Сгорбившись над мольбертом, сидел художник с тоскливыми глазами и с почти уже высохшей
кистью в правой руке, навроде сигары, не находя, как исправить полотно. Левые пальцы его
теребили бровь, а мысли были не здесь, мыслями он был в древней Палестине.
Никак в этот
раз не удавался замечательному портретисту взгляд великого поэта и земляка. Высокий лоб,
надвое разделенный неглубокой и нестарой морщинкой, откинутая на бок прядь густых русых
волос, крупная родинка на переносице, довольно крупный нос и немного надменный рот,
обрамленный тщательно выбритыми губами и подбородком- эти элементы дались сравнительно
легко, но глаза! Именно глаза выходили пустыми и безжизненными. А ведь уже придуман
прекрасный интерьер: дом его отца- крупного по меркам воронежской губернии скототорговца
(прасола). Поэт очень любил и восхвалял их общую с художником родину, но чахотка оборвала
его жизнь. В то время будущему автору многих портретов, родившемуся в год смерти Пушкина,
исполнилось лишь пять лет. Художник мало того, что предпочитал работу с натуры, так и
искренне считал, что невозможно написать настоящий портрет не познакомившись с
портретируемым максимально коротко, чтобы была возможность увидеть его движения, мимику,
повороты тела, походку, улыбку, брови, глаза, одежду, манеры. Эта работа совершалась с чужого портрета, о натуре речи не было. Взгляду он уделял
особое внимание, подолгу подбирая разные сочетания эмоций- в этом и состояло его
удивительное мастерство. Расстраиваясь, что не удаётся вложить все знания о поэте в его
самоуверенный взгляд, он вспомнил, что предоплату в двести рублей серебром он уже получил
от заказчика. Честь его не позволяла оставить этот долг "неочищенным", и он вынужден был
работать, словно проклятый, вновь и вновь рисуя графитные этюды на картоне и примеривая их
к холсту, каждый раз не удовлетворяясь работой.
Заказчик же- высокий и подтянутый бородатый мужчина с пронзительными, почти черными
глазами в это время входил в свой кабинет. Позанимавшись физкультурой и дождавшись
ежедневного и модного в ту пору кофия, посмотрев на свой карманный Breguet, он начал
работать. В его кабинете по стенам тут и там висели прекрасные произведения русских, в
основном, живописцев; в его доме царили гармония и любовь: жена Вера полностью разделяла
вкусы своего супруга; на его мануфактурах день и ночь создавался текстиль, снабжая всю
неохватную империю тканями и пополняя его кошель значительными суммами. Жил он, по меркам
крупного фабриканта отнюдь не на "широкую ногу". Настоящей его страстью было русское
искусство, его он собирал для потомков. Он считал, что художник должен быть свободным,
чтобы писать талантливо, для этого тратил серьёзный капитал на покупку произведений
отечественных мастеров. Истинным подарком судьбы стала их встреча и дружба с живописцем.
Бесподобные портреты Грибоедова и Шевченко, сделанные с дагерротипов поражали своим точно
ухваченным характером, однако, поэт Кольцов художнику почему-то не давался. Что-то
угнетало даровитого мастера и покровитель догадывался, что именно. Дело в том, что великий
портретист мечтал запечатлеть образ Иисуса. Ему отлично удался образ Христа в пустыне, но
автор считал его слишком "божественным". Идея его была поместить Сына Божия среди людей,
обличив таким образом толпу, не принявшую его. Живописец подступался к нему и так, и эдак,
лепил из гипса голову для будущей модели, но дело не спорилось. Неудивительно, ведь
Менделеев или Боткин могут позировать,
в отличие от Христа. Заказчик знал, что это-
непростая задача. Недавно его товарищ скульптор ваял Христа в мраморе- и это была тяжелый,
изматывающий, но интереснейший труд.
Только острая нужда в деньгах заставляла выполнять заказы не с натуры, а с чужих портретов
или фотографий, но делать этого мастер портретной живописи очень не любил. А ведь начинал
художник, как талантливый ретушёр фотографии. Ещё ему не особенно нравилось писать женские
портреты, за исключением многочисленных изображений дочки Софьи. Однажды его друг заказал
написать жену Веру, и скрепя сердце он долго мучался, изображая эту волевую женщину из
старинного рода Мамонтовых.
Приезжая в гости, виртуоз кисти много общался с хозяевами дома
и их детьми, он читал им вслух новые сочинения только что прославившегося на литературном
поприще Салтыкова, взявшего псевдоним "Щедрин".
Уже заканчивая заказ Веры Николаевны, он
столкнулся с новым вызовом: обострившаяся подагра уложила в постель главу семейства,
постоянно до этого отказывающегося от собственного портрета. Очень хорошо зная характер
своего друга, портретист с невероятной скоростью создаёт эталонное небольшое изображение
одного из главных меценатов своего времени.
Именно в этот период судьба безжалостно отняла его любимого сына Марка, и художник впал в
депрессию из которой выйти ему уже было не суждено. Одной из самых пронзительных работ
мастера современники признавали портрет Некрасова в период "последних песен", где сильно
постаревший, измождённый и больной преемник Пушкина уже не встаёт с постели, и чувствуется
его близкий конец.
Здоровье стало подводить и живописца: врачи обнаружили у него
аневризму. Удручённый опытом мастер кисти создал ещё немало портретов высшего класса,
среди которых Айвазовский, Перов, Верещагин и многие другие коллеги по цеху.
Царь
Александр Александрович со своей супругой тоже пользовался услугами великого виртуоза,
получив в свою коллекцию несколько потрясающих праздничных картин.
По многу часов в день работал этот невероятный живописец, пытаясь свести концы с концами.
Но расходы неумолимо росли, а здоровье крепче не становилось, приходилось почти постоянно
спасаться морфием. На закате своих лет, ко всему прочему добавилась размолвка с его другом
и покровителем. В один из таких апрельских дней, как всегда напряжённо работая,
портретируя известного доктора Раухфуса, он, качнувшись, упал навзничь, навсегда выронив
свою гениальную кисть.
Примерно так в моих глазах выглядит образ Ивана Николаевича Крамского- величайшего
русского портретиста. В тексте описан так и неудавшийся портрет Алексея Кольцова.
Вторым из основных образов в роли "заказчика" ввожу величайшего собирателя русского
искусства- Павла Михайловича Третьякова, так как их судьбы очень переплетены. Картина "Христос в пустыне",
несколько раз
виденная мною в галерее по-прежнему волнует меня, однако второй не самый удачный (в т.ч.
по мнению автора) вариант изображения Иисуса- это "Хохот. Радуйся царю иудейский".
Всю свою жизнь, чувствуя свою силу, пытался он изобразить Всевышнего и показать своим братьям во Христе с разным успехом. Множество портретов (в том числе выдающийся Ивана Шишкина на пленэре и Л.Н.Толстого в его имении) других известных людей и неизвестных крестьян
не поместилось
внутри такой небольшой статьи, а также несколько програмных работ, как например:
"Неизвестная", "Неутешное горе", "Осмотр старого дома"или "Русалки".
Не стал также описывать раздорную переписку Крамского и Третьякова, а ещё не сказал ни слова про передвижников (в том числе и его ученика Илью Репина) и участие в этом обществе Ивана Николаевича, так как посчитал это лишним нагромождением. Спасибо за внимание, желаю приятного просмотра.