Глава 9. На Китовом хребте
Рыболовный траулер оперативной промысловой разведки «Фламинго» полным ходом бежал на банку Вальдивия в центральной части Китового хребта. Затянутое облаками небо не давало солнцу ни единого шанса расцветить хоть что-нибудь в цветное. Всё было как в чёрно-белом кино — оловянное небо, свинцовая зыбь. Сашка с Николаем стояли на корме и наблюдали за парящими над водой олушами — большими похожими на чаек белыми птицами с чёрными кончиками крыльев.
— Как юнкерсы пикируют, — заметил Николай
— Похоже, — отозвался Сашка, наблюдая как очередной олуш с высоты тридцати метров, заваливаясь на бок складывает крылья и стрелой пикирует в кильватерную струю, а через несколько секунд выныривает с рыбиной в клюве.
— Не промахнулся, — констатировал Николай, — смотри какую большую поймал, проглотить не может.
Олуш, с торчащим из клюва рыбьим хвостом, сидел на воде, покачиваясь на лохматой ряби кильватерной струи. Ещё через несколько секунд он справился с добычей, резким движением отправив её внутрь тела.
— Проглотил всё-таки, — удивлённо заметил Сашка, — сейчас пойдёт на взлёт.
Отяжелевшая птица, отплыв в сторонку от кильватерной струи, развернулась носом к ветру и предприняла попытку взлёта. Придав крыльям нужную форму и усиленно работая лапами, она смогла слегка оторвать тело от воды, оставляя на гладкой поверхности частые следы-пятачки.
— Чисто Боинг на взлёте, смотри, закрылки опустил, — сказал Николай.
Но что-то не сложилось, и птица не полетела. Толи ветер в этот момент притих, толи рыбина оказалась чересчур большой.
— Слишком перегрузился, — весело отозвался Сашка, — теперь пока не облегчится не полетит.
—Это у них быстро получается, не то что у нас, — улыбнулся Коля, — пару минут и всё в порядке.
— У нас тоже иногда бывает быстро, — усмехнулся Сашка, — смотря какую рыбу съешь, ты рувету пробовал?
— Вкусная зараза, — ответил Николай, только наши желудки её жиры не переваривают.
— Вот и я про то, немного съешь вроде бы ничего, а хочется ещё, и где эта грань, когда без последствий обойдётся. Смотри, Коля, целая эскадрилья спикировала.
— Красиво!
Судно заметно сбавило ход.
— Подходим к Вальдивии, кстати, Коля, ты всё знаешь, откуда у банки такое название?
— Это в честь немецкого научного судна. В конце прошлого века Кайзеровская Германия была на подъёме, колонии в Африке захватывала, ну и конечно смотрела, чем можно поблизости поживиться. Закинули они однажды свой невод в морскую пучину, думая, что там глубоко…
— И пришёл невод с тиною морскою? — усмехнувшись перебил Сашка.
— В том то и дело, что не с тиною, как у Пушкина, а с донным илом. А ещё со всякой живностью, включая крабов. Вот так, Саша, можно сказать случайно, была открыта банка Вальдивия, а с нею и весь Китовый хребет.
— Я тоже несколько банок открыл. Компот и сгущёнка не в счёт, — добавил Сашка, предвидя, что Коля не упустит случая съязвить по этому поводу, — на Угловом поднятии дело было. Одну даже предлагали назвать «Гидроакустическая», в честь того, что я на неё по гидролокатору судно вывел. Но в Москве наше название задробили, и обозвали «Перспективная».
— В истории промразведки известен всего один случай, Саша, когда название, открытой нашим поисковым судном подводной горы дали в честь члена экипажа, и это утвердили в Москве.
— И что же это было?
— Гора Альберта. По имени второго штурмана. Видимо там на верху не разобрались, в честь какого Альберта, и утвердили.
— Повезло нашему Альберту, увековечили на карте. Пора на мостик, пойду, гляну, что там эхолоты рисуют.
Определение местоположения судна в открытом океане вдали от берегов представляло собой трудную задачу, и в лучшем случае точность составляла несколько миль. А в худшем, если скажем не видно солнца или звёзд, и того больше. Когда небо затянуто сплошными облаками, и нет возможности определиться с помощью секстана, то судно идёт по счислению, используя данные гирокомпаса и лага. И если гирокомпас довольно точный прибор, то судовой лаг так себе, к тому же он не учитывает такие параметры как океанское течение. За пару пасмурных дней ошибка в определении местоположения может составлять десятки миль, а это уже больше чем размер подводной горы, на которую надо выйти. На «Фламинго», как и на всех судах, был установлен радиопеленгатор КПИ-4, но он хорошо работал только в северной Атлантике, где была сеть радиомаяков. А тут на Китовом хребте можно было рассчитывать только на секстан и немного на гидролокатор. По гидролокатору, если хорошо умеешь им пользоваться, на слух, по характеру эхо можно определить в какую сторону от судна идёт уменьшение глубины. Но всё равно, сначала надо оказаться где-то рядом с горой. Сашка всё это знал и спешил на мостик, чтобы помочь штурману вывести судно на вершину горы. Это даст точную привязку к карте, от которой можно плясать и дальше.
На мостике было тихо. Второй помощник в штурманской рубке, положив судовой журнал на карту, что-то писал. Рулевой стоял у окна, привычно озирая пустой горизонт. Сашка глянул на самописец эхолота. Линия глубины потихоньку ползла вверх, и дошла уже с трёх километров до двух с половиной.
— Сколько до банки осталось, Петрович? — крикнул Сашка второму, включая гидролокатор.
— По моим расчётам, Саня, мы уже на ней.
— Да ладно, Вальдивия не какая-нибудь горушка, она десять миль в длину. Какая сейчас скорость, я опускаю ногу.
— Опускай, восемь с половиной примерно.
Генератор гидролокатора прогрелся, Сашка выключил эхолот, чтобы не было помех, надел наушники и, установив антенну гидролокатора под углом к горизонту, начал прощупывать дно. Через пару минут, поймав нужное эхо, он уверенно сказал второму, стоявшему рядом с ним, что надо повернуть влево градусов на пятьдесят. Второй скомандовал рулевому и тот, отключив автопилот, положил руль лево на борт. Сашка, не снимая наушников, продолжал прощупывать дно теперь уже в переднем секторе обзора. «Давай ещё 30 влево, Петрович», — неестественно громко сказал он, не ощущая из-за наушников силу своего голоса. Второй подвернул ещё. Вскоре на мостике появился капитан.
— Ну что, едрить-ага, нашли банку, какая глубина у нас? — капитан бросил взгляд на самописец эхолота.
— Сейчас выйдем, Геннадий Семёныч, — сказал Сашка, снимая наушники и включая эхолот. Поколдовав с настройкой фазировки, он вывел на самописец линию дна, которая стремительно шла вверх. — Тысяча сто метров, и продолжает уменьшаться.
— На макушку выйдем, Саня?
— Не сомневайтесь, не промажем.
— Как это, едрить-ага, у тебя получается? — удивился капитан, видя, что глубина уже меньше 1000 метров, — мы бы сейчас пол дня галсами бегали, пока не наступили, а тут опустил ногу и на тебе.
— Это, Геннадий Семёныч, как в темноте фонариком посветить. Только фонарик звуковой, а мозг анализирует эхо и выдаёт картинку.
— Кому-то выдаёт, а кому-то, едрить-ага, ни хрена. Ну ка, Маэстро, объясните по подробнее, а то ходишь-ходишь без света по полю туда-сюда, пока, едрить-ага, в эту кучку добра ногой не вляпаешься.
Сашка переключил звуковую индикацию с наушников на динамик.
— Слышите, сначала идёт сигнал посылки «бамм», а через пару секунд отражённое от дна эхо «пшш»
— Ну, слышу.
— А сейчас я отверну фонарик в сторону и звук изменится. — Сашка развернул антенну на несколько десятков градусов влево. — Слышите «бамм», а затем «ш-ш-ш», и времени между ними уже не две секунды, а побольше. Значит луч фонарика бьёт не в стенку, а как бы вдоль неё. А если после «бамм» ничего не отзывается, значит и стенки никакой нет. Но всё это в пределах дальности действия нашего фонарика.
— Ещё в первом своём самостоятельном рейсе, осваивая премудрости работы гидролокатора, Сашка понял, что знаний, полученных в мореходке недостаточно. Луч гидролокатора в воде «светил» не по прямой, а изгибался в зависимости от изменения плотности воды. Пришлось дома запастись соответствующей литературой, изучить свойства океана, структуру воды, дна, поведение его обитателей, как мелких, образующих звукорассеивающие слои (ЗРС), так и крупных — стайных рыб и тех, что живут у дна. Удовлетворив своё любопытство в этих вопросах, Сашка понял, что при помощи гидролокатора может представить окружающее подводное пространство в виде объёмной трёхмерной модели, где его мозг, как в пазле, из множества частичек информации складывает общую картину. Его чуткий, музыкальный слух, улавливал в отражённом звуке малейшие нюансы, и по характерным признакам определял где есть что — где дно, где ЗРС, а где рыба.
Пока Сашка объяснял премудрости работы с гидролокатором, судно вышло на основное плато банки с глубиной около 300 метров. Для точности привязки координат необходимо было найти ещё макушку горы с минимальной глубиной 215 метров. Тем временем на самописце эхолота появилась жиденькая щёточка в придонном слое.
— Это рыба, Геннадий Семёныч, как пить дать, — Сашка ткнул пальцем в самописец, — вон там, на самом дне.
— Рыба, говоришь, — капитан внимательно посмотрел на линию дна и едва заметные штришки над ней. — Рыба это, едрить-ага, хорошо. Пойдём, Саня, карту посмотрим, куда нам трал поставить.
Они пошли в штурманскую рубку, где на столе была разложена карта банки Вальдивия, нарисованная вручную береговыми специалистами. На ней были обозначены контуры банки, глубины, позиция вершины и трассы для безопасного траления.
— Жи и ши, говоришь, Саня, мудрёно всё это, давай выводи нас, едрить-ага, на макушку и будем ставить трал, — капитан ткнул пальцем в точку на карте, показывая второму штурману место постановки. — Бамм, говоришь? Вот он наш, едрить-ага, БАМ на сегодня, — капитан провёл пальцем по трассе траления. — Дадим стране угля, едрить-ага, хоть мелкого, но много. Так Сашка? — Тот кивнул головой и удалился к своим приборам. Через полчаса он вывел судно на вершину, а затем пошёл на кормовую палубу проверить подвязку тралового зонда.
Новенький экспериментальный канатный пелагический трал был разложен на промысловой палубе. Его ещё девственной белизны канаты тянулись от верхней и нижней подборы через всю палубу, до уложенной аккуратной змейкой сетной части. Завершал инсталляцию у самого слипа траловый мешок к концу которого был прицеплен вытяжной глаголь-гак. Сашка подошёл к своему зонду. Пластиковый корпус прибора был прикреплён к верхней подборе трала и обвязан по бокам дюралевыми кухтылями. Вибратор зонда раз в секунду издавал довольно громкие щелчки.
— Не подведёт твой «ИГЭК», — спросил подошедший к Сашке старший тралмастер.
— Нет, если не будете дёргать при постановке за кабель-трос. Любите вы подержать подбору моим тросом, чтобы не запутаться.
— Ну есть такой грех, а что толку тянуть нераскрытый трал.
— А что толку, Валера, тянуть раскрытый трал вслепую по горам. Оторвём ещё и трал. Всё равно придётся выбирать и чинить кабель-трос.
— Ладно-ладно, будем поаккуратнее, как тебе подвязка, может кухтылей добавить?
— В порядке подвязка, мне всё нравится. Одно беспокоит, по техническим данным наш «ИГЭК-У» работает до глубины 600 метров, а тралить наверняка придётся глубже.
Сзади послышалось частое собачье дыхание.
— Ого, Бич, да у тебя новая медаль, — тралмастер потрепал судового любимца за холку.
— Что там у него, Валера, очередная полусотня крыс? Ну ка, дай лапу, Бич, давай лапку, дружок.
Сашка присел на корточки, и взяв Бича за лапу стал разглядывать его медали: «Эта за экватор, эта за 50 побед над крысами, а это новая, за 100».
— Даже не верится, что у нас столько крыс было.
— А чего ты сомневаешься, Саня, — сказал подошедший боцман, — мы уже сколько в море, прикинь. Если в день по штуке, и то больше получается. А Бич иногда по восемь душил, — при этом он обнял радостно кинувшеюся к нему собаку и, оторвав от палубы, покружил.
Щёлкнула трансляция: «На палубе, через пять минут ставим трал». Боцман опустил собаку, приговаривая:
— Сейчас Саша и Валера поймают тебе новых зверюшек, будешь с ними играться.
Бич любил выходить на выборку трала. Спрятавшись за полубортиком, он с интересом разглядывал улов, выискивая взглядом новых морских обитателей и ожидая возможности познакомиться с ними поближе. Моряки специально подбрасывали ему для ознакомления все, что попадало в трал.
«На корме, по местам. Пошёл трал!» — услышал Сашка поднимаясь по трапу в кормовую рубку, чтобы посмотреть, как уйдёт в воду его зонд. Начиналось самое интересное — рыбалка на подводной горе.
Гора Вальдивия представляла собой возвышенность в центральной части Китового хребта с наименьшей глубиной 215 метров. Довольно плоская вершина с глубинами около 300 метров тянулась вдоль меридиана на 10 миль и была шириной в 3 мили. В юго-западной части горы небольшие выступы скальных пород могли повредить трал, поэтому трассы траления на карте были проложены в обход опасного места. За пределами этой площадки глубина резко увеличивалась, обозначая довольно крутые склоны. Два года назад наш флот успешно работал на банке, ловя рыбу-кабана и красноглазку. Успешно, это когда за сутки судно добывает 40 тонн рыбы. В прошлом году уловы резко сократились, и держать здесь промысловый флот стало не рентабельным. Однако контроль за районом был необходим, что и было возложено на «Фламинго». Необходимо было проверить те места где рыба ловилась и поискать новые.
На мостике был аншлаг. Собрались все любители рыбалки, понимающие что происходит и с азартом предвкушающие конечный результат. Они тихо стояли в сторонке, стараясь не мешать капитану, который неотрывно наблюдал за показаниями эхолота и тралового зонда.
— А, Саня, ну ка посмотри, где у нас, едрить-ага, вершинка, — капитан отошёл на шаг назад от стойки с самописцами, уступая место появившемуся гидроакустику.
Сашка глянул на левый самописец эхолота, на котором во время траления отображалась информация с тралового зонда. Трал раскрылся нормально, на все свои 25 метров. Переключив диапазон самописца зонда на 300 метров и добавив усиления, он дождался появления линии дна, и только после этого опустил ногу гидролокатора.
— Сейчас, Геннадий Семёныч, посмотрим где она прячется.
Так уж получилось, что у Сашки не было учителя, который объяснил бы все премудрости работы с гидролокатором. На судне всегда один гидроакустик, а точнее электрорадионавигатор-гидроакустик, так называется эта должность в трудовой книжке и в судовой роли. Почему-то по трудовому законодательству именно судовому навигатору были положены некоторые льготы, связанные с дополнительным питанием и пенсионным возрастом. Видимо, береговые законотворцы посчитали, что раз навигатор отвечает за радиолокатор, то именно он облучается этим самым прибором больше всех. Хотя совершенно ясно, что больше всех облучаются те моряки, которые постоянно находятся на открытой палубе. «Был бы ты просто гидроакустиком, — объяснял ему когда-то эти премудрости начальник радиостанции Женя, — шиш бы ты, Саня, сгущёнку лопал. Даже назови тебя — гидроакустик-электрорадионавигатор, а такое раньше у нас было, и никаких уже льгот. И учти, главной твоей задачей на судне является поддержание приборов в рабочем состоянии. А уж искать рыбу или выводить судно по гидролокатору на вершину горы — это обязанность судоводителя. Даже настраивать приборы, и эхолоты, и радиолокаторы, тоже должны они».
То же самое твердили и другие: «Смотри, чтобы у тебя всё нормально пахало и крутилось. Это на кошельках нужны акустики-слухачи, вот там бы тебе цены не было, а тут, на траулере, техника работает — ты хороший специалист, не работает — иди в комиссары». В комиссары Сашке не светило по причине беспартийности. Он, воспитанный на патриотизме и любви к Родине, однажды в рейсе подал заявление на вступление в КПСС, но первый помощник, махровый партократ, выставил условие: «Уговоришь двух матросов тогда и тебя примем». Это обстоятельство навсегда отбило у него охоту вступать в такую партию.
А специалист из Сашки получился неплохой. Тут всё сложилось как надо. Интерес к рыбалке у него был с раннего детства. Своего первого леща он поймал на удочку в шесть лет. А теперь у него вместо удочки был рыболовный траулер, а вместо речки весь Мировой Океан. Будучи заядлым радиолюбителем, с техникой Сашка был, как говориться, на ТЫ. Популярный журнал «Радио» он знал практически наизусть, каждую статью, каждую схему. Чинить сложную электронную технику для него было удовольствие. А ещё у него был хороший музыкальный слух, отшлифованный учёбой в музыкальной школе, а это для гидроакустика очень важно.
В шестом классе Сашка записался в городском Доме Пионеров в радиокружок и очень увлёкся радиотехникой. Что в общем то предопределило выбор профессии. Он уже давно мечтал о море, о далёких странах. «Клуб кинопутешественников» была его любимая телепередача, которую он никогда не пропускал. География и физика были для него самыми важными предметами в школе. Словом, где-то с шестого класса он уже знал, чего хочет, и к этому стремился. Закончив Полесскую восьмилетнюю школу, Сашка поехал в Калининград поступать в среднюю мореходку. Ему хотелось поскорее слезть с родительской шеи, а в мореходке — на всём государственном, да ещё стипендию дают.
Он хорошо сдал вступительные экзамены, но не прошёл медкомиссию. Сашка слегка опоздал, добираясь из Полесска в Калининград. В центре города сносили Королевский замок — взрывали могучие стены и танками растаскивали огромные куски. Трамвай не ходил, пришлось идти пешком и Сашка попал в кабинет хирурга, когда весь поток абитуриентов уже прошёл, а коридор больницы опустел. Средних лет доктор, в окружении нескольких молоденьких практиканток из медучилища, смотревших ему в рот, не спеша, пристально, со всех сторон осмотрел голого, смущённого присутствием девушек Сашку, ткнул пальцем в пупок и обернувшись к практиканткам, явно любуясь собой, важно изрёк: «Вот вам типичный пример врождённой пупочной грыжи».
Сашка пережил настоящий шок. Вернувшись домой, он набросился на маму: «Как же так, почему я об этом не знал?» Грыжа действительно была не заметной, но опытный хирург разглядел и показал практиканткам тоненькую щелочку в Сашкином пупке. «Ничего, сынок, — успокоила его мама, — что не делается — всё к лучшему. У нас это в роду, и у меня, и у дедушки твоего, погибшего не фронте». «А как же его взяли с грыжей, мам?» — изумился Сашка. —Наверное не заметили, а он и не сказал. Вот закончишь десять классов и поступишь в высшую мореходку».
Всё так и случилось. Перед окончанием школы пупок в районной больнице зашили и Сашка благополучно поступил в КВИМУ на радиотехнический факультет. Учился с удовольствием, понимая, что попал туда куда мечтал. Учёба давалась легко, сказывался радиокружок. На втором курсе его взяли в вокально-инструментальный ансамбль, который организовали его однокашники радисты. Тут пригодилось музыкальное образование. Уже через месяц репетиций ансамбль с большим успехом играл на танцах в актовом зале мореходки и даже в областном драмтеатре, который арендовало КВИМУ для проведения особо важных праздников. После Нового Года, завалив зимнюю сессию, ушёл Валера Налиткин, первый руководитель ансамбля, и Сашку выбрали главным. Правда на третьем курсе он сам чуть не вылетел, не сдав вовремя сразу два экзамена. Декан факультета, Григорий Давидович Чертков, вызвав его на ковёр, строго отчитал и сказал: «Молодой человек, Вы должны выбрать — или музыка или профессия». Сашка сделал соответствующие выводы, подтянул все хвосты и больше учёбу не запускал. У него был хороший пример — Олег Газманов.
Олег часто заглядывал в каморку за актовым залом, где репетировали по очереди три училищных ансамбля. Он был на год с небольшим старше Сашки и учился на холодильщика на два курса впереди. Сам он тоже начинал играть в училищном ансамбле. Сашка помнил, как первокурсником, в 1970-м, под Новый Год на танцах в ДК Рыбаков, лихо отплясывал под "Еллоу Ривэ" и «Шизгару» в исполнении училищных "Морских звёзд", где пел и играл Олег. Затем, когда Сашка был на втором курсе, "Морских звёзд" уже не было. Кого-то отчислили за неуспеваемость, кто-то оказался на практике в море, в их числе был и Газманов. Опустевшую нишу заполнили новые энтузиасты, создав сразу три ансамбля. Вернувшись с полугодовой практики Олег попытался "причалить" к какому-нибудь из этих ансамблей, но как-то не сложилось. Он не был ни выдающимся гитаристом, ни особым вокалистом. Но что-то в нем было такое, что выделяло его из простых курсантов и тянуло Сашку к общению с ним. Олег был заряжен какой-то особой энергетикой. Его таланты проявлялись во всём: в спорте — КМС по спортивной гимнастике; в учёбе — красный диплом КВИМУ; в музыке — он, не приткнувшись к училищным ВИА, вскоре оказался в лучшем (по Сашкиному мнению) Калининградском ансамбле "Атлантик", который с большим успехом исполнял его, Олега, песни. Особенно нравилась Сашке заводная "Мне хочется белого снега".
В том году, когда Сашка завалил сессию Олег сказал ему: "Саня, ты что, хочешь попасть на Доску Почёта?» — так у музыкантов называлась висевшая на стене репетиционной каморки фанерная табличка с выжженными паяльником именами курсантов, отчисленных за неуспеваемость. «У тебя что, мозгов не хватает? Соберись, все твои беды от безалаберности и лени". И Сашка собрался. Конечно до отличника Олега ему было далеко, но больше в учёбе он ниже четвёрки не опускался. В музыке тоже появились определённые успехи. Его ансамбль "Морские звёзды", названный так в продолжении традиций того первого ансамбля, в котором играл Олег, два года подряд в 73-м и 74-м занимал первое место в конкурсах вокально-инструментальных ансамблей Калининградской области. Эти конкурсы проводил райком комсомола Ленинградского района. В нём участвовали сначала 7, а на следующий год 22 ансамбля. Таким успехом можно было гордиться. Такой успех позволял Сашке на равных общаться со всеми Калининградскими музыкантами.
В мореходке была катастрофическая ситуация с музыкальными инструментами и аппаратурой. Не было ни хороших гитар, ни усилителей с колонками. Ребята радисты сами собирали из того что можно было раздобыть то, что могло играть. Сашка своими руками сделал себе бас-гитару, из доски, ламинированной под малахит, дубового бруска и трёх пар наушников. Но, пожалуй, самой главной изюминкой технического творчества музыкантов-радистов были эксперименты с разными электронными устройствами, создающими звуковые эффекты. Вместе с другом, радиолюбителем ещё покруче Сашки, они постоянно собирали схемы из иностранных радиожурналов, проверяя как те "звучат" на наших инструментах. Ничего подобного в Калининграде тогда ни у кого не было, и это интересовало Олега, который частенько заглядывал на репетиции "Морских звёзд", чтобы самому побренчать на эффектах. А Сашке было интересно ходить с Олегом на репетиции "Атлантика". Вот там с аппаратурой было всё на высоте. Там были два "Регент-60" — это лучшая звуковая техника, которая была тогда в стране, это то, что было у «Поющих гитар», у «Песняров». Этот мощный усилитель с двумя колонками, сделанный в братской ГДР, был заветной мечтой любого самодеятельного ВИА. А тут сразу ДВА!!! Электроорган «Weltmaister» — тоже предел мечтаний. Он, в отличие от отечественной пищалки «Юность», издавал звуки как у «Deep Purple», как у «Uriah Heep». Ударная установка — "Амати". А какие гитары!
"Атлантик" не был профессиональным. Он существовал при организации СЭКБ-промрыболовства, занимавшейся разработкой орудий лова и промысловой техники. Это солидное предприятие, единственное в СССР, занимающееся по этой теме, имело даже свой флот из нескольких кораблей. Организовал ансамбль Александр Пячин, бывший мореходец, учившийся, как и Олег на холодильщика, но вылетевший уже с первого курса, о чём была памятная запись на "Доске Почёта". Он устроился на работу в СЭКБ промрыболовства и узнав, что там практически без дела пропадает такая аппаратура, вскоре организовал ансамбль, получивший впоследствии название "Атлантик". Постепенно он подтянул туда других участников в том числе и своего приятеля Олега. Через каких-нибудь полгода Атлантик стал самым популярным в Калининграде музыкальным коллективом, включая и профессиональные. Его стали посылать на различные конкурсы и даже за границу. Апофеозом стало участие в популярном телевизионном шоу «Алло мы ищем таланты», где ребята заняли первое место в региональном конкурсе, проходившем в Донецке. Но тут случилось несчастье. Выступление транслировалось по центральному телевидению, и кто-то, кажется из Владивостока, увидел у ребят свою пропавшую гитару. Она была крутая, Сашка её знал и даже пару раз играл на ней. Такого чистого звука нельзя было извлечь ни из одной другой гитары. Но оказалась, что ребята купили в Москве у фарцовщика краденую гитару. Разразился скандал и несмотря на то, что они были не виноваты, вернули гитару её владельцу и отбили назад у фарцовщика свои деньги, это стоило «Атлантику» участия в финальной части конкурса в Москве.
Через пару лет Саша Пячин вернулся в мореходку, но не учиться, а на работу в должности завклуба, которую он совмещал с работой в СЭКБ. Это открыло возможность Сашкиному ансамблю иногда для концертов пользоваться великолепной аппаратурой «Атлантика».
К концу учёбы в мореходке не было в Калининграде ни одного ДК, ресторана, кафе и даже столовки, где бы не отметился Сашкин ансамбль. Почти каждую субботу кто-то из курсантов справлял свадьбу, и все хотели заполучить своих «Морских звёзд». 50 рублей на пятерых, плюс еда и пара бутылок водки были не лишними для пяти курсантов-музыкантов.
Летом 1975 года Сашка на отлично защитил диплом и распределился в «Запрыбпромразведку», которая в то время переживала самый рассвет своего существования. Тем же летом он женился, как говорится «по любви с первого взгляда». В отделе связи промразведки женатиков ценили больше, из-за меньшей текучести кадров. Узнав, что Сашкина жена должна родить ребёнка, когда тот будет ещё в рейсе, начальник отдела связи Борис Петрович Юдаков, выдавая направление на корабль, сказал ему: «Ну парень, теперь ты наш надолго, теперь тебе, Александр Александрович, семью кормить надо». В отделе связи умели пестовать своих специалистов. Первый рейс Сашка отработал практикантом на НПС «Эврика», затем был самостоятельный рейс на БМРТ «Атлант». Поняв, что перспективному специалисту не хватает практического опыта, отдел связи направил Сашку на НПС «Аргус» под крыло хорошего наставника.
Научно-поисковое судно «Аргус» — БМРТ специального проекта. Там ещё при постройке были оборудованы научные лаборатории и единственный на рыбном флоте вычислительный центр. А ещё в радиослужбе судна были две должности по обслуживанию радиоэлектронной техники — ЭРН-гидроакустик и инженер РЭНО. Вот здесь Сашка прошёл настоящую школу практической работы с судовой электронной техникой. Его наставником стал инженер РЭНО Женя Серёгин, настоящий самородок из Российской глубинки. На десять лет старше Сашки, спокойный, рассудительный Женя, был кладезь мудрости, и житейской и по работе. Высшее образование он получил в том же Сашкином КВИМУ заочно. Экзамены сдавал экстерном, досрочно. «Вот это голова! — восхищался Сашка, зная, чего стоит самостоятельно изучить сложные технические науки». Родом из старинного города Коврова, Владимирской области, приятно окая, Женя толково объяснял Сашке любые вопросы. На всё у него были готовые, глубоко продуманные, веско аргументированные ответы. И никакого словоблудия вокруг да около, всё только по делу. Они быстро сдружились.
Этот рейс на «Аргусе» был не обычный, такие в промразведке назывались «американскими», что означало работу в море с учёными из США. А ещё это означало, что будут заходы в американские порты, экскурсии в интересные места, да и просто общение с людьми из-за железного занавеса.
Перед выходом в море Сашка узнал, что на судне есть электрогитара и барабан с тарелкой — эдакий отечественный муз-набор, который распихивался по нашим судам скорее для галочки, чем для чего-то полезного. Он обрадовался такому обстоятельству и загорелся идеей организовать на судне ансамбль, чтобы дать с ним концерт для американцев. Для этого Сашка прихватил с собой две своих гитары, несколько динамиков и кучу радиодеталей. Предстояло также подобрать из экипажа для ансамбля подходящих ребят. Желающих было много. Сашка выбирал главным образом из тех, у кого есть голос, бренчание на гитаре не было решающим аргументом. «Играть я вас научу, — обещал он выбранным ребятам, — а вот петь, это больше от природы». Процесс подготовки занял ровно два месяца. За эти два месяца ежедневных двухчасовых репетиций ему удалось из ребят, никогда не игравших на музыкальных инструментах, создать настоящий ансамбль, с которым не стыдно было выступать на сцене. Какие это были ребята! Миша Злоказов — матрос, будущий боцман, не без труда, но освоил бас-гитару, научившись петь и играть на ней одновременно. «Тяжело в учении — легко в пою, — шутил, подбадривая его Сашка. — Ты у нас, Миня, как Пол Маккартни — и певец и на гитаре игрец». Боря Нефёдов, — тоже матрос, будущий рыбмастер, набив на пальцах мозоли, научился-таки играть на ритм-гитаре, и тоже хорошо пел нужную партию. Коля Сенчук, — матрос, будущий начальник радиостанции, освоил игру на ударных инструментах, и тоже неплохо при этом пел. Сашка, с помощью судового токаря, смастерил для него ещё один барабан. Тот же токарь помог изготовить три микрофонные стойки. Женя Серёгин, видя усилия друга, старался всячески ему помочь где советом, где радиодеталями из своих запасов. Сашка мастерил звуковые колонки и усилитель для гитары. Это требовало очень много времени и Женя выдал ему эдакий карт-бланш, на месяц освободив от рутинной работы по обслуживанию судовых приборов.
Мало кто верил, что из Сашкиной затеи выйдет что-нибудь стоящее. Но, когда ровно через два месяца после выхода в море на судне состоялся первый концерт, все ахнули. Перед зрителями выступал настоящий ансамбль музыкантов, которые играли и пели на четыре голоса, глядя не на свои пальцы, а прямо в глаза публике, и улыбались, и кланялись, всё по-настоящему, причём пару песен исполнили на английском языке. Как ни старались наши объяснить присутствовавшим на концерте американцам, что это обычные советские моряки, а не профессиональные музыканты, что большая часть аппаратуры изготовлена прямо в рейсе, те так и не поверили, посчитав что это советская пропаганда, и всё подстроено специально. Впрочем, как и рассчитывал Сашка, эффект был достигнут, и американцы тут же пригласили его ансамбль дать концерт в Вудсхоле, небольшом городке — главном морском научном центре на восточном побережье США. Концерт в скором времени состоялся, успех был грандиозным. Сразу последовали приглашения на разные мероприятия, всем хотелось увидеть настоящих рок-музыкантов из СССР, представляющихся простыми моряками. Но тут переполошилось судовое начальство, не на шутку испугавшись такой популярности Сашкиных музыкантов. Первый помощник, грудью встал на защиту советских моряков от враждебных попыток коварных американцев заманить их в логово империалистического разврата. Под предлогом «как бы чего не вышло» были отвергнуты все предложения. И только после настоятельных просьб американцев, получив добро от высокого берегового начальства, комиссар разрешил поездку в Бриджуотер — старейший американский колледж, готовивший учителей. Поехали человек тридцать из экипажа под бдительным присмотром комиссара и офицера из КГБ Виктора Николаевича Новикова (в американские рейсы всегда ходили представители КГБ), хорошего мужика, который старался быть незаметным, и Сашку с его ансамблем никак не доставал.
Колледж — целый студенческий городок, встретил наших моряков как родных. Особенно запомнился праздничный ужин, на котором студенты из 15 разных стран приготовили свои национальные блюда. Нашим предстояло выбрать что-то из этой экзотики. Впрочем, нашлись и такие, кто попробовал всё. Ещё Сашке запомнился паренёк, которому так понравился его самодельный гитарный усилитель с множеством эффектов, что он тут же предложил ему за него 200 долларов. И Сашка почти согласился. 200 долларов были для него фантастические деньги, а усилитель он мог сделать ещё. Но бдительный комиссар, заподозрив неладное, крутился всё время рядом, так и не допустив совершиться этой сделке.
На следующий день кто-то из американцев принёс на судно газету, где на одной из первых полос красовалось фото Сашкиного ансамбля. Под ним был восторженный отзыв о концерте в Бриджуотере и всё тот же скепсис по поводу, что музыканты «простые советские моряки».
Уже после рейса сидя с Олегом в ресторане гостиницы «Калининград», где тот подрабатывал музыкантом, Сашка хвастал своими достижениями:
— Мы были в штатах первым ансамблем из СССР, — он показал Олегу американскую газету, — сейчас там «Песняры» гастролируют, но мы всё-таки были первыми.
— Давай, за твои успехи, — Олег протянул рюмку с водкой.
Чокнулись, выпили.
— Ну и что, — спросил Олег, — где теперь твой ансамбль, ты бы лучше привёз мне из штатов что обещал.
Сашка обещал Газманову привезти 100-ваттный динамик или хороший микрофон.
— Ансамбля больше нет, — грустно вздохнул Сашка, — все мои ребята по разным рейсам разосланы, как я не просил за них в конторе. А динамик я чуть было не купил. Представляешь, захожу в тамошний радиомагазин и вижу большой такой громкоговоритель, — он показал руками размер динамика, — мощность 75 ватт, на ценнике 25 долларов. Я продавца спросил насчёт 100-ваттного, он пообещал, что через неделю будет. Через две недели я снова туда наведался, но 100-ваттника так и не появилось.
— Надо было этот купить, — с сожалением сказал Олег.
— Рискованно было, вдруг он тебе не подойдёт, а 25 долларов для меня там большие деньги были. Я фирменные джинсы покупал по 2 доллара, они у них из моды вышли, а у нас самое то, за 200 рублей улетают. — Сашка налил ещё по стопке. Выпили.
— Ты чего-нибудь из Америки привёз интересного.
— Полсотни пластинок. Сам не покупал, всё американцы надарили. Мы, когда первый раз подходили к берегу, а это был городок Баззардс-Бей, там у них мореходка типа нашей, шел очень сильный снег. Когда швартовались я слепил снежок и бросил в сторону берега, а там несколько пушек стояли, как памятники, и множество людей собралось нас встречать, в основном местные курсанты. Так вот, мой снежок угодил прямо в ствол пушки, запечатал её очень символично, под восторженные крики собравшейся публики. Снега тогда за день выпало чуть ли не по пояс. Настоящее бедствие для всего штата Массачусетс. «Это Русские зиму свою привезли», — шутили американцы. Затем курсанты к нам в гости толпами ходили типа на экскурсию. Тут и начался безудержный ченч. У каждого курсанта за пазухой были пластинки, плейбой, сигареты. У наших — шапки, самодельные ножи, матрёшки. Кто-то красную икру в баночках предлагал, мол страшный дефицит. Только американцы никак не могли понять, что такое дефицит. Им объясняют: «Ну, например, ты хочешь купить слона, а его нет», а они: «Плати и тебе привезут». В конце концов им растолковали, что это такое и они сказали, что дефицит и у них есть — это работа.
— Ну а ты что предложил нашим американским друзьям, — с улыбкой спросил Олег после того как они выпили ещё по рюмке, — небось тоже без шапки вернулся.
— Естественно, — улыбнулся Сашка в ответ. — У меня ещё было несколько наших пластинок — Пугачёва, Песняры, Поющие гитары, всё обменял. На следующий день многие курсанты щеголяли в русских шапках-ушанках. Те, у кого их не было сильно завидовали, на улице то морозец, а у них у всех кепочки летние. А затем несколько раз в гостях мне предлагали выбрать из пластинок, всё что нравится. Обычно у них в домах пластинки сотнями на полу вдоль стены метра на три стояли. Я выбирал штук пять, больше совесть не позволяла, Битлов в основном, Иглз, Квин, ну и прочее. В воскресенье на барахолку возьму, покажу.
Олег и Сашка часто встречались на Калининградской барахолке. Там в самом конце тусовались фарцовщики с пластинками. Там можно было узнать все новинки мировой музыкальной жизни, встретить друзей — музыкантов, продать или обменять свои пластинки.
— А у тебя что новенького, Олег.
— В музучилище учусь.
— Да ладно, — удивился Сашка, — ты же музыкалку не заканчивал, без неё разве в училище берут? На хоровом что ли, нет, погоди, дай угадаю, на дирижёрском.
— По классу гитары.
— Ха-ха, гитарист-заочник, ну прям кабачок 13 стульев.
— Нет, — улыбнулся Олег, оценив шутку, — на очном.
— Так ты окончательно определился, будешь музыкой заниматься?
— Да, Саня, я свой выбор сделал, море не для меня, скучно там. Кандидатскую защитить тоже не получилось, руководитель проходимцем оказался, наобещал горы, а сам … В общем, пишу песни, завожу нужные связи, играю в ресторане, наш ансамбль называется «Визит», денег пока хватает. Ты знаешь, у нас музыканту без корочек об образовании никак нельзя. Сплошная дискриминация. Ни зарплаты, ни песню продвинуть.
— А вот у Битлов все без музыкального образования, и что?
— Так это там, за бугром, а здесь, водительские права важнее умения хорошо водить машину. Так и в сфере эстрады, без корочек ты никто. А как тебе американцы, какие они?
— Нормальные ребята. Они нас уважают, мы их. У нас Гагарин, у них Луна. В общем «Союз-Аполлон». А что с твоим «Атлантиком» случилось, куда он подевался?
— Рассыпался наш «Атлантик», Саня. Сначала Барек-басист, ушёл в филармонию, они там свой «Атлантик» организовали, профессиональный, сейчас по стране гастролируют. А затем и остальные по ресторанам разошлись.
— Завидую тебе Олег, я бы никогда не решился вот так, взять и всё круто поменять в жизни. Меня тоже в музыку тянет, и песни свои есть, но мне, и моя работа нравится. Давай ещё по одной за твои будущие успехи.
Они выпили.
—Мне пора на сцену, — сказал Олег, вставая из-за стола.
— «Элизабет» споёшь? — попросил Сашка, — знаешь, как мы её в Америке бацали и «Белый снег» тоже.
— Хорошо, Саня, кстати завтра у нас генеральная репетиция в ДК рыбаков. Группа «Визит» готовится к концерту по комсомольской линии, приходи послушать.
— Я приду, и магнитофон переносной возьму, запишу из зала как оно всё у вас звучит.
Макушка Вальдивии была точно по курсу. Горизонт хода трала выровнялся, и нижняя подбора по расчётам должна была пройти на каких-нибудь пять метров выше дна. Все замерли в ожидании. Но вот линия дна на эхоленте сначала выровнялась, так и не дойдя до намеченной отметки, а затем начала валиться вниз.
— Приборы врут, Саня? — капитан вопросительно глянул на акустика.
— Думаю, течением трал сносит, приборы в порядке, — уверенно ответил тот.
— На корме, посмотрите куда едрить-ага ваера смотрят? — скомандовал капитан, сразу сообразив в чём дело.
— Градусов пятнадцать вправо, — ответили с кормы.
— Давай, майнай помалу, пока не скажу, — приказал капитан рулевому-лебёдчику в кормовой рубке, — а то совсем без рыбы останемся.
Впереди был ещё довольно большой участок трассы траления, и капитан решил провести трал в касание — это когда стальная цепь нижней подборы скребёт по дну, не давая рыбе возможности ускользнуть под трал.
— Стоп травить!
— Есть стоп травить, — эхом отозвалась кормовая рубка.
На самописце тралового зонда линия дна совместилась с нижней подборой и тут же пошёл заход рыбы в трал.
— И вновь продолжается бой, — удовлетворённо загудел себе в нос капитан, — и сердцу тревожно в груди, и Ленин … А что, Саня, твой самурай, едрить-ага, заход рисует? — капитан имел ввиду японский траловый зонд «Фуруно».
— Самурай на отдыхе, Геннадий Семёныч, чего зря японца гонять, вот оторвём ИГЕК, тогда и узкоглазый сгодиться.
— Резонно, кормовая, майна пятьдесят, — скомандовал капитан, заметив, что нижняя подбора на самописце снова начала отслаиваться от линии дна.
Траление на подводных горах, как правило, скоротечно. Минут через десять начали выборку трала. Народ потянулся на корму посмотреть результат траления.
Улов оказался небольшим, немногим больше двух тонн рыбы-кабана и красноглазки. Когда куток подняли над палубой и высыпали содержимое, там оказалась огромная килограмм на сто плоская рыбина. На судах промразведки существовало железное правило: первыми к улову допускаются научники. Никто не может взять ничего пока те не дадут добро. Игорь-удав с напарником прихватив две корзины подошли к улову. Ещё один научник вышел с ведром под всякую мелочь. Сашка пошёл с ними. Игорь осмотрел рыбину, обмерил её рулеткой и кивнул тралмастеру: «За борт!» Дело в том, что это оказалась рыба-луна, она не съедобна в отличии от очень похожей на неё рыбой-солнце. Обе эти рыбы не часто, но иногда попадались в улове и рыба-солнце высоко ценилась у моряков наравне с рыбой-меч, или парусником. Отобрав нужное количество образцов для изучения, научники ушли. Добытчики быстро смайнали улов в один из бункеров и занялись перетряхиванием трала. Тралмастер легонько свистнул, кивнув головой в сторону рыбы-луны, и тут же к нему подбежал Бич. «Давай, поиграйся, можно», — пёс замер в нерешительности в двух метрах от огромной рыбины. Он помнил, как не так давно трёхметровая акула у него на глазах легко перекусила палку швабры, которой ей тыкали в нос. Тралмастер подошёл к рыбе-луне и пнул пару раз по неподвижному телу: «Не бойся, не кусается». Бич громко гавкнул и не увидев никакой ответной реакции, уже осмелевший, подошёл поближе и начал её обнюхивать. Затем подёргав рыбину за хвост и плавники и поняв, что поиграться не получится безразлично отошёл в сторонку. «Иди сюда, мой славный пёс», — Сашка подобрал с палубы ещё живую крупную креветку, запутавшуюся длинными усами в верёвках трала и поманил ею собаку. «Смотри, Бич, как усы шевелятся, — он пощекотал усами собачий нос. Бич фыркнул и отвернулся, не принимая Сашкиной игры. — Да, креветкой тебя не удивишь». «Бич, крыса! Ищи крысу!» — крикнул кто-то из матросов, видя тщетные попытки Сашки как-то развеселить собаку. В одно мгновение Бич метнулся в сторону, куда показывал матрос, и больше на палубе уже не появился. Сашка ещё некоторое время смотрел как добытчики спихивают рыбу-луну по слипу за борт, а затем, осмотрев траловый зонд, пошёл на мостик. Впереди было следующее траление, а затем переход на банку «Бета».
Предыдущая глава:
Следующая глава:
Ссылка на весь контент: