23 сентября его практически перенесли на руках. Этот дьячок, Григорий Иванович, имел два дома. В одном жили испанцы и португальцами с их полковником, а второй он отдал Мосолову, сам же ушел к знакомым. Мосолов отмечает, что это были добрые люди: каждый день они давали ему по куску хлеба, а людям простого вина; только в этом доме они начали есть хлеб, питаясь до этого в лучшем случае пареной пшеницей, пустой кашицей, иногда варили кусочек рыбы соленой. «Боже мой! - пишет Мосолов — Что только не перетерпит человек». В этот дом дьячок принес ему образ Спаса Нерукотворного, здесь он узнает о том, что цел Воспитательный дом и Тутолмин является его начальником, к которому пишет письмо с нижайшей просьбой прислать хлеба и кусок сахара. «Подлинно скоро и прислал фунт сахару, вина белого бутылку и белого хлеба. До слез была радость, что я это получил, не пивши чаю, которого мне немного дал дьячок, почти целый месяц, а особливо в болезни желал сего; благодарил Бога, что из крайности начал выходить! А потом Тутолмин и есть присылывал, наконец и сам меня посетил, удивился в каком состоянии я нахожусь; узнавши от меня, в каких я был опасностях».
В доме дьячка их уже никто не беспокоил, так как во втором доме стояли португальцы. Здесь Мосолов узнает последние новости, происходившие в Москве. Он рад, что многие русские не поверили прокламациям Лессепса о свободной торговле, пожалел тех, кто поверил, так как французы все отобрали даром. В дом к дьячку Александр Шевалдышев принес ему портфель, который у Мосолова отняли французы в саду. Денег то не нашли, а бумаги на ордена за подписью «матушки Екатерины», патенты оставили, все мокрые. Ордена только украли. Но это ничего, «деньги будут», так и новые купить можно. А бумаги насилу высушил.
Так, подспудно, узнаем мы и о пожаре, и о сильном ветре в Москве, и о проливном дожде. В своих воспоминаниях Сергей Иванович практически ничего не упоминает, в отличие от других авторов.
«Бог до меня милостив! Счастье мое, что изба у дьячка была теплая; жил вместе с людьми и мещанином Михаилом Николаевичем Поповым, что у меня дом берег, как я иногда из Москвы выезжал. Дьячок Григорий Иванович был его дядя, за что заплатил ему 25 рублей денег и за то, что мне он давал иногда чайку и меду; а потом живописец Иван Иванович... увидел моего человека Василия у ворот стоящего, и узнавши от него, что я пребываю здесь в доме, ко мне пришел... и сжалясь над моим состоянием, побежал к французскому генералу-ордонатеру...». Сергей Иванович упоминает его фамилию, которой не найти среди генералов Наполеона : Невевиль (Neuvevil'e).
Живописец являлся переводчиком у французского генерала, будучи по происхождению немцем. Так вот, этот самый живописец Иван Иванович объяснил ситуацию, в которой оказался почтенный русский генерал. «...сей ордонатер видно был доброго сердца, тронулся моим состоянием, или для того, что он из дому выезжал жить в Кремль, тотчас прислал сего живописца просить меня жить в тот дом, где он стоял. Сей дом г-на Веневитинова каменной о двух этажах; однако ж, в осторожность свою, я велел позвать к себе того дома управителя, его зовут Иван Григорьев,согласен ли он будет на сие? Пришел он ко мне и просил усердно, говорил «при вас-де мы все дворовые люди спокойнее будем, да и люди меня лучше слушаться будут, а то многие французам помогают».
ПРОДОЛЖЕНИЕ.