По кампусу моего уханьского университета каждый вечер прогуливался мужчина лет шестидесяти (или всё-таки семидесяти? по китайцам почти невозможно определить возраст: то, что для нас обычно "50-60", здесь превращается в "50-80"). Он выгуливал двух собак. Одна - старый и уже больной лабрадор, очень медленный, тяжело дышащий. Вторая - полкило ненависти и злости. Я не знаю породу, но что-то маленькое, скандальное и визгливое. С их хозяином мы всегда перекидывались при встрече несколькими словами в духе "Когда парня найдёшь себе китайского? - У меня уже есть. - Он китаец? - Нет. - А китаец лучше". И пока мы беседовали, я чесала за ухом старую собаку и гладила ее по спине. Она медленно, по-старчески виляла хвостом и горячо лизала мою руку. Ах, забыла: когда мы познакомились, собака была одна. Мелкая появилась позднее.
Однажды мы снова встретились, снова старая собака потянулась ко мне за лаской, тыча носом в мою ладонь, и у меня как-то - от жалости и любви - вырвалось вслух: "Я тоже тебя люблю". На китайском)) И как меня сразу облаяли полкило ревности, мама дорогая! Лай, визг! Поворачиваюсь к моему Отелло в щупленьком трясущемся собачьем тельце и говорю: "И ты, ты мне тоже нравишься". Несколько секунд тишины (думает, наверное, верить или нет). А потом полкило уязвлённой гордости разворачиваются и направляются в другую сторону. (Собаки гуляли без поводка, всегда по одному и тому же маршруту, то есть мохнатая мелочь прекрасно знала, в какую сторону идти, но нет - драма, буря, непрощение.) "Всё как у людей", - только и сказала я, глядя вслед гордо удаляющемуся хвосту. Всё как у людей. С хозяином мы посмеялись и разошлись по своим делам. И теперь каждую новую встречу меня облаивали так, что проходящие рядом студенты в испуге шарахались в сторону, а у меня начинало звенеть в ушах.
Может, это какой-то закон жизни, что мелкое завидует большому - захлебываясь лаем, бросая собственный путь, кусая руку, которая тянется пожалеть и приласкать?
--
Елена
346