- Да, Яков Моисеевич, задали вы жару! Теперь москвичи не скоро опомнятся, и детям своим закажут устраивать такие безобразия!
В голосе репортёра звучало неприкрытое восхищение, и Ярослав видел, как это приятно Яше. Оно и понятно: многие московские сыщики считаются с его мнением Гиляровского, полагая его лучшим специалистом по теневому миру Белокаменной.
- И ведь, почитай, без крови обошлись, и даже покалеченных раз-два и обчёлся! А ваш фокус с шариками этими красящими - так просто пальчики оближешь, какая прелесть! Это надо было изобрести такое иезуитство: дно дело, когда власть кровушку народную льёт или хоть нагайками казачьими потчует, и совсем другое – когда тебя заляпают смердящей дрянью так, что родные-знакомые будут потом неделю сторониться…
А это уже был комплимент Ярославу – именно он в своё время, составляя для Корфа доклад о методах противодействия массовым беспорядкам, используемым в гуманном двадцатом веке, упомянул не только о слезоточивом газе, перцовом аэрозоле и прочих достижениях демократии.
Итак, доклад был закончен и передан по назначению, после чего Ярослав и думать о нём забыл – до того момента, когда был вызван в химическую лабораторию при Д.О.П.е, где состоялся серьёзный и обстоятельный разговор о том, какие именно разработки в этой области можно попробовать воплотить в жизнь.
Не вдаваясь в излишние подробности – после полугода работы была создана начинка для нового типа полицейских боеприпасов. О, нет, ничего сколько-нибудь токсичного - просто эти вещества не очень хорошо пахли и к тому же, обладали отличной проникающей способностью. Стоило нескольким каплям каплям угодить на кожу – и всё, вонь будет держаться дня три-четыре, не меньше.
Смесью этой предполагалось заполнять желатиновые шарики для пейнтбольных маркеров. Ярослав изрядно удивился, узнав, что «попаданцы» ещё до его появления здесь ввели их в употребление – причём как своеобразный спорт и вид развлечения, так и в качестве учебного оружия для специальных подразделений, создание которых шло полным ходом, как в армии, так и при Жандармском Корпусе[1]. Правда, маркеры для этого пришлось переделать – калибр их увеличился почти втрое, и они сделались однозарядными – зато на испытаниях новые «спецсредства» продемонстрировали неплохую эффективность. Правда, до сих пор не было случая испробовать их в деле – полторы сотни «полицейских духовых ружей» с соответствующим запасом шаров плюс некоторое количество сотен хлорпикриновых ручных газовых гранат ждали своего часа на секретных складах, а при столичном жандармском управлении был создан «особый отряд», в полсотни бойцов, которых обучали пользоваться новинками.
И вот, когда беспорядки в Первопрестольной, называется, назрели – более того, стало очевидно, что они и затеяны-то для того, чтобы спровоцировать власти на большое кровопролитие выставив их защитниками дьявольских опытов подкупленных немцев, скубентов и жидов от православного люда – опытную разработку вытащили из закромов и отгрузили спецрейсом в Москву. Вместе с ними поехали две сотни противогазов, изготовленные на одной из петербургских фабрик, а так же защитные «доспехи», за неимением кевлара и ударопрочного пластика склёпанные из толстой кожи, а так же арборитовые щиты, напоминающие скутумы римских легионеров. Эти комплекты дополнялись полицейскими наручниками и дубинками, изготовленными из-за дороговизны дефицитного каучука, из ясеневых палок, плотно обмотанных кусками сизалевого троса. Вероятность разбить таким «демократизатором» голову или переломать кости была не в пример меньше, чем при использовании обычных деревянных дубинок, входивших в оснащение блюстителей порядка многих европейских государств, а так же лондонских «бобби» и заокеанских полицейских.
Новинки и самое главное, подготовленные люди, прибыли в Москву буквально в последний момент – едва хватило времени, чтобы раздать снаряжение заранее отобранным и сведённым в особый отряд жандармам и полицейским, и наскоро их обучить, как события понеслись подобно сорвавшейся со склона лавине. Целую ночь поступали донесения о группах горожан, собирающихся в разных районах города; кое-где в городовых полетели камни, кое-где их наоборот призывали присоединиться к возмущённым москвичам. Яша едва сдерживал обер-полицмейстера, которого толкал под локоть генерал-губернатор князь Долгоруков, от необдуманных действий. В результате, войска остались в казармах, а казачьи разъезды появлялись в городе редко и нерегулярно, старательно избегая столкновений с появившимся невесть откуда «народными дружинами – эти прикалывали себе на шапки маленькие иконки и при виде казаков принимались громко распевать молитвы, размахивая невесть откуда взявшимися хоругвями. Подобная «нерешительность» властей не могла не вызвать взрыва энтузиазма – ага, испугались!» Ночь пошла тревожно; кое-где вспыхивали пожары, но пожарные, слава Богу, справлялись; рассказывали о баррикадах на Тверской и Большой Ордынке, однако репортёры московских газет, кинувшиеся проверять «жареные факты», ничего такого не подтвердили.
На следующий день беспорядки вспыхнули с новой силой. Утренние газеты вышли с сообщениями о самосуде над несколькими студентами и преподавателями Университета, учинённом охотнорядскими сидельцами и лабазниками - причём другие студенты при этом примыкали к протестующим. В час пополудни толпа, собравшаяся на Арбатской площади, двинулась по Знаменке, миновала дом Пашкова и потекла по Моховой, к зданию Университета.
Здесь, на Сапожковской площади, их и встретили - шеренги полицейских, позади которых маячили верховые жандармы с казаками, перекрыли и Моховую, и восточную сторону площади, выходящую к Кутафьей башне. Вид «омоновцев» в кожаных доспехах и шлемах, со щитами и - будто всего этого было мало! - в пугающих кожаных «намордниках», один вид которых, вызывал у горе-демонстрантов оторопь. Первые ряды при виде эдаких страстей притормозили, но задние, которым ничего не было видно – а соответственно, и пугаться было нечего – напирали, да и несколько монашков в потрёпанных рясах и с хоругвями принялись завывать, призывая москвичей пострадать за веру. И когда щиты немного раздвинулись, и между ними появились короткие медные стволы, напоминающие ручные мортирки, бывшие в употреблении ещё во времена Елизаветы Петровны, никто не обратил на это внимания.
Толпа передвигалась по городу достаточно медленно, так что репортёры, с самого утра сидевшие в готовности, отреагировали мгновенно, и слетелись к месту действия, как мухи на мёд. Был среди них и Гиляровский – но он благоразумно не стал ни смешиваться с толпой, ни жаться к стенам домов на тротуарах, а выбрал выигрышную со всех точек зрения позицию - на балконе третьего этажа доходного дома Торлецкого, углом выходившего как раз на скрещение Воздвиженки и Моховой. В точности туда, где подогретая монахами толпа упёрлась в стену щитов. К тому же, дядя Гиляй был оснащён не в пример лучше прочих своих собратьев по ремеслу – под толстенным извозчичьим тулупом (из своего богатого жизненного опыта он знал, что одеяние это неплохо защищает не только от брошенных камней, но и от казачьих нагаек) он прятал отличную видеокамеру, привезённую в числе прочих «сувениров» из двадцать первого века. И когда толпа хлынула на прорыв стены щитов, и в ответ на полетевшие в полицейских булыжники зафыркали мортирки-газомёты, он увлечённо водил объективом из стороны в сторону, фиксируя малейшие нюансы происходящего.
Эффект от применения «нелетальных средств» оказался потрясающим. По толпе то тут, то там вспухали крошечные бурые облачка – помимо двух с половиной десятков мортирок, стрелявших из первого ряда в упор, ещё втрое большее их число работало из задних рядов, навесом. Кроме того, перекрывшие Воздвиженку жандармы стали швырять хлорпикриновые гранаты (газомётов у них не было), что тоже добавило живости хаосу, в момент охватившему площадь.
Погромщиков стоило бы, пожалуй, пожалеть, подумал репортёр. трупные запахи и ароматы гниения – как только всё это вместе с хлор-пикрином добралось до органов дыхания и прочих слизистых оболочек, площадь истошно взвыла. Люди побросали хоругви и дрючки и заметались из стороны в сторону, тщетно пытаясь найти место, не затронутое смрадной, разъедающей глаза пеленой. Волна убийственной вони добралась и до третьего этажа – Гиляровского вырвало, и содержимое его желудка отправилось через ажурный железный парапет, на головы мечущихся внизу людей.
Если бы не принятые заранее меры - наверняка не обошлось бы без подавленных и покалеченных. А так полицейские заслоны расступались, отсекая отдельные группки спасающихся бегством, после чего их наскоро профильтровывали и растаскивали по подворотням. Большая часть «демонстрантов» сумела, тем не менее, вырваться и разбежаться, и спустя несколько часов город наполнился самыми невероятными и пугающими слухами, в которых, чем дальше, тем сильнее угадывались насмешки – ещё бы, ведь от каждого из жертв «кровавого царского режима», жаждущих поделиться своей историей, к тому моменту разило как из хорошенько выдержанного на тридцатиградусной жаре помойного ведра. Ни о каком повторении шествия ситуации речи в такой быть, конечно, не могло. Вечерние газеты поместили несколько издевательских заметок о том, что власть теперь забрасывает бунтовщиков содержимым городских выгребных ям, для чего якобы мобилизованы все московские золотари. Недовольное брюзжание быстро сошло на нет; место его заняли сотни глумливых баек, приклеивших к страдальцам с Сапожковской площади обидное прозвище «засранцы». Ну, и по мелочам (тем не менее, не упущенным въедливыми московскими репортёрами московских газет): на Сухаревке несколько дней подряд наблюдался устойчивый рост спроса на дешёвое готовое платье и обувь; от телег старьёвщиков, скупавших тряпьё для подмосковных бумагоделательных и картонажных мануфактур, стало подозрительно пованивать, а лавочники по всему городу в два дня распродали запасы мыла, дочиста опустошив и собственные полки, и склады поставщиков.
…в общем, двух дней не прошло, как всё успокоилось. – закончил повествование репортёр. – А ведь как подумаю, чем бы это всё могло обернуться в иной ситуации – холодный пот прошибает! Почище того вашего «Кровавого воскресенья»…
Ярослав кивнул. За время своего недолгого пребывания в двадцать первом веке Гиляровский не мог узнать слишком много – попросту не хватило бы времени. Но с помощью дяди Юли и выход был найден: репортёр обзавёлся простеньким ноутбуком и десятком лазерных дисков с разного рода энциклопедиями по истории и прочим общественным наукам – каковые и изучал, тратя на это всё своё свободное время.
- Приятно сознавать, что власти в кои-то веки проявили осмотрительность. – подвёл итог репортёр. – Конечно, с немалой долей византийского коварства – но это уж как водится в нашем отечестве. Всё лучше, чем кровь лить…
- Знать бы только, что за паскуда такая растрепала насчёт тех троих, в Шлиссельбурге… - поддакнул Яша. – Ну ничего, вот вернёмся – я поспрошаю. Я очень поспрошаю!
Гиляровский покачал головой.
- Думается, вы неправы, Яков Моисеевич. То есть, длинные языки нашлись, конечно, но чтобы ещё и злой умысле – извинипте-с, не поверю. Наверняка всё проще было: когда обгорелые тела из казематов выносили, кто-нибудь из крепостной стражи или из вольнонаёмных, кто там работает увидел – и пошло-поехало. На каждый роток не накинешь платок, сами знаете, а долго ли до Москвы этим слухам добраться? А здесь уж, на старые дрожжи…
Может, вы и правы. – кивнул Яша. – Но разобраться всё-таки стоит. В конце концов, здесь, в Москве мы выловили не меньше полудюжины доморощенных масонов, которые, как выяснилось, замешаны в этой истории по уши. Причём деньги и указания они получали из Питера, и логично было бы предположить, что к разглашению сведений о Шлиссельбургской трагедии они тоже имеют отношение…
- Может, мы зря тогда уехали в Москву? – предположил Ярослав. – Здесь и без нас справились бы, а там быстро прошлись бы по горячим следам – глядишь, что-нибудь и вправду нарыли бы!
- А если бы не справились? – сощурился Яша? – В конце концов, ты у нас единственный, кто по-настоящему разбирается в этих ваших… тонкостях. Вот наломали бы наши держиморды дров – кто бы потом расхлёбывал?
Ярослав спорить не стал – действительно, методику противодействия массовым беспорядкам в Академии МВД преподавали крепко. Теперь эти знания пригодились.
- Надо бы нам организовать особые курсы, на манер минных классов, которые Никонов устроил для флотских офицеров – только для жандармов и полицейских. – продолжил развивать тему Яша. – Боюсь, московские беспорядки – только первая ласточка, и не можем же мы метаться туда-сюда, на манер пожарной команды? Надо срочно подготовить толковых жандармских офицеров, а они уж пусть формируют в главных городах Империи спецотряды. Для начала – в Москве, Варшаве, Киеве, а там как пойдёт…
- Ещё Кишинёв надо и Одессу. – добавил Ярослав. – Уверен, обломившись в Москве, наш противник примется раскручивать антисемитскую тему. Собственно, она и здесь звучала, но так, на втором плане. А вот в южных городах, в пределах черты оседлости, евреев много – отчего ж не попробовать? Тут, главное, спичку кинуть, а там само полыхнёт…
- Разумно. – согласился Гиляровский. – Я бы и сам поприсутствовал на таких курсах – с разрешения Евгения Петровича, разумеется.
Яша нахмурился – еврейская тема оставалась для него достаточно болезненной, несмотря на принятое пару лет назад лютеранство.
- Вернёмся – обдумаем, обсудим. Я не успел рассказать: сегодня из конторы градоначальника мне принесли депешу, шифрованную. Корф сообщает: мадемуазель Алиса доехала-таки до Тулузы и изъяла из банковского сейфа интересующие нас бумаги. Сейчас она едет в Париж, а оттуда, через Берлин и Варшаву в Петербург. Просит нас поторопиться назад.
- Проблем в банке не было? – осведомился Ярослав. Узнав об истории с запертым в сейф портфелем, он попытался убедить Яшу поручить изъятие ему – всё же, бывал в тех краях и языком владеет! - но Корф предпочёл поручить это задание своей пассии.
- Откуда им взяться, проблемам? МакГрегор выдал всю потребную информацию: номер сейфа, кодовое слово для сотрудников банка, даже ключ отдал! Представь, он всё это время был у него на цепочке от часов, а мы даже не подумали его изъять!
- Век живи, век учись… - хмыкнул Ярослав. – Когда едем-то? А то я хотел ещё немного прогуляться по центру Москвы. Сухаревка там, книжные развалы на Старой площади…
- С вашего позволения – составлю вам компанию. - Гиляровский поднялся со стула, сразу заняв огромным своим телом чуть не половину Яшиного кабинета – разговор шёл в помещении сыскной конторы на Варварке. – В Москве сейчас не совсем неспокойно, а со мной на вас ни одна собака не гавкнет – если вовремя обнюхает, конечно…
[1] Это подробно описано в 2-й книге цикла «Мартовские колокола».
Если кто-нибудь из читателей захочет поддержать автора в его непростом труде, то вот карта "Сбера": 2202200625381065 Борис Б. Заранее признателен!