Сенатор Джозеф Маккарти демонстрирует конгрессменам карту региональных отделений Коммунистической партии США. Слушатель явно удручён открывшейся апокалиптической картиной
В этот день, 9 февраля 1950 года, родилось политическое движение, известное как маккартизм. Сенатор-республиканец Джозеф Рэймонд Маккарти (англ. Joseph Raymond McCarthy; 1908—1957) в этот день выступил в Республиканском женском клубе в западновиргинском Уилинге, и заявил: «У меня на руках список из 205 сотрудников Госдепартамента, которые оказались либо имеющими членский билет, либо безусловно верными коммунистической партии, но которые, несмотря ни на что, все ещё помогают формировать нашу внешнюю политику». Затем список был пополнен ещё тремя тысячами американских чиновников. Многие фигуранты списка были уволены с работы. После проверки книжных фондов публичных библиотек было изъято около 30 тысяч наименований книг «прокоммунистической направленности».
Маккартизм наглядно показал, как буржуазная демократия сама отказывается от своих характеристических черт, эволюционируя в сторону открытой буржуазной диктатуры. И главный рычаг в этом процессе — антикоммунизм. Исторический опыт маккартизма (а точнее, сопротивления ему) очень полезен и поучителен в наше время, когда его аналог — декоммунизацию — переживают бывшие соцстраны Европы. А возможно, и весь мир?
Джозеф Маккарти на обложке журнала "Time". 1951 год
Очень неплохо высмеял маккартизм современник этого явления — писатель Роберт Шекли (1928—2005). Приведу ниже отрывок из произведения "Хождение Джоэниса", в котором Шекли от души всыпал маккартистам:
"— Мы ждём ответа! — провозгласил Пелопс.
— Я настаиваю на своих конституционных правах, а именно на Первой и Пятой поправках. — сказал Джоэнис, — и, со всем уважением к вам, отказываюсь отвечать.
Пелопс зловеще улыбнулся.
— Этот номер у вас не пройдёт, мистер Джоэнис, поскольку Конституция, за которую вы сейчас так цепляетесь, была пересмотрена или, точнее, обновлена теми из нас, кто дорожит её неизменностью и оберегает её от выхолащивания. Упомянутые вами поправки, мистер Джоэнис, — или, может быть, мне следует называть вас товарищем Джоэновым? — не позволяют вам хранить молчание по причинам, которые с радостью объяснил бы любой член Верховного Суда, — если бы вы удосужились спросить его!
Эта сокрушительная речь в корне подавила любое возражение... Джоэнис сперва побагровел, а затем побелел как смерть. Поставленный в безвыходное положение, он всё же раскрыл рот, чтобы отвечать, но в этот миг был спасен вмешательством одного из членов Комиссии, сенатора Зарешеткинга.
— Прошу прощения, сэр, — обратился сенатор Зарешеткинг к Пелопсу, — прошу прощения также у всех, кто ждёт ответа на вопрос. Я хочу лишь кое-что сказать и требую, чтобы мои слова занесли в протокол, потому что иногда человек должен говорить прямо, несмотря на то что это может причинить ему боль и даже нанести политический и материальный ущерб. И всё же такой человек, как я, обязан высказаться, когда долг велит ему высказаться, невзирая на последствия и полностью сознавая, что это может противоречить общественному мнению. Таким образом, я желаю сказать следующее: я — старый человек и многое повидал на своем веку. Мой долг заявить, что я — смертельный враг несправедливости. Меня называют консерватором, но, в отличие от некоторых, я не могу мириться с определенными вещами. И как бы меня кое-кто ни называл, я надеюсь, что не доживу до того дня, когда русская армия займёт город Вашингтон. Таким образом, я выступаю против этого человека, этого товарища Джоэнова, но не как сенатор, а, скорее, как тот, кто ребёнком резвился в холмистой местности к югу от Соур-Маунтин, кто ловил рыбу и охотился в глухих лесах, кто постепенно взрослел и наконец постиг, что значит для него Америка, кто осознал, что соседи послали его в Конгресс для того, чтобы он представлял там их и их близких, и кто теперь считает своим долгом сделать настоящее "заявление. Именно по этой и только по этой причине я обращаюсь к вам со словами из Библии: "Зло есть грех!" Некоторые умники среди нас, возможно, посмеются, но так уж оно есть, и я глубоко в это верую.
Члены Комиссии разразились бурными аплодисментами. Хотя они много раз слышали речь старого сенатора, она неизменно будила в них самые высокие и благородные чувства. Председатель Пелопс, сжав губы, повернулся к Джоэнису.
— Товарищ, — спросил он с лёгкой иронией, — являетесь ли вы в настоящее время членом коммунистической партии и имеете ли членский билет?
— Нет! — воскликнул Джоэнис.
— В таком случае, назовите ваших сообщников в то время, когда вы являлись членом коммунистической партии.
— У меня не было никаких сообщников. Я имею в виду...
— Мы отлично понимаем, что вы имеете в виду, — перебил Пелопс. — Так как вы решили не называть своих сотоварищей-предателей, не признаетесь ли вы нам, где находилась ваша ячейка? Нет? Так тогда скажите нам, товарищ Джоэнов, не говорит ли вам что-нибудь имя Рональд Блейк. Или, проще выражаясь, когда вы в последний раз встречались с Рональдом Блейком?
— Я никогда с ним не встречался, — ответил Джоэнис.
— Никогда? Это очень смелое заявление. Вы пытаетесь заверить меня, что ни при каких обстоятельствах ни разу не встречались с Рональдом Блейком? Не сталкивались с ним самым случайным образом в толпе, не сидели в одном кинотеатре? Сомневаюсь, что кто-нибудь в Америке может вот так категорически утверждать, что никогда не встречался с Рональдом Блейком. Желаете ли вы, чтобы ваше заявление было занесено в протокол?
— Ну, знаете, возможно, я встречался с ним в толпе, то есть я хочу сказать, что я мог оказаться в одной толпе с ним; я не утверждаю наверняка...
— Но вы допускаете такую возможность?
— Пожалуй, да...
— Прекрасно, — одобрил Пелопс. — Наконец-то мы добираемся до сути. Причём я прошу вас ответить, в какой именно толпе вы встречались с Блейком, что он вам сказал, что вы сказали ему, какие документы он вам передал, и кому вы отдали эти документы...
— Послушайте, — взмолился Джоэнис. — Я не знаю ни этого Блейка, ни того, что он сделал.
— Рональд Блейк был обвинен в хищении чертежей новой малогабаритной двенадцатицилиндровой модели "студебеккера" повышенной комфортности и в продаже этих чертежей советскому агенту, — сухим голосом констатировал Пелопс. — После объективного суда, в соответствии с законом, приговор был приведён в исполнение. Позже были разоблачены, осуждены и казнены тридцать его соучастников. Вы, товарищ Джоэнов, являетесь тридцать первым членом самой крупной из до сих пор нами раскрытых шпионских организаций.
Джоэнис попытался что-то сказать, но обнаружил, что трясётся от страха и не может выдавить ни слова."