которые заставляли их кружиться на одном месте, пытаясь встать на прежний курс.
Арсений всматривался в горизонт, словно если бы он отвернулся, горизонт тут же сбежал бы от них.
– Пап, а долго еще ехать? – спросил Арсений.
– Нет, километров сорок, – ответил отец. – Уже нет смысла останавливаться. Доедем.
Арсений посмотрел на часы. Два часа ночи.
– А мы остановимся посмотреть на океан?
– Нам бы сначала в кемпинг, – сказал отец. Его голос стал низким, будто от усталости отец не мог поднять его выше.
– Ну, может, остановимся хоть на минутку?..
Отец не ответил, он переключил песню и положил обе руки на руль. Машина шла мягко, ксеноновые фары выхватывали из темноты прерывистые полосы разметки и высокую траву обочины. Арсений прохрустел пальцами и подогнул под себя ногу. «Так хотя бы зад не затекает», – подумал он.
Чувство особой наполненности моментом за все их путешествие так и не появилось. Арсений ждал его, пытался выловить, вытащить наружу из глубины души, но все вокруг не могло привести его в состояние, от которого по спине побежали бы мурашки. Ожидания всегда обманчивы. Отец не раз говорил Арсению об этом, но он, как и подобает семнадцатилетнему подростку, пропускал слова отца через извилистую призму юности.
– Сенька, смотри! – сказал отец.
Арсений дернулся, вытянув шею. Впереди, за песчаным валом, небо сплеталось с черной, широкой полоской.
– Ты же говорил сорок километров, – оживленно заговорил Арсений, чувствуя, как тянет внизу живота.
– Ну да, до кемпинга еще километров двадцать пять, если ехать вдоль берега.
Арсений вбирал в себя каждую секунду, не упуская из виду черную полосу, которая становилась все шире. Он опомнился и понял, что улыбается. Его мысли парили, как чайки над океанской гладью, он представил шум волн, и порывы ветра, соль, которая оседает на губах и пьянящий запах, охвативший океанский простор.
Отец сбавил скорость и повернул на маленькую улочку из одинаковых двухэтажных домиков, уходившую к океану. Они выехали на небольшую парковку, упирающуюся в песок, и остановились.
Сердце прыгало в груди, ладони вспотели, будто вот-вот он должен был выйти на сцену и без подготовки сказать воодушевляющую речь.
– Ну, пойдем? – спросил отец, приоткрыв дверь.
Они перелезли через низкий деревянный заборчик и вышли на пляж. На всем его протяжении белела полоса шезлонгов. Ветер запустил прохладные пальцы Арсению в волосы, как следует их взъерошив. По всей береговой полосе были растянуты сигнальные огни. Серые, едва заметные буруны, набегали с протяжным шипением, утягивая с собой белый песок.
Отец снял сандалии и пошел к воде. Арсений побрел за ним. Они остановились там, где волны вот-вот коснулись бы их ступней.
– Вот она – Атлантика, – протянул отец, уткнув руки в бока.
Эта никогда не спящая стихия казалась бесконечной. Арсений вдруг понял, как далеко он сейчас от дома. Простор убивает эго, стирает его в порошок, превращая человека в песчинку – крохотную марионетку, способную только восхищаться величием природы.
Маяки отгоняли тьму. Сколько их здесь? Сотни? Тысячи? Арсений не знал этого. Он всматривался в атлантическую даль и представлял корабли, идущие к берегам далеких земель. Где-то там, быть может, кто-то такой же, как он, стоит у берега и наблюдает за полосой океана… Арсений набрал полные легкие, он хотел лечь на ветер, обнять эту темную французскую ночь и улететь, растворившись в свободе. Они с отцом стояли так долго, что и забыли о сне. Он чувствовал, как по спине бегают мурашки.
