– Предлагаю тебе принять участие в рискованном проекте, – сказал Евгений. – Называется он «Посадка на Луну». Это тебе не в преферанс играть, тут думать надо.
– Но ведь и в преферансе думают…
– Не смеши. Я видел, как ты играешь: тупо помнишь все варианты и ничем не рискуешь.
– А нужно непременно рисковать?
– В жизни всегда приходится делать выбор. Но шутка в том, что ты до конца не знаешь, правильный он или нет. А это совсем не просто – жить и не быть уверенным, что поступаешь правильно.
Странный какой-то Женя. Говорит намёками. Предлагает рисковать жизнью.
– А в чём риск-то?
– Ошибёшься – погибнешь.
– Это как?
– Взорвёшься.
– Прям здесь, на стуле.
– Нет, на Луне. Погибнешь сам и погубишь команду. У тебя нет права на ошибку, поэтому для начала хорошенько потренируемся. И в этом нам поможет машинная программа-симулятор. Считай, что мы сейчас находимся на орбите Луны и должны отправиться к ней на лунном модуле.
– Неплохо придумано. Мы одна команда? А зачем нам к Луне?
– Родина требует. С исследовательской целью, естественно. Ты против?
– А меня возьмут?
– Если справишься с тренировками, если выдюжишь.
Тон Евгения был настолько серьёзен, что я не понимал, говорит он правду или играет в непонятную игру.
– Мы с тобой оба инженеры, – сказал Евгений, – но один из нас должен быть командиром и управлять лунным модулем. В командиры будем готовить тебя.
И чего все вокруг хотят, чтобы я непременно командовал? В школе заставляли быть старостой и отдуваться за чужие шалости, в техникуме подполковник произвёл меня в командиры взвода и принуждал палить из мелкашки в ни в чём не повинную мишень, на заводе я считаюсь старшим в смене, где взрослые мужики и тётки волокут гораздо лучше в техпроцессе… Судьба у меня, что ли, такая – всегда быть крайним?
Я поделился сомнениями с Евгением и рассказал ему о том, что случилось со мной практически сразу, как только устроился на работу, – может, прошёл месяц всего, а может, и того меньше.
Проблемы начались из-за Ельцина. Только не из-за Бориса, а из-за Владимира, в просторечии – Вовки. О Борисе тогда ещё никто из нас ничего не слышал, он объявился позже, и из-за него проблем не было – была большая беда в масштабах всей страны. А вот из-за Вовки то и дело возникали проблемы и, как мне казалось, нешуточные. Я потом переживал долго.
Вовка был комсоргом цеха, и познакомились мы с ним на первом же субботнике, который был организован на заводской турбазе «Берёзка» в Алкино. Приехал я туда автобусом с толпой незнакомых ребят – в большом коллективе ещё не освоился и оттого чувствовал себя неловко. Так уж я плохо устроен: мне надо время, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Вот мухи, к примеру, очень даже уверенно, по-хозяйски ведут себя в чужой тарелке, а я так не умею – теряюсь сразу и тушуюсь. Ельцин заметил некоторую мою отчуждённость в коллективе и решил стать моим покровителем. И поступил, как потом выяснилось, неосмотрительно.
Пару часов мы мели бетонные дорожки на турбазе и собирали мусор, на этом бы субботник и закончился, если бы по традиции не полагалось его обмыть. Нет, "обмыть" здесь неточное слово, просто было принято отмечать завершение общего дела праздничной трапезой. Бог знает, откуда повелась эта российская традиция. Накрыли поляну – причём в самом прямом смысле: расположились на уютной лужайке, расстелили скатерти, накидали привезённой закуски и, наконец, подали заготовленный спирт, настоянный на лимончике. Я было скромненько примостился с краю, но Ельцин показал на меня пальцем и сказал:
– Этого ко мне.
Ребята подвинулись, и я оказался рядом с комсомольским вожаком. Разлили спирт по стаканам, разбавили водой. Ельцин поздравил всех с окончанием субботника, похвалил особо отличившихся – всё это под радостные аплодисменты, – а потом вновь показал на меня и торжественно произнёс:
– Сегодня в наш коллектив вливается новый инженер «Скифа», прошу любить и жаловать.
– Пусть покажет, как он умеет вливаться, – крикнул кто-то, и все засмеялись.
Мне тут же и подали стакан в руки.
– Давай, покажи, как умеешь! – подзадоривали меня. – Не трусь, это всего лишь спирт.
Дураки! Они не знали, что я прошёл учебные курсы Валеры Калачёва. И именно по этому делу. Я стоял со стаканом в руках и смущался, да и вообще сам себе казался чересчур скромным парнем, отчего делалось даже противно.
– Давай, – повернулся ко мне Ельцин. – Не позорь меня, я поспорил, что ты осилишь. Да и за «Скиф» ты здесь один в ответе.
Ах за «Скиф»! Тогда другое дело! Робость моя улетучилась.
– Я не пью разбавленный спирт, – сказал я. – Остался где-нибудь чистый?
Опять все засмеялись, и внимание приковалось к моей персоне.
– Налейте ему чистый! – подскочил с места Ельцин, радостно потирая руки в предвкушении волнующего зрелища.
Он улыбнулся, и показалась приятной его улыбка. Откуда мне было знать тогда, что можно улыбаться и быть мерзавцем одновременно?
Принесли стакан и с издёвкой налили чуть ли не полный. И опять зря они это сделали. Мы у себя в отделе пили на спор по стакану. Правда, водку, а не спирт. Но где наша не пропадала!
Я сделал всё как положено, как учил старший опытный товарищ и друг, и опрокинул содержимое стакана в себя. Потом медленно вдохнул воздух через рукав и закусил бутербродом, который вложила в руку длинноволосая девушка. «Светлая и стройная, как есенинская берёзка», – залюбовался я ею.
Народ одобрительно зашумел, и тут же потерял ко мне интерес, началось веселье. Однако Ельцин почему-то расценил мой поступок как вызов и героически повторил мой подвиг. Наверное, зря он это сделал, потому как быстро потерял контроль над собой и стал гнать одну стопку за другой, быстро хмелея. И у меня в голове от выпитого давно уже играла музыка, что-то из Коула Портера, типа «Одинокий мужчина в мире затейливых женщин». Давешнее смятение прошло. Я осмелел, взял девушку-берёзку за руку и навсегда запомнил её длинные, тонкие пальцы без каких-либо узлов и ногти – ухоженные, словно отполированные, не то что у Иринки. А впрочем, возможно, это она взяла меня за руку и потянула из-за импровизированного стола.
– Меня зовут Лариса, – сказала она. – Я тоже работаю на «Скифе», только в другой смене. Проводишь меня до кустов? Покараулишь?
– Давай я тебя провожу, – съязвил с ухмылкой особо наглый патлатый тип с острыми ослиными ушами, но она не удостоила его ответом.
Мы отошли далеко в молодой ельник, и тогда Лариса скомандовала непререкаемым тоном старшей сестры. Я ещё удивился спьяну: всегда хотел, чтобы у меня была сестра, и вот те нате – случилось. Она сказала:
– Засунь сейчас же четыре пальца в рот и сблюй эту гадость!
Я оторопел.
– Чего ждёшь? Хочешь, чтоб я тебе помогла? Не стесняйся, я отвернусь.
– Так надо? – я переступил с ноги на ногу и застыл в нерешительности.
– Поверь мне.
Когда мы вернулись, на нас уже никто не обращал внимания, потому что всё оно было сосредоточено на комсомольском лидере. Бесчувственного Ельцина докантовали до автобуса и уложили прям на пол вдоль сидений. На том субботник и завершился. Много позже я оценил Ларисин поступок, она спасла меня в тот день. Жаль, что я потом не сумел ответить ей тем же.
Я о тебе, о далёкой, помню.
Лёгкий шаг, лица твоего сиянье…
Подписывайтесь на мой канал!