Это были дни благоденствия. Забыв обо всем на свете, сняв с головы так тяготившую его корону, Гидеон Чёрный принц впервые за долгое время был абсолютно счастлив. Все для него отошло на дальний план, он не думал ни о предстоящей войне, ни о будущем династии, были лишь Каскадеи, вилла на морском обрыве и Сангрида.
Сир Каллат послушно уехал в столицу, собирать войска, и они остались вдвоём, вдали от чужих глаз. Слуги старались держаться тени, и казалось, что тот рай, который он некогда обещал Сангриде, наконец-то был ими обретен.
Она не подпускала его так близко, как он того желал, но и не отталкивала. Как и в прежние юные годы, предоставленные сами себе, они резвились в морских водах, долгими вечерами гуляли по берегу или в саду и говорили обо всем на свете. И спали тоже вместе, порой лишь незадолго до рассвета забываясь крепким сном. Как же было чудесно лежать рядом с Сангридой, слышать, как её тихий шепот смолкает и сменяется ровным дыханием. Ради этого стоило жить, и Гидеон был готов отказаться от всего, что имел, лишь бы до конца дней засыпать, держа её в своих объятиях.
А конец его жизни был недалек. Он ощущал приближение смерти, как порой чувствовал в воздухе приближение дождя. Тучи уже сгущались над ним, и от них было невозможно укрыться. Порой он думал, как это произойдёт, и успокаивал себя мыслями о славной смерти на поле боя. Оттого ещё сладостнее ему были эти дни, и он наслаждался каждой минутой, как если бы ей предстояло стать последней.
Чувствовала ли это Сангрида? Казалось, что и ей передалось его настроение. Все чаще она одаривала его внимательным взглядом, точно пыталась подметить незаметные перемены, происходившие в нем. Они больше не говорили ни об Альдо, ни о Саграте, как будто одно звучание этих имен могло разрушить их волшебное единение. Время остановилось.
Казалось, что дни, когда они воровали у торговцев на верфи, были лишь вчера, а годы правления закончились десятилетия назад. И когда темными южными ночами, он привлекал её к себе, она не отстранялась, отвечая на его поцелуи. Гидеон боялся все испортить, а потому невероятным усилием воли заставлял себя остановиться. Он не знал, сколько ещё сможет вынести эту пытку, но не мог удержаться от соблазна. Порой у него перехватывало дыхание от несправедливости жизни. Все, что он делал, было ради Сангриды. Он был уверен, если ему удастся обрести силу и власть, она неизменно уступит ему, и тогда уже никто на свете их не разлучит. И то, что было для него средствами достижения самой желанной цели в его жизни, подменило собой саму жизнь. И Гидеон ничуть не обманывал себя - он бы отдал все, что имеет, ради её любви. Впрочем, эта любовь всегда ему и принадлежала, но не могла найти высвобождения.
- Через неделю мне придётся уехать, - сообщил он как-то утром, когда они с Сангридой привычно прогуливались по саду. Небо было затянуто тучами, и как нельзя больше соответствовало его хмурому настроению. Сангрида перевела на него испуганный взгляд.
- Так скоро? Я думала, у нас есть ещё месяц.
- Был, но уже минуло три недели. Пора в последний поход.
Сангрида испуганно подняла на него взгляд, но ни о чем не спросила, а он был не в силах что-то пояснить. Меньше всего ему хотелось заговаривать с ней о смерти. Чтобы отвлечь её, он начал говорить о предстоящих задачах.
- Мы войдем в Вайс по понтонному мосту. Пролив в этом месте узкий и непригодный для водной переправы. Никто не охраняет границы острова так далеко от портов, и берег пустынен. Быть может, никто и не заметит нашего вторжения, пока мы не выйдем на восточное побережье. На острове почти нет воинов, не считая красных вдов, но мы не станем претендовать на Дол, им не будет причин, чтобы нам мешать. Красные пашни сдадутся без боя, мы возьмём под свой контроль порт и все пришвартованные в нем суда.
- Тогда другие корабли побоятся заходить на остров.
- Нет. Вайс для этого слишком богат. Когда страх утихнет, и первые корабли благополучно вернутся домой, торговля возобновится с новой силой. После Пашен мы продвинемся вглубь острова, захватим города Самр, Гроф и Эберт. Говорят, стены Эберта покрыты золотом, и земли от него до Южного моря сплошные копи. Лучшие ювелиры создают столь изысканные украшения, что от их красоты можно лишиться рассудка, а те бесценные безделушки, что носят на себе дамы с континента, всего лишь работы юных подмастерьев. Мы легко возьмём Эберт. Горожане привыкли рассчитывать на силу золота, откупаясь им от врагов, но я не для того перехожу пролив. Самр и Гроф не придут ему на помощь, и в этом будет залог их падения. Мы все так же предложил им золото в обмен на признание моей власти, и это будут не украшения, а часть копей. Какая разница, какой город добывает металл, если он целиком принадлежит мне?
- А что потом? - завороженная его рассказом, спросила Сангрида.
- Кто знает? - с улыбкой ответил Гидеон. - Земли южнее никогда ещё не покорялись путешественникам. Они нанесены на карту лишь благодаря мореходам, но что скрывается за лесами, никто не знает. Говорят, что эти земли были первыми, сотворенными богом, и все мы родом оттуда, и никому не дано туда вернуться. Быть может, я поведу на них войска, и мы раскроем правду. Как бы то ни было, через неделю поход начнётся.
- Гидеон, - Сангрида остановилась. Она подняла на Чёрного принца опасливый взгляд, и сердце его замерло в недобром предчувствии. Имя Альдо точно повисло между ними в этой настороженной тишине, и Гидеон отчаянно пытался сообразить, какой ответ теперь будет предпочтительнее. Но заклятое имя так и не прозвучало.
- Я хочу отправиться в поход вместе с тобой.
- Со мной? - Гидеон засмеялся. - Сангрида, ты сама не понимаешь, о чем просишь. Это не увеселительная прогулка. Это война. И никто не знает, что нас ждёт. В лагере может начаться эпидемия, закончиться провиант и вода, мы можем на месяцы застрять под крепостными стенами. И все это при условии, что нашей стороне будет сопутствовать удача. В лагерь могут ворваться, его могут поджечь, мы банально можем бежать, бросив его.
- Я не боюсь, - с холодной решимостью ответила Сангрида. - Ты обещал мне, что теперь мы всегда будем вместе. Или это пустые слова?
- Сангрида, - он взял её за руку, и, тщательно подыскивая слова, произнёс, - я действительно хочу этого. Но не таким образом. К тому же, если ты отправишься в качестве моей спутницы, твоя репутация навсегда окажется испорченной. Даже я не смогу закрыть всем рты и удержать от неверных выводов. Ты знаешь, что о нас скажут.
- Мне все равно. Я пережила так много потерь, что теперь не останусь в стороне. Чего бы это мне ни стоило. Мне все равно, что о нас говорят, Гидеон. Ты дороже всего, что есть в моей жизни, и я не отпущу тебя лишь оттого, что кто-то сочтет меня твоей любовницей.
Они вновь коснулись болезненной темы, и между ними повисло неловкое молчание. Сангрида повернулась к нему спиной и сделала шаг по направлению к морю, но он остановил её.
- Вспомни тех женщин, что жили в гареме в дни нашей юности, - пылко сказал Гидеон, - дочерей Аластера. Все они были похожи друг на друга, все рано были отданы замуж. Но не ты. Ты была другой. Неужели тебе так сложно представить, что нас не связывает родство, что я тебе не брат?
Сангрида подняла на него насмешливый взгляд.
- Мне легко заставить себя в это поверить. Я даже могу поверить в то, что Аластер не мой отец, ведь я никогда по-настоящему его не знала. Но что быть с кровью Талтосов, которую я ощущаю в своих жилах? Признаться себе, что я всего лишь дочь купца? Нет, я не могу. И не это ли лучшее доказательство? Упрямство и гордость черты нашего рода.
Гидеон не ответил. Затем, точно собравшись духом, он шепотом пробормотал.
- А быть может я не сын Аластера. Что, если мой отец его брат Мервин, законный супруг матери? Я не был похож ни на Лестера, ни на Дована. Ни на Аластера.
- Я не хочу больше об этом думать. Мы никогда не узнаем правды, тогда есть ли смысл истязать себя сомнениями? Для меня достаточно знать то, что я знаю, испытывать то, что всегда испытывала. Я - Сангрида Талтос, и я люблю тебя.
Гидеон притянул её к себе и поцеловал. Руки Сангриды обвили его шею, она крепко прижалась к нему, точно боялась упасть. Затем, так же внезапно она отстранилась.
- Поклянись мне, что не погибнешь. Что мне останется, если тебя не станет?
- Мой престол. Твой сын - мой наследник, но ты станешь править от его имени. Лишь когда бремя власти станет для тебя непосильным, тогда ты возложишь его на плечи Саграта. Мы - дети Аластера, кому как не нам править Островом? Лестер давно сошёл с этого пути, есть только ты.
- Нет! - оборвала его Сангрида. - Не говори так. Даже думать об этом не хочу! Ты будешь править долгие годы, и у тебя будет много сыновей.
- Думаю, я не способен к рождению здоровых детей. Я никогда не задумывался об этом прежде, но теперь почти убеждён в том, что их гибель - моя вина. В моём гареме много женщин, я мог бы узнать наверняка, может ли у меня родится здоровый наследник, но я всегда был крайне осторожен. Я не любил Илеану и не был к ней добр, но я никогда не унижал её, как королеву, позволяя наложницам рожать.
- Так будь милосерден к своей жене. И тогда бог дарует вам сына.
- Следующие роды убьют её. Я больше никогда не прикоснусь к ней. Если Илеана та, кем я её считаю, она покинет светский мир и уйдёт послушницей в храм. Это единственный способ сохранить её жизнь и спасти будущее Острова. Я возьму вторую жену.
Щеки Сангриды вспыхнули, она смерила его растерянным взглядом, и двинулась к шатру, где уже накрыли завтрак.
Весь этот день Сангрида была странно задумчива. Она невпопад отвечала на его вопросы, все чаще молчала. Закат они встретили на обрыве, и долго стояли, наблюдая, как солнце скрывается за горизонтом. Ужинать им пришлось раздельно - вторгнувшийся в их счастливое затворничество посыльный привёз Гидеону толстую папку писем и донесений. Некоторые из них требовали немедленного ответа, и он взял бумаги в кабинет сира Каллата, куда ему принесли ужин. Посыльного отправили на кухню, с тем, чтобы он подкрепился перед завтрашней долгой дорогой в Нерелиссу.
Когда Гидеон закончил, на часах было глубоко за полночь. Он устало потер глаза и, вышел из кабинета. На вилле было очень тихо, лишь слышался мерный рокот волн и стрекотание цикад. Гидеон недолго постоял на террасе, завороженный видом ночного океана, а затем направился в спальню Сангриды, уверенный в том, что она уже спит.
Но он ошибся. В спальне ещё тускло горели свечи, а Сангрида сидела за столом, сжимая в руках бокал вина. Волосы её были распущены и тёмной волной спускались по спине, глаза блестели от выпитого. Гидеон подошёл к столу и налил себе вина, после чего жадно его осушил, не отрывая взгляда от Сангриды. Тонкая ткань сорочки была ненадёжной преградой для взгляда, прежде она ложилась в постель раньше, чем он приходил.
- Я всегда преклонялся перед твоей чистотой, - хрипло сказал он, точно продолжая прерванный разговор. - Ты всегда давала мне надежду, когда я стоял на самом краю, и ты возвращала мне веру. Ты говорила, что мои грехи святы, что я орудие божье, и на мне нет вины. Что все, что с нами происходит - его воля, и мы не испытываем чувств иных, чем те, которые он в нас вложил. Ты была моим проповедником, но верила ли ты в то, что говоришь?
- Что, если нет?
Гидеон во все глаза уставился на Сангриду. Она улыбнулась.
- Что, если я говорила лишь то, что ты ожидал от меня услышать, то, что я должна была сказать?
Она поднялась из-за стола и подошла к Гидеону. Тот не сводил с неё горящего взгляда.
- Всю свою жизнь я поступала так, как нужно. Я молилась, была со всеми добра и предусмотрительна. Я была принцессой, которую во мне желали видеть. Но я уже сказала тебе сегодня - я Сангрида Талтос. И я чертовски устала бороться с той кровью, что течёт в моих жилах. Я не притворялась, нет, ты был неправ, говоря, что я всего лишь играю роль королевы Равнины.
Но я отрицала часть себя. Ту часть, что хотела быть с тобой, ту, которую завораживала твоя жестокая решительность и ненасытное властолюбие. И когда ты говорил о том, что уничтожил непокорный город, часть меня ликовала этой победе. Мне было все равно, кто погиб. Ты пробуждаешь во мне самые тёмные чувства. Это правда, Гидеон. Я не боюсь божьего гнева, я боюсь лишь саму себя. Мы одной крови и плоти, в нас кипят одни страсти. Мы погубим себя, потому что впереди нас ожидает лишь безумие.
Гидеон, все ещё не доверяя услышанному, притянул ее к себе. Сангрида усмехнулась и поднявшись на цыпочки, впилась в него требовательным поцелуем. Кровь отхлынула от головы, он больше не мог ни о чем думать. Пальцы Сангриды разделывались с завязками его сорочки, кожа горела от её прикосновений, он задыхался. В постели Чёрного принца были сотни женщин, но никогда прежде он не терял головы от близости с ними.
Возиться с её сорочкой не было сил, он безжалостно разрывал бесценный нерелийский шелк, ни на мгновение не отрываясь от её губ. Шелк пал к ногам Сангриды, обнажённая она предстала перед ним, и картина, которая возникала перед его глазами столько раз, воплотилась в жизнь. Подхватив Сангриду на руки, он перенес её на постель. Он покрывал поцелуями каждый миллиметр её плоти, с трудом оставаясь в сознании от пьянящей страсти. Это казалось горячечным бредом, просто не могло быть правдой, и все же происходило на самом деле.
Расправившись, наконец-то, со своими брюками, он не медлил. И вздох, сорвавшийся с губ Сангриды, когда они слились воедино, был важнее любого крика победы, которые он одерживал в своей жизни. Она не сдерживала его, напротив, ещё больше разжигала желание. Он был почти груб, чего никогда не позволял себе ни с Илеаной, ни с наложницами в гареме, но она приветствовала эту грубость. Они были Талтосами, и они желали одного. И когда их страсть нашла выход, Сангрида не отстранялась от него, не покинула в ужасе от сотворенного комнату. Переведя дыхание, она села в кровати и руки её, заскользили по телу Гидеона, она точно слепая, изучала каждый выступ его мускул, каждый шрам. Гидеон заворожено наблюдал за ней.
- Теперь ты моя, - охрипшим голосом произнёс он. - Я сожгу все храмы в этой стране, и вместе с ними сгорят все члены консистории, если они посмеют сказать против нас хоть одно слово.
- Пусть горят, если они не осознают своей глупости. Невозможно разделить то, что является одним целым. Одна плоть, одна кровь. Талтосы, владыки Чёрного острова, ублюдки Аластера.
Гидеон опрокинул её на спину. Руки Сангриды обвили его плечи, и она притянула его к себе. Как много лет они смиряли греховные желания, но теперь время запретов миновали. Они не могли насытиться друг другом.
- Ты спала с Каллатом? - спросил Гидеон. - Впрочем, моего слова будет достаточно, чтобы аннулировать этот брак. Второй брак и второй раз недействителен. Не превращай это в привычку.
Лицо Сангриды точно помертвело. Улыбка померкла, томный огонь померк в глазах и она отстранилась.
- Сангрида? - недоуменно пробормотал Чёрный принц, не понимая, чем вызвана подобная реакция. Произошло то, чего он так боялся - незримая стена вновь опустилась между ними.
- Никогда не говори со мной об Альдо, - чеканя каждое слово, отозвалась нерия. - Я любила своего мужа, и я никогда не сочту этот брак недействительным. Он существовал и был настоящим. И прекратился он не словом подкупленного Крысом отца Гифорда, но смертью моего мужа. Я вдова, Гидеон. Никогда не пытайся соперничать с моим покойным мужем, в этой борьбе тебе не победить.
Гидеон потемнел. Он отстранился от Сангриды, и пламя ярости вспыхнуло в его глазах.
- И ты бы выбрала его, если бы он не спекся на огне? - с ядом в голосе спросил он.
- Я бы выбрала свою прежнюю жизнь. В Равнине я всегда была счастлива. Теперь же я счастлива лишь рядом с тобой. И как бы сильна ни была бы моя любовь к тебе, это все неправильно. Разве может сравниться светлое бытие в райском саду с плотскими утехами ада? И все же я здесь. И я никогда тебя не покину, Гидеон.
- Ты говоришь так, будто обречена на это. Будто наша любовь бремя, которое ты смиренно взваливаешь на свои плечи.
- Так и есть.
Гидеон вскочил с кровати. Лицо его исказила мука, а руки мелко дрожали, когда он поднимал с пола одежду.
- Будь ты проклята! - прошипел он, одарив напоследок Сангриду ледяным взглядом, а затем опрометью бросился прочь.
Ворвавшись в конюшню, он рывком стянул спящего посыльного с соломы и влепил ему пощечину. Мужчина испуганно затрепыхался в его руках, но злость предала Чёрному принцу нечеловеческие силы.
- Найди в порту капитана Мираклюса и вели ему передать в Равнину следующие слова - покончить с колченогим. Ты запомнил?
Посыльный поспешно закивал.
- Кто это?
- Не твоё дело, - рявкнул Гидеон. - Передай, чтобы все решилось немедленно.
- А письма?
- К дьяволу их! Скачи опрометью в порт, если не успеешь к рассвету, я вырежу всю твою семью, но сперва отдам всех женщин своим воинам. Пусть позабавятся перед походом. А теперь прочь!
Поскальзываясь, мужчина опрометью бросился отвязывать коня и, оседлав его, выскочил прочь со двора.
Гидеон долго смотрел ему вслед невидящим взглядом, а затем, точно подкошенный, рухнул на соломенный пол. Ему показалось, что копье вошло ему под ребра, боль ослепила, Гидеон не мог дышать. Прижав к груди колени, он шумно втянул в лёгкие воздух, но выдохнуть уже не смог.
© Энди Багира. 2018 г.