К моменту начала нашего движения уже вечерело. Вскоре количество света, сочившегося сквозь вставленные в слуховые окошки нашего вагона рамы со стёклами, дошло до минимума и уже не позволяло что-либо разглядеть, а тем более делать. Имевшиеся у караула пара-тройка электрических фонариков могли освещать только небольшие участки пространства, да и батареи их требовали экономии, поэтому держались они в тепле, за пазухой и включались только в случае крайней необходимости.
Буржуйка к тому времени была уже растоплена, однако прогреть половину вагона, отгороженную тентом, никак не могла. Вокруг печки было более-менее тепло, но с расстоянием количество тепла уменьшалось «обратно пропорционально её квадрату», в соответствии с неумолимыми законами физики. К тому же сквозь стены вагона в движении сквозило нещадно, что не улучшало его климатических условий. За бортом стояла сибирская стужа, не супер-пупер-ужасная, конечно, но градусов двадцать – двадцать пять ниже ноля, помноженные на гуляющий в теплушке ветер, согреться не давали... «…и холодные сопели солдата липли на его заскорузлые пальцы…» - как было сказано в первой части нашего повествования. 😁
Посему поэтому всё население теплушки сосредоточилось вокруг нашей буржуйки. От неё шло тепло и отблески света, она давала жизнь… ни дать ни взять – очаг в пещере первобытных людей. 🤗
Голодная смерть нам не грозила – продуктов было достаточно. Без разносолов, конечно, но тушёнка и консервированные каши да сухари были в наличии. Погрузочная команда, что грузила и крепила технику для нашего транспорта оставила нам несколько булок хлеба. Паёк в полку нам выдали на 10 суток, из которого мы к этому моменту сгрызли только на пару дней. Однако, как предполагалось руководящими документами - варить всякие блюда, супы да каши из рассыпных продуктов, конечно было нереально, ввиду отсутствия поварского опыта и нужных для этого удобств.
Воду хоть и экономили, но её пока хватало. Так что насущными для нас на данном этапе были две проблемы – свет и тепло. И если первая приводила, в принципе, только к неудобству, то вторая была критически важной, по известным причинам.
Двух с половиной свечек, выданных теткой – железнодорожницей, худо-бедно хватило на полторы ночи. Имевшийся в комплекте теплушки свечной фонарь был штукой весьма полезной, но и он не решал вопрос освещённости в полной мере, так как светил на метр вокруг себя и больше походил на ночник.
Систему охраны вверенного нам транспорта определил так: если стоим меньше получаса, то часового не выставляю, назначаю «наблюдателя из теплушки», с задачей постоянно высовывать табло из дверей (попеременно на обе стороны вагона), да посматривать за платформами и обстановкой. В случае чего такого противоестественного – верещать благим матом докладывать мне голосом.
Ну а если встали надолго, то очередной по утверждённому графику боец вооружался и становился часовым, которому предписывалось дальше конца вагона вдоль путей не удаляться, а только наблюдать. Ну а предпочтительнее всего вообще стоять напротив входа в теплушку, дабы успеть в неё запрыгнуть при начале движения.
В старые времена, охранять транспорт часовому полагалось даже в движении, для чего на платформе с грузом сооружалось ограждение из досок, типа перил, и горемыка даже на ходу поезда там торчал. Или сидел на тормозной площадке охраняемого вагона, наблюдая за транспортом в движении. Хорошо, что такие жёсткие требования давно уже отменили.
Согласно инструкции, караул продолжал выполнение задачи при потере до 30% личного состава, что в нашем случае составляло 1 ед. чел. Однако допускать таких потерь никто не желал, потому как это ЧП окружного масштаба, со всеми вытекающими и входящими… долго потом штаны ширинкой назад носить придётся. В случае же отставания от поезда, у каждого бойца при себе имелся военный билет, командировочное удостоверение, продаттестат и даже медкнижка (ежели в больничку загремит). Кроме того, в военнике лежала бумажка с номером транспорта, который надо было озвучить первому встречному железнодорожнику, после чего тот доставлял потерёныша к ближайшему военному коменданту, или в воинскую часть – по обстановке. Если была такая возможность, то отставуна сажали с оказией на паровоз, дабы догнать караул, ну а если нет, то отправляли впоследствии установленным порядком до места службы...
Ящик с нашим оружием стоял закрытый и опечатанный под нарами, накрытый плащ-палаткой, дабы не отсвечивать. На всякий такой экстренный случай, одно «весло» (калаш с деревянным прикладом, потому как выдали нам в караул именно такие) лежало под начкаровским матрасом и подушкой, с присоединённым магазином и готовым к действию. Потому как при внезапном нападении вообще был не вариант лезть под нары, открывать замок и доставать оружие, да ещё успевать фонариком светить, если в тёмное время. После чего заряжать «карамультук» и потом уже смело бросаться на врага. Вряд ли кто-то, конечно, на нас бы напал в движении, однако на то он и всякий случай, что случается всякое. Принцип «Надеемся на лучшее – готовимся к худшему» никогда меня по жизни не подводил. К тому же, при сильном желании, запрыгнуть в теплушку на малом ходу или сразу после остановки состава, пока караул ещё не прочухался, было вполне себе реально. И тогда дело решали волына подмышкой, весло под подушкой, или вообще рукопашка с топором и кочергой у печки... Однако, в описываемый наш выездной караул, никто на нас так и не напал. 👍
Ночью наш транспорт всё время таскали по путям, и часового на пост я не выставлял. Кое-как согревшись горячим чаем и сидением у раскочегаренной печки, а также ввиду полной невозможности что-либо делать в темноте и в движении, принял решение всё-таки отдохнуть на лежанке, путём смыкания глаз - то бишь поспать. Перед чем уточнил распределение личного состава по сменам: условный часовой (наблюдатель за транспортом и входом в теплушку), который соответственно находился у входа, снаружи отгороженной тентом части теплушки; караульный бодрствующей смены (он же истопник и наблюдающий за временем «будильник»), который сидел внутри нашей «караулки»; ну и один отдыхающий. Смена «играющего состава» – каждые два часа. Начкар, согласно инструкции, отдыхает только во время движения транспорта, по принципу: «стучат колёса – начальник спит, стоят колёса – начальник бодрствует».
Трясло нас на путях неимоверно, гремело в вагоне тоже отчаянно, и зимний морозный ветер шевелил наши короткие волосюшки на головах. Под аккомпанемент стука, грохота и свиста, укрывшись чем только смог и проверив на месте ли весло под матрасом, я провалился в сон.
И приснились мне полёты, полная потеря гравитации и космическая невесомость… Очнувшись, я удивлённо обнаружил, что на самом деле лечу! Лечу в темноте в полную неизвестность. В отблесках неверного света от свечного фонаря я увидел, что рядом со мной летел не менее удивлённый чайник с нашей буржуйки, щедро плеская вокруг кипятком. И вообще, в вагоне летело всё незакреплённое. Экая, однако, веселуха!, - промелькнула в голове мысль, и еле увернувшись от чайника с кипятком, я приземлился на карачки в паре метров от места ночного отдыха…