До 70-х годов XIX столетия военные умы всех стран Европы (в т.ч. и в России) были твёрдо убеждены, что получить армию с хорошими боевыми качествами возможно только при весьма продолжительных сроках службы, в 15 или 20 лет. Эти сроки не были взяты «с потолка». Начав военную службу в 20 лет, спустя 15-20 лет человек дряхлел, тяжелел и, в конце концов, становился непригодным. Расцвет приходился на возраст 25-35 лет.
Собственно, это утверждение верно и по сей день. Нельзя быть «трактористом на час» или «врачом на сутки», а именно это и происходит при всеобщей воинской повинности. Профессионал – это человек, сделавший какое-либо занятие своей постоянной профессией, т.е. изначально и навсегда.
Но таким людям надо хорошо платить, а делать это по разным причинам правительствам не хотелось. Как говориться, «За чей счёт этот банкет?» Желание сэкономить было главной причиной толкавшей власти на различные ухищрения, одним из которых был т.н. бессрочный отпуск – т.е. увольнение нижних чинов «в домы свои» с действительной службы за 5 лет до полной выслуги.
По сути, введение в 1834 году бессрочного отпуска стало в какой-то степени альтернативой неудавшемуся проекту, военным поселениям, к которым царь Николай I охладел после знаменитого холерного бунта 1831 года. Идея самовоспроизводившейся армии, которой не нужно было платить, всё время будоражила умы Императоров.
Проблемы вылезли наружу, когда во время Крымской войны 1853 – 1856 годов Россия была вынуждена призвать под знамёна несколько десятков тысяч бессрочно-отпускных солдат; тех, которые уже несколько лет находились дома в кругу семьи. Эти нижние чины зачислялись в резервные бригады резервных дивизий, где помимо них находились ещё и необученные рекруты. Подобная «гремучая смесь» оказалась смертоносной для армии и уже тогда высшему руководству страны стало понятно, что люди, не бывшие под знамёнами столь длительный срок, оказались неспособными служить как прежде, как по своему возрасту, так и по состоянию здоровья.
****
Начавшаяся Дунайская кампания предполагала стать долгой в виду недружественной политики бывшего союзника Австрии, а посему необходимо было правильно распределить имеющиеся силы.
Но уже 20-го октября 1853 года Император Николай I с тревогой писал князю М. Д. Горчакову, командующему русскими войсками на Дунае: «Не ошибайся в отношении резервов»:
«…В прежние войны резервов в полном смысле значения слова, как я его понимаю, не было. Оттого полки таяли, не получая подкрепления или получая голых, не обутых, изнурённых рекрут; полки таяли, гибли и за ними – никого! Теперь на каждый полк 2 батальона резерва, в нём половина старые, надёжные солдаты, а другая из рекрут, и через 6 месяцев каждый полк получит не менее 600 человек укомплектования; стало, к весне полки будут опять комплектованы и надёжно. Но, чтоб это возможно было, надо резервам быть на месте, в покое и обременять их сверх меры караулами и другими посторонними заботами, а ещё менее употреблять их без крайности против неприятеля…» .
Первообраз запаса 30-40-х годов был весьма незначителен, т.к. люди увольнялись лишь после беспорочного служения под знамёнами 15-ти или 20-ти лет в количестве около 17-ти тысяч человек ежегодно. К ним стоило прибавить ещё 10 тысяч человек, увольняемых в годовой отпуск.
В действительности людей, годных для поступления вновь на службу из бессрочного отпуска, было ещё меньше, чем числилось по спискам. Престарелый возраст отпускных делал процент не явившихся весьма значительным, а их самих – мало пригодными для перенесения тягот военной службы.
Мысль об уменьшении сроков службы с целью будущего накопления обученных людей среди населения уже тогда казалась большинству военных деятелей преступной. В частности, горячим противником нововведения был генерал Н. Н. Муравьев-Карский, будущий наместник Кавказа и автор нашумевшей в своё время записки «О причинах побегов и средствах к исправлению недостатков армии».
В своём дневнике от 15-го октября 1834 года он привёл разговор с царём:
«… Он спросил меня, как было принято в войсках распоряжение об увольнении после 20-ти летнего служения в бессрочные отпуски? Я отвечал, что сие возродило всеобщую радость в людях. Но как Государь желает знать мнение моё о сей мере, то я объявил ему, что чрез сие армия лишается последних людей, к службе годных, и что за отпуском сих последних останутся только одни рекруты и молодые люди, коими полки теперь наполнены. Я не имел права говорить Государю о неудобствах, которые произойдут от сего в самом крае и деревнях, которые наполнятся людьми без дела и без средств к жизни, от чего можно было ожидать больших беспорядков…» .
По словам Муравьёва, Императору были известны «все неудобства», проистекающие от «сей ошибочной меры» и что он даже «втайне признавал несообразность меры сей, которую исправить уже более не находил средств». К тому же бюрократическая рутина и чиновничий произвол осложняли эту процедуру
«… Знаешь ли, отвечал он, что в прошлом году из одного Гренадерского корпуса вышло 7000 солдат в бессрочный отпуск, а в нынешнем их выходит 6000. Но ведь их не выпускают без поверки формуляров в Инспекторском Департаменте. А знаешь ли, сколько из 6000 поверено в этом году? Только ещё 12…» .
В своём дневнике за июль 1850 года Муравьёв вновь возвращается к волнующему его вопросу о бессрочно-отпускных:
«… К сим мыслям ещё более обратишься, когда взглянешь на предстоящий роспуск нижних чинов в бессрочный отпуск. До 15,000 расходятся по отпускам, и места их должны наполниться людьми из резервов и рекрутами, ныне набираемыми. Отличные наши полки расстроятся до чрезвычайности. Уйдут лучшие солдаты, унтер-офицеры, фельдфебеля, музыканты; все унтер-штабы расстроятся. Толчок для армии ужасный, и едва ли она когда-либо поправится. Не менее того весною потребуют, чтобы корпус был представлен опять в том же виде, как он ныне представлялся! … Мало было опыта прошедших двух годов с этими резервами, истощившими казну и не принесшими никакой действительной пользы для укомплектования армии, которая наполнилась людьми, незрелыми в образовании своём или отвыкшими от тягостной службы. Но Государь или не знает о том, или не хочет знать того, а упорствует в гибельной для России и армии системе бессрочно-отпускных, чрез что он надеется иметь внутри Империи огромную армию, готовую представиться на первый его призыв…» .
Ещё один современник, будущий генерал-лейтенант и главный редактор «Военного сборника» и «Русского инвалида» П. К. Меньков, также восставал против бессрочно-отпускных:
«… Система бессрочно-отпускных, отняв в полках кадры старых солдат, изгнана тот воинственный дух, одушевляемые которым войска наши творили чудеса храбрости. Некому рассказать молодым солдатам о славных подвигах товарищей, о былых битвах и походах!... Вспоминания теперешнего солдата оканчиваются или блестящим разводом или неудачным парадом…»
****
Франко-прусская война 1870-71 годов сильнейшим образом повлияла на настроения военных умов Старого Света. Во многом под влиянием этой кампании (ва, главное, победы Германии) были пересмотрены взгляды на кадровую армию и её роль в будущей войне.
До сего момента казалась незыблемой установка, по которой войну может вести только профессиональная армия, в случае необходимости пополняемая резервистами. Быстрый разгром Франции поставил жирный крест на этой аксиоме.
Во французской армии 1870 года призванные резервисты, зачастую, способствовали разложению войсковых частей. Характерной в этом отношении может служить бригада Фердинанда-Огюста Лапассе (Ferdinand-Auguste Lapasset, 1817 – 1875), входившая в состав 5-го корпуса. Во время отступления бригада эта присоединилась ко 2-му корпусу и, подойдя к Мецу, её командир испросил разрешение передать всех резервистов гарнизону крепости. Лапассе был уверен в том, что его слабая, но спаянная часть будет действовать успешнее. Просьба командира была уважена, а его бригада, действительно, стойко выдержала все немецкие атаки, между тем как другие части даже при лучших условиях оказывались поколебленными.
Лапассе, правда, прославился и ещё одним эпизодом. 27-го октября 1870 года он получил приказ собрать знамена своей бригады и вернуть их в арсенал Меца, где их ждало сожжение. Однако он отказался подчиниться приказу командования; он собрал командиров и штабных офицеров своей бригады и приказал сжечь знамёна. Затем он написал своему начальнику генерал-аншефу Фроссару: «Смешанная бригада никому не возвращает свои флаги и ни на кого не возлагает печальную миссию по их сожжению; сегодня утром она выполнила ее сама».
Этот эпизод особенно памятен жителям городка Лиму, у которых всегда перед глазами в музее Петье мастерская работа художника Этьена Дюжарден-Боме. Среди своих войск, перед окружающими стенами крепости, лицом к собору Меца, на краю необъятной равнины стоит генерал Фердинанд Огюст Лапассе, грустный и немой, перед своими офицерами и перед почётным караулом, приставивший штыки, в последний раз идет салютовать флагам.
На волне огромных успехов пруссаков в минувшей войне вскоре и в России появились короткие сроки службы и неразрывно с этим связанное накопление среди населения запаса обученных людей, первоначальную идею которых с таким трудом проводил в жизнь Император Николай.