Ми́ка, Во́льфрам и Пискун обычно встречались в полузаброшенном долгострое, недалеко от неопрятных многоэтажек городских общежитий. В основном народ побаивался сюда ходить из-за навевающих жуть, особенно в сумерках, остовов полуразбитых стен, бетонных перегородок между этажами, так и замерших на стадии между возведением и разрушением, топорщившихся развороченными арматурами и поблескивающими в вечернем угасающем свете осколками битого стекла. Безвестные строители, наверняка давным-давно забыли о безликом творении своих рук, глядящем на город слепыми деформированными провалами намеченных окон и дверей разверстых в пустоту, по всему фасаду до высоты пятого-шестого этажа.
Пискун частенько оставался в этом месте ночевать в старом истасканном спальном мешке вместе с Микой. На самом деле его звали Егор, но прозвище прилипло из-за не в меру хриплого прокуренного голоса, не вязавшегося с видом худенького белобрысого паренька.
Родители Пискуна упивались до бессознательного состояния с какими-то «левыми» личностями, неубедительно именуемыми «гостями», которые часто менялись. Пискун оставался в «штабе» - так мальчишки прозвали это неприветливое для других место, когда дома случалась очередная попойка. После того, как один из «гостей» едва его не изнасиловал в пьяном угаре, Вольфрам притащил для него из родительского гаража старый спальник. Пискун тогда вырвался, заехав насильнику по голове, удачно подвернувшейся низенькой детской табуреткой и сбежал, выскочив в одном свитере и домашних спортивках.
Вольфрам из них троих происходил из самой «благополучной» семьи: адвокат Концебовский и его жена уехали на заработки за границу, оставив Вольфа – так звали Вольфрама на самом деле – на попечение восьмидесяти пятилетней бабушки, которая плохо слышала, и сама нуждалась в уходе. Вольфрам обожал Сарру Аароновну, но к школе питал стойкую неприязнь, предпочитая «штаб» и общество Пискуна общению с назойливыми учителями, вечно чего-то требовавшими. Каждый вечер, чтобы не волновать бабушку, он неизменно приходил домой к восьми часам вечера, обязательно купив хлеба и молока – Сарра Аароновна даже не подозревала о похождениях внука, счастливо пребывая в убеждении, что он отличник по всем предметам и незаменимый помощник по хозяйству.
Как звали Мику на самом деле, никто не знал – мальчишка прибился к их компании случайно. Тогда Пискун и Вольфрам впервые решили обследовать «штаб», взяв друг друга на «слабо». Дойдя почти до половины старой заброшки, они заметили кучу грязных тряпок, которая неожиданно зашевелилась при их приближении и оттуда появился грязнущий Мика, изрядно напугав будущих товарищей. Вольфрам тогда принес ему своей одежды: почему-то все вещи Мики оказалась в солидоле и, даже тайком от бабушки, привел помыться в ванной, которую потом еле отмыл после визитера. Из них троих Мика постоянно жил в «штабе». Вольфрам натаскал для него из дому старых одеял и бабушкиных пальто. Они старались не расспрашивать друга, почему он оказался здесь, сбежав явно не от прекрасной жизни.
Мальчишки проводили время возле костра, который разводили в старой закопченной бочке из-под горючки - она хорошо отдавала тепло, курили, травили анекдоты, рассказывали истории и страшилки. Пару раз пришлось отбиваться от других подростков, которые заглядывали «на огонек», иногда их маленькая компания на некоторое время увеличивалась, пополняясь ребятами, сбежавшими из дому или приюта. Вольфрам притаскивал еду, деньги, старые вещи, не позволяя друзьям воровать.
Прохладным осенним вечером они привычно сидели вокруг бочки попивая приторно сладкий кофе из бумажных стаканчиков.
̶ - Сегодня ведь Хэллоуин, - сказал Вольфрам, - Тридцать первое октября. Ой! Забыл совсем! Мы же с бабушкой напекли печенье, «Уши Амана» называется. Мы вместе старались! Она традиционное пекла, треугольными конвертиками с маком, а я… Погодите кофе допивать! – он полез в рюкзак, достал оттуда объёмистый бумажный сверток.
̶ - А-а-а! Попробуй-ка ведьмин пальчик! – Вольфрам достал из пакета окровавленный палец, протянув его Мике: тот завопил, пролил кофе и отскочил.
-̶ Балбес! Это же печенье! – засмеялся Пискун над испуганным товарищем.
̶ - Да, это я налепил такое, - Вольфрам с улыбкой разломил палец и сунул в рот, - Ноготь из миндаля, кровь из малинового варенья. Держи, не бойся.
Мика, попытался засмеяться, но расстроенный взгляд его остановился на перевернутом стаканчике.
− Я скоро не смогу приходить, - сказал Вольфрам. Мика поднял на него по-щенячьи преданные глаза, а Пискун многозначительно констатировал:
− Оп-па!
−Директриса настучала в соцслужбу, что я не хожу в школу, а они привязались к бабушке.
−И чё? – Пискун немного презрительно сплюнул через дырку между передних зубов прямо в костер, - Я вон уже три месяца в школе не появлялся, родокам – хоть бы хны! Эти, из службы припёрлись, а мама ещё со вчера не отошла, не пустила их. И всего делов! А вообще, пусть сначала поймают! Я могу совсем домой не ходить некоторое время – все равно там голяк и жрать нечего!
−Ты не понимаешь! Они бабушку прессуют, а она старенькая, у неё сердце слабое! Родители еще не скоро приедут, а может и не вернутся совсем.
Независимый Пискун пожал плечами, выражая легкое презрение ко всем взрослым в принципе. Мика, помолчав ещё немного, выпалил:
−А давайте играть в «квача»?
Это было еще одно их извечное развлечение: «догонялки» вперемешку с «прятками» по разбитым полам, зияющим бездонными провалами, с зависанием между этажами над разбито-стекольной бездной захламлённого двора, перепрыгиванием из окна в окно: они казались себе и друг другу безумно «крутыми», хвастаясь победами над опасностью, купаясь в адреналиновой эйфории.
̶ - Чур, я «во́да»! – крикнул Мика, бросившись за грязной тряпкой, игравшей роль «квача́», которым «оса́ливали» следующего «воду», - У вас фора три минуты, потом я пойду искать!
Мика был самым юрким и быстрым, безбоязненно, словно скалолаз, скользящий по стенам, неизменно без повреждений спрыгивал с большой высоты, чтобы догнать и «осалить».
-̶ Разбегаемся! – крикнул Пискун, уже набегу к темному проёму недостроенного подъезда. Вольфрам со всех ног побежал за ним, но друг уже скрылся внутри. Он бежал по изломанным лестничным клеткам, кое-где висящим на одной арматуре, ловко перепрыгивая через торчащие штыри толстой проволоки и глыбы разбитого бетона, то и дело попадавшимися на пути. Забежав на очередной этаж, он осторожно выглянул из бесформенного оконного проёма: что там Мика? Низкорослого мальчишки в прошлогодней куртке Вольфрама, висевшей на нём мешком, во дворе не оказалось – видимо уже побежал искать. Вольф затаился, возле большой дыры в полу, прислушиваясь, в любой момент ожидая появления «воды».
̶ "Квач!" – громко и визгливо заорал кто-то прямо над ухом. Вольфрам сам не понял, как оказался висящим между этажами, судорожно цепляясь одной рукой за ржавые арматурины, тщетно пытаясь подтянуться, хватаясь другой за крошащийся и осыпающийся под ладонью бетон. Над ним в сумерках маячило испуганное лицо Мики, пытавшегося ухватить его за одежду, вытянуть за руку…
̶ -Держись! – скороговоркой бормотал он, - Я тебя вытяну, ты ведь мой друг! Останься! Пожалуйста останься! Ты мой друг!
Ему удалось схватить Вольфрама за руку, бесплодно шарившую по бетону: его хватка напоминала тиски.
-̶ Ты ведь мой друг? – как заведенный твердил Мика, вытягивая его из провала. Они с Пискуном никогда не подозревали в нем такой силы.
̶ - Конечно, друг! – выдохнул Вольфрам, почуяв под коленом твердый бетон: Мика его уже почти вытащил.
̶ - Ты останешься со мной? – в голосе Мики слышалось ликование.
«Какие глупости он несет», - подумал Вольфрам, практически уже выбравшись, но все ещё хватаясь за руку мальчишки, который, похоже, переживал шок.
̶ - Куда я денусь? Конечно останусь, только тяни, - пробормотал он. Вдруг там, где была рука Мики, образовалась пустота. Тщетно пытаясь схватиться за воздух, Вольфрам балансировал на одном колене – другое он ещё не успел вытащить. Мелкая осыпь раскрошившегося некачественного бетона предательски поползла под упиравшимся коленом. Мальчик, в панике, поднял глаза, ища друга, верные руки которого куда-то исчезли… В прямом смысле: Мика постепенно таял в воздухе. Прошлогодняя куртка Вольфрама свалилась на пол. Последними погасли пронзительные глаза. Вольфрам, не удержавшись, скользнул в темноту глубокого провала.
***
В городском Совете было решено разобрать заброшенный недострой на окраине города после того, как там погиб мальчик, сорвавшись с высоты. Егор Силантьев, первым нашедший разбитое тело товарища, выбежал на улицу с криками. Он твердил, что они играли втроём, но, кроме трупа Вольфа Концебовского третьего мальчика не обнаружили. У бабушки погибшего, от услышанных новостей, случился тяжелейший сердечный приступ – адвокат Концебовский приехал на двойные похороны – сына и матери. Именно по настоянию адвоката, стройку, и образовавшуюся на её месте стихийную свалку, разобрали, обнаружив в подвале заваленное осколками плиты, наполовину разложившееся, тело другого ребенка. По характеру травм предположительно установили, что маленький бродяжка залез в подвал, чтобы согреться, где на него обрушилась часть некачественного бетонного блока, убив и похоронив его под завалом. В образовавшуюся на этом месте яму кто-то слил отработанный солидол, который пропитал одежду трупа, частично способствовав его сохранению.
***
Егор заканчивал обучение в приюте, куда его определили после лишения матери и отца родительских прав. Он выучился на сварщика, благополучно устроился на работу, познакомился с девушкой. Они частенько встречались с Юлей в сквере, который разбили на месте неблагополучной стройки.
Осенью темнело рано. Уговорившись после работы встретиться на их обычной скамейке, Егор ходил взад-вперед по короткой аллее. «Сегодня же Хэллоуин»! – неожиданно всплыло в голове. В очередной раз, проходя мимо, он заметил, что на их месте кто-то сидит.
- Чего ты мельтешишь, Пискун? Присядь с нами: ты ведь наш друг! – узнал он голос Вольфрама – Вольфа Концебовского.
̶ - Правда ведь, друг? – вторил ему Мика высоким мальчишеским голосом.
