Безусловно, у каждого автора существует своя символическая система, которую он реализует в своих текстах и в жизни. Для многих сегодня образ того или иного автора оказывается связан с каким-нибудь символом или предметом, образом или словом, наиболее характерным для творчества или личности автора. Такими символами, например, могут быть неизменная трубка Хемингуэя, зелёная гвоздика О. Уайльда, авторский шарж А.С.Пушкина с его собственным хрестоматийным профилем.
Говоря о K.Хеллен, мы, конечно, не можем рассчитывать на какие-либо достоверные сведения о её повседневном образе, за исключением, пожалуй, тех случаев, когда К. посредством особых предметов-символов маркирует себя в текстах. Мы не будем говорить о бессчетном множестве явлений, с которыми К. сравнивает себя, а обратимся непосредственно к тем предметам, на которые она сама указывает как на принадлежащие себе или характеризующие её как личность.
Набор этот если посмотреть – весьма странный и к реальным символам, кроме чёрного чемодана и зелёных чернил как особого выбора К. можно отнести: улыбку, топор, спички, белое платье и чёрный блокнот.
Возможно, к этим символам-маркерам К. стоило бы отнести также зелёные глаза, на которые автор не раз указывает в текстах, где подразумевается автобиографический смысл, но этот символ сложно считать специфическим и исключительно принадлежащим К., учитывая, что К. не раз оговаривалась о способности её глаз изменять свой цвет.
Рассмотрим каждый из символов К. отдельно в том контексте, который свойственен им в авторском тексте.
Улыбка
Улыбка, наверное, один из самых любимых символов К., которым автор наделяет описываемых лиц как абсолютным положительным качеством. В своих работах К. сама признаёт и не единожды называет улыбку символом, знаком, сочетающем в себе абсолютизированные положительные качества и (!) в том числе жертвенность.
О роли улыбки и её значении в жизни К. можно судить по тому, что с улыбки, как правило, начинаются судьбоносные знакомства автора, («Куда ни иду - возвращаюсь к его глазам. Они передо мной всегда. Их свет не уходит. Что так соединило нас? Я не знаю. Мы познакомились во сне. Мне приснилось, что я иду по радуге через всё небо. И он шёл мне на встречу. Такой отрешённый и гордый. Будто задумал что-то. И взгляд его был радостный и тихий. Там, на радуге, мы всего лишь кивнули и улыбнулись друг другу. Но до самой земли – его взгляд вёл меня. И с того дня этот свет стал в моей жизни единственным непреходящим светом. Когда садилось солнце и блекли звёзды, когда тучи затягивали луну и отчаянье, грусть и боль ослепляли – этот свет оставался со мной. Свет Надежды. Вот, что было в его глазах! …А на следующее утро мы столкнулись в дверях. И я сразу узнала его. И он меня. Распахнул передо мной двери, как словно бы знали друг друга целую вечность, и в глазах его зажглась такая радость, будто бы он встретил друга, которого не видел долгие годы. Один только миг, и каждый поспешил по своим делам. Как всегда, неотложным и важным. Как всегда – в разные стороны. Но мы оба обернулись вослед с улыбкой. Любовь? Какое светлое, чистое и сильное чувство! Но оно было в его глазах и до меня. Надеюсь, что в моих он видел то же самое.» из сборника «Записки из прошлого», «Глаза, в которых был свет») по улыбке, как по особому признаку она узнаёт людей («И поэтому я утверждаю, что он был самым мудрым человеком во всей Ирландии в своё время. Потому что в ответ – он просто смотрел на меня и улыбался. А улыбка свойственна лишь тем, кто знает ответ. Самый главный ответ, позволяющий носить её, не снимая.» из сборника «Записки из прошлого», «О моём учителе Кирне»), именно улыбку она ставит выше всех символов, с которыми призывает ассоциировать себя своего читателя: «Родство улыбок – лучшее родство.», «У кого улыбка в природе – у того со мной одна дорога.»,
Мой тайный знак
Мой тайный знак найдёте вы едва ли
Во внешнем мире редко он цветёт,
Он щит и меч от скорби и печали,
Улыбкой его сердце назовёт.
Давайте мы нетайным обществом назвавшись,
Миры и правила храня,
Друг друга узнавать, заулыбавшись,
И тем хранить и слово и меня.
Сложно судить, насколько действительно улыбка была свойственна самой К. или же она чаще всего ограничивалась своим излюбленным прищуром (улыбкой глаз), который, как правило, она приписывает себе именно как эквивалент улыбки. Тем не менее, именно улыбка, будь то «кельтский оскал», или «заговорщический прищур» является для автора самым любимым, распространённым и определяющим символом.
Топор
Стоит признать, что этот весьма странный символ очень характерен для К. не только как элемент парадокса (к которому часто тяготеет сам автор), но и как не менее чёткий указатель, опознавательный знак для «посвящённых».
Во-первых, стоит сразу оговориться, что К. ни разу не упоминает топор как реальное боевое оружие, тем более принадлежащее ей. Однако в том, что речь идёт именно о боевом топоре у нас сомнений не возникает и поэтому есть несколько объяснений. Воинственность К. во многом очевидна для тех, кто хоть раз соприкасался с её текстами и в этой связи топор как самое варварское оружие находит себе вполне логичное объяснение. Кроме того, стоит отметить топор как излюбленное оружие мифологического героя Уладского цикла Конала Кирнаха, к которому К. тяготеет и которого не раз упоминает в своих текстах, наделяя его главным опознавательным знаком «истинного» героя – улыбкой. Таким образом, посредством символа «топора» К. как бы «наследует» функции и образ Конала Кирнаха. Так же, немало важно отметить непосредственное предназначение топора – рубка (и деревьев в первую очередь). Таким образом, топор в творчестве К. выступает как элемент борьбы с системой, будь то система знаний, верований, законов и т.д. Не стоит также забывать о топоре, как и неком специфическом «божественном» маркере в кельтском пантеоне богов разрушения и возрождения.
Судя по всему, для автора топор весьма многозначный символ, вобравший в себя как «разрушительные», так и «созидательные» функции. «Топор – атрибут религиозной анархии, указывающий на того, кто в силе разрушить и создать разрушаемое.» «За топором творчество».
Моё дело
Моё дело топором своей правды
Рубить по живому, по рёбрам хрустящим.
Чтобы вскрыть в человеке, в глубине его сердца
Им самим позабытый для других уготованный свет.
Спички
Связь с огнём у К. является неотъемлемой частью самопрезентации и авторской самоидентификации в тексте. Однако выбор спичек как «репрезентационного» образа также вполне символичен, достаточно вспомнить про роль спичек в истории человека, чтобы понять, почему именно этот образ ближе автору, нежели иной источник света. Спички не есть сами огонь, но огонь добывается посредством спичек, сжигая их дотла, что вполне гармонично вписывается в концепцию «жертвенного сгорания», столь близкую К. Кроме того, то, что не может быть истреблено посредством топора, легко может быть уничтожено одним всполохом спички. «Всё, что не должно быть сожжено – должно быть вырублено, всё, что не должно быть вырублено – должно быть сожжено», «Тот, кто придумал спички – разгадал и меня.», «Улыбка, топор и спички – и моя дорога свободна.»…
Правда, как и в случае с топором, стоит оговориться, что для К. спички не являются абсолютным символом разрушения. Кроме того, спички — это то, что каждый из нас может носить с собой, чтобы в нужный момент иметь возможность изменить не только свою жизнь, но и историю.
Белое платье
Даже в тех случаях, когда К. говорит о трауре – белое платье остаётся её неизменным атрибутом. Оно остаётся её неизменным атрибутом. Оно остаётся таковым и в любое другое время, поскольку для К. не возможен никакой другой цвет одежды, кроме лиминального белого. Чем так мил ей этот цвет? Во-первых – белый это «цвет без цвета», т.е. отсутствие цвета как такового, или же, напротив, его начало. Во-вторых – белый это цвет чистоты. Белый – это цвет невесты; цвет абсолютного божества; цвет свободы; цвет начала; цвет бумаги. Поэтому – естественно – только белый и никакого зелёного, красного или синего, поскольку ничто так не пугает человека как именно белое платье. («Потому что любовь, ни новая, ни былая – не знает прошедшего времени. Она высветляет грусть. Из серого в белый. Облекая им всё. Заставляя выбирать его везде. Даже в одежде… Ох и дорого же он обходиться сердцу мой белый цвет! Выбеленный. Теперь ты никогда не выберешь другого. И отражение в зеркале снова вернёт тебя к началу. И ты будешь видеть в своём отражении то, против чего затеивался твой бой, то, что пугало тебя. Сейчас белые платья тебе идут. Потому что, если примириться со Временем и долго верить ему – рано или поздно… Оно выбелит, и твои волосы и высветлит глаза. Ты это знаешь. Ничто не пройдёт бесследно. И конец будет таким же, как и начало.» из сборника «Записки из прошлого» «Чёрный блокнот и белые платья»)
Чёрный блокнот
Чёрный блокнот является одним из самых странных и спорных, на мой взгляд, образов, столь близких и дорогих К. К слову – никаких чёрных блокнотов в чемодане К. мной так и не найдено. Однако, если верить автору – их было несколько и использовались эти блокноты для записи имён и дат жизни и смерти значимых для К. людей или тех, с кем она была знакома лично (или считала друзьями). В авторском понимании чёрный блокнот ни в коем случае не «список смерти», а своеобразная «книга памяти», которая всегда должна оставаться при К. как гарантия того, что она помнит всех, кто записан на его страницах. Возможно, именно это и объясняет отсутствие чёрных блокнотов в чемодане, если, конечно, не является очередной попыткой автора скрыть их содержание, как и большую часть своей жизни.
«Как глубока моя ненависть к моему чёрному многотомному блокноту! Как велико моё преклонение перед записями в нём?! Дороже всех стихов и книг моих. Истории, рассказанные ими – записями в чёрном блокноте!
Блокнот
Я сжечь боюсь один блокнот,
Где в столбик каждый божий год
Своей рукою я сама
Писала даты и имена.
Блокнот мой в чёрном переплёте,
Блокнот о нескольких томах…
Когда-то он был у меня в почёте,
А ныне вызывает страх.
И рукописи если потеряю –
Не страшно, их когда-нибудь найдут.
Но мой блокнот… Я это знаю,
Его отложат, не поймут…
С собой ношу его я как проклятье,
И год от года толще он.
Страшнее девы в чёрном платье,
Страшнее, чем огонь…
Его листаю я порою.
И меркнут нищие слова.
Зачем же я своей рукою
Его однажды завела?!
Теперь блокнот мой тяжелее камня!
И только в сердце – пустота.
А память смертная – державна…
Блокнот – могильная плита!»
(из сборника «Записки из прошлого», «Чёрный блокнот и белые платья»)
Данный набор образов-символов далеко не случаен для К. Вместе они рисуют весьма противоречивый и эклектичный портрет очень непростого человека, создавшего их и наделившего их репрезентационной силой. Мы не можем судить о том, идёт ли речь о реальных явлениях или вещах, сопутствовавших К. или лишь о метафорах, но с уверенностью можно утверждать, что человека, презентующего себя таким набором символов, было бы очень непросто оставить без внимания.