После бесславной кончины СССР Россия неизбежно стала на путь интеграции в американоцентричную систему – других вариантов просто не было. Это бы происходило даже бы если Перестройка не закончилась Катастрофой – в этом случае России удалось бы выторговать несколько более приличное место в мировом разделении труда, но направление всё равно было тем же. Конечно, из всех возможных вариантов развития был выбран самый неудачный, но жалеть об этом уже поздно. Мир объективно стал однополярным. Идеологическим оформлением процесса являлась идея об «интеграции в цивилизованный мир», которая неявно подразумевала, что, пусть с некоторым опозданием, но принявшая правила игры этого «цивилизованного мира» Россия получит доступ к возможностям экономического развития и уровня потребления, характерного для развитых стран Запада. Неявно, потому что рационально мыслящим людям уже тогда было понятно, что (а) Запад совершенно не заинтересован в появлении конкурентов и (б) ресурсов планеты просто недостаточно, чтобы обеспечить западный уровень сверхпотребления для всего населения Земли. Но западная пропаганда как-то умудрилась внушить российскому населению мысль, что оно почему-то будет включено в узкий круг т.н. «цивилизованных стран», допущенных к сверхпотреблению. Почему в «золотой миллиард» должна быть допущена Россия, а не Китай, Бразилия, Индонезия, Турция или Пакистан, не сообщалось, но полностью съехавшему с глузду постсоветскому обывателю, который заряжал банки с водой от Чумака или заводил будильники Кашпировского это было излишне – никакого, даже псевдорационального обоснования, и не требовалось. Массовое протрезвление стало приходить где-то к концу 1990-х, но тогда уже железная логика развития событий тащила несчастные обломки империи по рельсам истории как паровоз и дёргаться было уже поздно. Путин привнёс в процесс некую рациональную компоненту, то есть, взамен теории поздних 80-х – ранних 90-х о том, что прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте и бесплатно возьмёт живьём в рай, он решил приступить к строительству Северной Южной Кореи в условиях сурового климата, смягчаемого обилием природных ресурсов. Определённый смысл в этом был, но почему это не получилось и не могло получиться требует отдельного детального разбора, и я об этом вкратце упоминал ранее, так что здесь можно просто ограничиться констатацией факта. Тем не менее, благоприятная конъюнктура на сырьевых рынках, казалось, давала какую-то надежду. По крайней мере Путин смог остановить стремительное падение с голубого вертолёта в пропасть, превратив его в отрицательный подъём улитки на гору Фудзи. Что, как всегда, было значительно хуже, чем хотелось бы, но значительно лучше, чем могло было быть.
Очередным этапом был 2008 год, когда внезапно оказалось, что в датском королевстве неолиберальной экономики не всё так уж и ладно. И хотя пожар тогда удалось залить деньгами, но выявилось, что Святой Грааль бесконечного экономического роста может и не варить. То есть идея о том, что следуя след в след за ведущими западными экономиками можно, пусть с некоторой задержкой от них, по готовой лыжне прийти к схожему благоуханному состоянию, была подвергнута серьёзному сомнению. Звоночек тогда прозвенел очень серьёзный, но российское руководство предпочло его не услышать.
Дальше мы подходим уже непосредственно к Майдану 2.0 и началу войны, но прежде надо упомянуть ещё один важный момент. Учёные начали бить тревогу по поводу наступающей климатической катастрофы ещё в 80-е, но Запад совершенно не горел желанием отвлекаться от потребительской вакханалии. К тому же, когда всё-таки тревожные голоса прорвались в мэйнстримные медиа, на первом этапе определённый скепсис к климатической повестке был объясним. Но постепенно стало выясняться, что паранойя учёных всё-таки имеет под собой более чем серьёзные основания. Но даже при всём при этом и истэблишмент, и широкие массы предпочли бы ещё долго не смотреть наверх, чтобы ни в коем случае не выходить из потребительского делириума, но парадоксально кризис 2008-го здесь сыграл позитивную роль. Стало ясно, что для обеспечения стабильного долговременного роста требуются инвестиции в новые технологии, а откуда их взять? То есть, в технологии, которые могут принести отдачу через 3-5-7 лет корпорации и венчурные компании охотно будет инвестировать, даже если это связано с рисками, а вот технологии с отдачей в 10-15-20 и более лет уже, как правило, выходят за горизонт планирования даже самых крупных корпораций. До сих пор мир выезжал на технологиях холодной войны (а и компьютер, и Интернет – это прямой результат финансирования военных технологий во времена холодной войны), но холодная война закончилось и требовалось что-то другое. И тут климатический кризис пришёлся, можно сказать, «кстати» - он дал возможность создать систему стимулов для инвестирования в новые «зелёные» технологии и получить публичную поддержку таким инвестициям. На графике приведена разбивка по источником генерации электроэнергии, в частности, в Германии – видно, что в 2010-х пошёл резкий рост возобновляемых источников энергии и к 2020-м их доля составляет уже порядка 40%. На этом фоне значимость поставщиков ископаемого топлива в мировой экономической системе стала снижаться. Конечно, оставались Китай и вообще весь мир, за пределами «золотого миллиарда», который увеличивал потребление ископаемого топлива, что компенсировало падение спроса на ископаемое топливо со стороны стран центра (хотя Китай тоже сделал огромный скачок в «зелёной» энергетике – там сейчас доля возобновляемых источников под 30% и Китай является крупнейшим в мире производителем «солнечной» электроэнергии, хотя там общее потребление продолжает расти). Но постепенное снижение зависимости стран центра от ископаемой энергии означало неизбежный дрейф поставщиков топлива всё дальше на периферию.
